Еремей Парнов - Трон Люцифера. Краткие очерки магии и оккультизма Страница 2

На первый взгляд может показаться, что подобные гримасы общественного сознания совершенно необъяснимы, почти иррациональны, но стоит провести исторический экскурс и сопоставить между собой явления, бытовавшие на переломах самых различных эпох, как сразу проясняется и подоплека очередного феномена, порожденного кризисными ситуациями, от которых не перестает и, увы, никогда не перестанет страдать людское сообщество. Богатую пищу для размышлений о путях и капризах «контркультуры» дает и сравнение ритуалов всевозможных сект, лож и «каверн» - как давно канувших в Лету, так и самых современных, но черпающих убогое вдохновение и обветшалый реквизит из одних и тех же мутных источников. Вот почему в нашем повествовании будут постоянно пересекаться две временные линии. Одна, идущая из глубокой древности, позволит очертить происхождение и саму сущность «тайных» дисциплин, другая - современная - поможет постичь беспрецедентный парадокс современного сознания, воскресившего им же похороненные и проклятые тени. Это явится своеобразной перекличкой между средневековьем историческим и, скажем условно, «парадоксальным», противоестественно трансплантированным в миросозерцание и культуру нашего ракетно-космического века. «Интерес к оккультизму,- отмечалось в конце семидесятых годов в американском еженедельнике «Ньюсуик»,- в течение десятилетий не выходивший за пределы крайне ограниченного круга избранных, внезапно превратился в поистине массовое явление».

Так ли уж внезапно? - возникает законный вопрос. Еще в середине прошлого века богатеющая американская буржуазия предприняла отнюдь не безуспешную попытку пересадить на девственную почву Нового Света «множество средневековых традиций, религию, английское обычное (феодальное) право, суеверие, спиритизм,- словом, всю эту чепуху, которая непосредственно не мешала коммерческим делам, а сейчас весьма пригодна для оглупления масс»[1].

Щедро посеянные зубы дракона дали обильные всходы.

Магия во всем комплексе составляющих ее «тайных» наук не только игрушка пресыщенных умов. Она и сегодня, как и во времена Варфоломеевской ночи, остается орудием политической борьбы, бережно сохраняемым в арсеналах самой крайней реакции.

Если проследить резонансные пики оккультизма, то они неизбежно совпадут с активизацией крайне правых сил. Так было в Германии перед захватом нацистами власти, так было в России после поражения революции 1905- 1907 годов, когда с необычайной быстротой распространилась, по определению В. И. Ленина, «мода на мистицизм»[2].

В книге «Утро магов» Луи Повеля и Жака Бержье с характерной для обскурантизма эклектикой и неразборчивостью были изложены принципы «фантастического реализма», ведущего к «возрождению» якобы задавленной рационализмом творческой энергии человечества. Рядясь в одежды отчаянных реформистов, почти революционеров, авторы пытались уверить своего читателя, что причины всех нынешних бед и неурядиц следует искать в недавнем прошлом. Обвинив науку в том, что она-де наложила запрет на фантазию, они обрушились на современные духовные ценности, которые якобы заставляют человечество тащиться в хвосте прогресса, устремившегося во вселенский простор. «Мост между эпохой мушкетов и эпохой ракет еще не построен!» - патетически восклицали Бержье и Повель, ниспровергая сами основы знания, позволившего человечеству выйти в космос.

Нетрудно представить себе, каким рисовался этот немыслимый «мост» людям, приписавшим алхимикам и розенкрейцерам открытие ядерных превращений (достойно увенчавшее, кстати сказать, усилия столь хулимой ими науки). Случайные «озарения» и интуитивные догадки герметистов-алхимиков, составителей гороскопов, натуропатов не заслонят в нашей памяти костры аутодафе, колеса и виселицы, кровавые религиозные войны. «Век мушкета» ознаменовался вакханалией нетерпимости, повальным увлечением черной магией и некромантией. С легкой руки Екатерины Медичи, например, возродились гадания по внутренностям животных, ее алхимики соперничали между собой в изобретении изощренных отрав, прорицатели, распластав на окровавленных столах человечьи мозги, толковали на свой лад прихотливые рисунки извилин. А в эпоху «короля мушкетеров» Людовика Тринадцатого имел место позорный процесс Урбена Грандье, обвиненного в сношениях с дьяволом. Повелю и Бержье, усмотревшим современное «пробуждение духа» даже в оккультных изысканиях нацистских фюреров, нельзя отказать в некотором прогностическом даре. «Мостом», который грезился им в шестидесятые годы, явился заурядный средневековый шабаш, захвативший в свой вихрь часть травмированной термоядерным безумием, вконец изверившейся и замордованной безработицей западной молодежи.

Атака на разум, на позитивное знание, начатая с вылазки под флагом «фантастического реализма», обрела ныне масштабы тотального наступления. Под прицелом находится теперь не только позитивный багаж XIX столетия с его мнимыми прегрешениями против свободной мысли и не только марксизм, о который обломало свои копья не одно поколение ретроградов. Нет, нынешние апологеты варварства готовы сбросить со счетов все века, отделившие эпоху ракет от эпохи ведьм. Они готовы идти по пути прогресса не далее схоластики, прозябающей в монастырских кельях, не далее крестьянского серпа и цехового знамени. Их буквально завораживает звон рыцарских лат, гипнотизирует небо, не омраченное дымом заводских труб, зазывает на языческие игрища буйная сила первозданной земли, начисто свободной от всяких экологических проблем, а если чем и попахивающей, то только навозом. О голоде, чуме и крестьянских восстаниях при этом, конечно, не вспоминают. Огонь ведется сразу по двум целям: разуму, рациональному мышлению как таковому и рабочему классу, коему задним числом не позволяют даже выйти на историческую арену, ибо от него якобы и проистекает вся грядущая скверна. Во всем этом есть своя логика - разрушительная, можно сказать, оккультно-фашистская. Во всяком случае, в основе ее лежит полнейшее презрение к реальности. «Не нужно полагать человеческому уму какие бы то ни было границы»,- писал Рене Декарт, Чье «Рассуждение о методе» прозвучало погребальным колоколом всяческому вздору, измышленному замшелыми фанатиками. Можно, наверное, усмотреть изощренную насмешку судьбы в том, что именно на родине энциклопедистов и вольнодумцев появилось сочинение, впрямую атакующее непревзойденный трактат великого мыслителя. Но судьба здесь ни при чем. Людям свойственно самим выбирать себе духовных наставников. Одни с благоговением и признательностью обращают свой взор к гуманистам и реформаторам, других неодолимо влечет к погромщикам и всяческим изуверам.

О своей преданности идеалам самой крайней реакции декларативно заявил весьма известный историк, член Французской академии Робер Арон. Название, которое «бессмертный», как именуют во Франции академиков, избрал для своего труда, подчеркнуто тенденциозно - «Рассуждения против метода». Впрочем, «рассуждений» в памфлете не встретишь. Рассуждения подразумевают рассудок, а именно против него с патологической ненавистью ополчился Арон. Он поносит Декарта за то, что тот разработал «тоталитарную концепцию разума». А коль скоро операции разума совпадают с реальными законами мира, Декарт предстает интеллектуальным тираном, «стандартизировавшим способности человеческого духа» и «раздробившим человеческую душу». Это он, по мысли Арона, убил вдохновение и выхолостил поэтическую тайну, «избавив человека от всякого творческого усилия». Аргументы Арона заведомо лживы, но это ничуть не смущает автора «контррассуждений».

«Читая эту книгу, трудно поверить,- отмечал в «Литературной газете» журналист Лев Токарев, т- что она издана в последней четверти XX века,- так силен в ней затхлый дух средневекового мракобесия и навсегда похороненной Декартом схоластики».

Да поверить трудно, если читать в тиши кабинета с зашторенными окнами, абстрагируясь от колдовской вакханалии, сотрясающей индустриальный Запад. Но в том-то и суть, что тяга к мистике, к сатанизму не изолированное явление, не случайно проклюнувшийся больной побег перегнившего корневища. Как показала история, реакция имеет обыкновение контратаковать на всех фронтах сразу. Не случайно же с неостывшей страстью ухватились вдруг за Нострадамуса. Не только по причинам, обусловленным модой и конъюнктурой, как грибы начали появляться фильмы, романы и пьесы на темы дьяволизма и оборотничества. Очевидно, пионеры этого движения ощутили некий толчок (чтобы не сказать - социальный заказ) и сами дали направление моде, сами обусловили бум по части спроса и предложения. А такой бум налицо. В одной только Италии выходит около двадцати оккультных журналов, большей частью нацеленных почему-то на мертвецов-кровососов, о чем свидетельствуют названия: «Дракула», «Вампир», «Вампиресса» и даже «Вампириссимо». Можно ли рассматривать это явление в отрыве, скажем, от кровавых оргий террористов из «Красных бригад» и «Первой линии»? От очередного пароксизма военной истерии или ощущения неизбежной экологической катастрофы? «В случае атомной войны… бомба будет сброшена на большие города - Лион, Марсель, Париж… Те, кто спрячется в противоатомных убежищах, выйдут на поверхность, когда огромные орды пройдут над их головами и русские убьют все, что только можно убить. Затем уцелевшие жители городов плотными рядами, словно обезумевшее стадо, бросятся в деревни. Они умрут на дорогах, так как не смогут возродить жизнь, создав островки «а-ля Робинзон Крузо»… И спустя некоторое время, если больше не останется жратвы, съедят самого маленького члена семьи!» Этот бред взят не из очередного «романа ужасов», а из репортажа преуспевающего фотографа Мартена «Французы, которых безумно пугает угроза войны», опубликованного в парижском еженедельнике «Нувель литтерер» в ноябре 1981 года. «Разум заставляют молчать»,- с горечью признается профессор М. Маскино в статье «Сумерки разума», опубликованной во французском ежемесячнике «Монд дипломатик». «Отказаться от требований разума,- развивает он свою мысль далее,- это значит стелить постель варварству… Ибо не безнаказанно пробуждают чудовищ, которые подсознательно дремлют в людях: когда химеры завладевают находящейся в исступлении толпой, они убивают».