Нина Молева - Сторожи Москвы Страница 2

А во второй половине I тысячелетия нашей эры начинается заселение московских земель собственно славянами (VI–VII в.). До этого восточные части территории дьяковской культуры занимали финноугорские племена, предки мери, веси и других племен, как называли их летописцы, западные же части – балты. Собственно Москву заселяют славяне из племенного союза вятичей. Они долгое время развивались обособленно от могучего государственного объединения восточных славян – Киевской Руси. Лесной вятический край даже при Владимире Мономахе, т. е. в XII веке, считался неизведанной, к тому же заселенной язычниками землей. Хотя Киев и надеялся на последующее его присоединение.

Ранние погребения вятичей связаны с существовавшим у них обычаем сжигания умерших. Позднее они обращаются к курганным захоронениям, которые сохраняются и после принятия христианства. Курганным насыпям обычно придавалась полукруглая форма, и были они небольшими – не выше двух метров. Почти в каждом сохранились остатки поминальной тризны – угли от костра, черепки разбитой посуды, кости животных. Женщин независимо от возраста хоронили в свадебном уборе.

Одевались вятичи в шерстяные и льняные ткани собственного, реже привозного производства. Ввозились к ним главным образом шелка. В племенной убор входили бронзовые или серебряные височные кольца, хрустальные и сердоликовые бусы, ажурные бронзовые перстни, разнообразные браслеты. И – кожаная обувь.

Курганы славян-вятичей разбросаны по всей территории нынешней Москвы. Это Коньково, Голубино, Зюзино, Тропарево, Ясенево, Фили, Царицыно, Узкое, Теплый Стан, Деревлево, Раменское, Крылатское, Орехово, Борисово, Чертаново, Шипилово, Чагино. Селища XII–XIII веков есть и на берегу Головинского пруда, и на Садово-Кудринской площади, и в устье Яузы, а городища – на Самотеке, около Лыщикова переулка, рядом с Андроньевским монастырем, на Остоженке.

Торгово-ремесленный поселок вятичей на Боровицком мысу Москвы-реки рано выделился среди других. Это объяснялось проходившими около него торговыми путями. С VIII столетия по Москве-реке и ее притокам шла очень оживленная торговля между Востоком и Западом. Купцы из Средней Азии и Ближнего Востока, проплывая по Волге, Оке, Москве к торговым центрам Севера и Северо-Запада, задерживались и торговали на земле вятичей. Это был действительно Великий Волжский путь, куда более древний, чем знаменитый «из варяг в греки» по Днепру. О нем говорят находки археологов в черте нынешней столицы – арабские монеты IX–XI веков.

Этому водному пути соответствовала и сухопутная дорога к Новгороду. Когда в 1135 году появился город Волоколамск, она получила название Волоцкой. Шла дорога через Москву-реку, бродом в районе Каменного моста, иначе говоря – под самым Боровицким холмом. В этом же месте ее пересекал путь из Киева в Смоленск и на Северо-Восток. Тем самым поселок на Боровицком холме поддерживал и контролировал этот важнейший перекресток сухопутий.

Можно предположить, что в действительности на холме располагалось даже целых два поселка. Один занимал вершину, в районе нынешней Соборной площади, другой, значительно меньший, находился на оконечности мыса – при впадении Неглинной в Москву-реку. Каждый из них имел круговое укрепление из рва и вала с частоколом. Окружавшие их посады развивались вдоль Москвы-реки и Неглинной. Раскопки «конюшни» на склоне Неглинной позволяют увидеть здесь часть постоялого двора. Эта часть посада была ближе к узлу торговых путей, другая, тянувшаяся вдоль Москвы-реки, была занята пристанями.

Как же будет молодец у реки Смородины,А и взмолится молодец:А и ты мать быстра река,Ты быстра река Смородина!Ты скажи мне быстра река,Ты про броды конные,Про мосточки калиновы,Перевозы частые…Провещится быстра рекаЧеловеческим голосом,Да и душой красной девицей:«Я скажу те, добрый молодец,Я про броды конные,Про мосточки калиновы,Перевозы частые.С броду конногоЯ беру по добру коню;С перевозу частогоПо седеличку черкесскому;С мосточку калиноваПо удалому молодцу;А тебя безвременного (незадачливого) молодцаЯ и так тебя пропущу».Переехал молодецЗа реку за Смородину.Он отъехал как бы версту-другую,Он глупым разумом похваляется:«А сказали про быстру реку Смородину —Ни пройти, ни проехати,Ни пешему, ни конному, —Она хуже, быстра река,Тое лужи дождевыя!»…Воротился молодецЗа реку за Смородину…Нельзя, чтоб не ехатиЗа реку за Смородину:Не узнал добрый молодецТого броду конного,Не увидел молодецПеревозу частого,Не нашел молодецОн мосточку калинова.Поехал молодецОн глубокими омутыДа и стал тонуть.А и взмолился молодец:«А и ты мать быстра река,Ты быстра река Смородина!К чему ты меня топишьБезвременного молодца?»Провещится быстра рекаЧеловеческим языком,Она душой красной девицей:«Безвременный молодец! Не я тебя топлю…Топит тебя, молодец,Похвальба твоя – пагуба…»Утонул добрый молодецВо Москве реке Смородине.

Вода – она играла в судьбе поселка на Боровицком холме немалую, если не решающую, роль. Слов нет, прокладывались – «теребились» пути и через лесную глухомань, но куда удобней для тех же целей оказывались реки с бесчисленными притоками. В Московской области их даже сегодня насчитывается около двух тысяч. Из них 912 входят в бассейн собственно Москвы-реки, 700 – в бассейны Клязьмы и Верхней Волги, остальные забирает Ока.

Сама Москва легко могла стать северной Венецией с протекающими по ее землям ста двадцатью ручьями и реками. Могла бы. Но более ста из них да еще семьсот прудов, множество стариц и болот сегодня либо засыпано, либо заключено в трубы. Былые реки, лощины, овраги давно превращены в проезды, улицы, гораздо реже – в скверы. Буквально на наших глазах едва не погибли знаменитые Патриаршьи пруды, сохраненные только непреклонной волей москвичей.

С северо-запада селение на Боровицком холме имело дополнительную защиту в виде промоины естественного происхождения, возникшей от срастания двух оврагов, которые прорезали берега Неглинной. Один проходил у Троицких ворот нынешнего Кремля, другой – между 2-й Безымянной и Петровской башнями. Эта промоина служила фортификационным сооружением еще в дославянские времена.

Народ селился здесь охотно, так что на территории современной столицы даже в домонгольский период располагалось не менее ста славянских поселений. О той же высокой плотности населения свидетельствуют и многочисленные курганные группы. Их в пределах Москвы более семидесяти, и каждая служила некрополем местного поселения.

К тому же существовали, по свидетельству преданий, вокруг основного поселения «красные села», во всяком случае на месте Высокопетровского монастыря и на северо-востоке Китай-города.

Сегодня археологи уже не сомневаются (на основании раскопок) – феодальный «град Москов» существовал еще в XI веке, а в течение последующих двух столетий он превратился в крепость с прилегавшим предградьем – посадами. В период феодальной раздробленности и борьбы за великое Киевское княжение владимиро-суздальские князья потянулись к «Москову»: необходимость выхода к узлу главных дорог Руси имела слишком большое значение.

Больше двадцати лет один из младших сыновей Владимира Мономаха, Юрий Владимирович Долгорукий, мечтает о полноте отцовской власти. В пылу жаркой борьбы один за другим поднимаются на отеческий престол его родные братья. Семь лет правит в Киеве Мстислав Великий, столько же сменивший его брат Ярополк. После Ярополка Монаховичам не удается удержать престола – семь лет его занимает Всеволод II, из так называемой черниговской ветви потомков Владимира Святого. Сын Мстислава Великого – Изяслав II возвращает в семью власть над Киевом.

Между тем, как рассказывает Ипатьевская летопись, в 1147 году зовет Юрий Владимирович на встречу очередного своего союзника, князя Новгород-Северского и Черниговского Святослава Ольговича: «Приди, брате, ко мне в Москов».

Святослав Ольгович недавно вынужден был бежать в лесной Суздальский край из начисто разграбленного собственного дома и хозяйства. Князья-родичи опустошили его Новгород-Северскую волость и собственную усадьбу князя в Путивле. Увели они семьсот человек дворни, три тысячи кобылиц и тысячу коней, не считая несметного множества «готовизны» – продовольственных запасов.