Роберт Говард - Китайские забавы Страница 2

- Может, ты хочешь выйти к ним и объявить, что финальный поединок отменяется? - поинтересовался я.

- Нет, нет! - поспешно ответил он, трясущейся рукой смахивая пот со лба. - У тебя есть форма и секунданты?

- Найду! - успокоил его я. - Беги скорей на ринг и объяви этим уродам, что финальный бой начнется через минуту!

Итак, он отправился к публике торопливой походкой человека, спешащего на свидание с палачом, а я повернулся к тому парню, что пытался втиснуться под скамейку. Этого остолопа клуб нанял, чтоб он драил полы и служил секундантом тем бойцам, у которых своих помощников не было. Я шлепнул парня по заду и внушительно попросил:

- Иди сюда и помоги мне сдвинуть это бревно!

Дрожа от страха, он выполнил приказание. Мы затащили англичанина в раздевалку и уложили на стол. Он начал проявлять робкие признаки жизни. Я стащил с него халат и трусы и напялил на себя. Секундант молча наблюдал за мной как завороженный.

- Хватай ведра и полотенца! - скомандовал я. - Не нравится мне твой видок, но ничего не поделаешь. Уж лучше такой секундант, чем вообще никакого. Идеальных не бывает. Пошли!

* * *

С таким вот секундантом я поспешил на арену, и уже в проходе зрители встретили меня яростными приветствиями. Бизли толкал им какую-то речь, но я услышал только самый конец. Он закончил примерно так:

- ...Таким образом, если вы, джентльмены, проявите немного терпения, то через минуту-другую Драчун Пемброук будет готов к выступлению... хотя вот он и сам направляется на ринг!

Сказав это, Бизли быстренько смылся. У него не хватило духу сообщить толпе, что произошла замена. На меня взглянули, потом злобно уставились, недоумевая, а затем, когда я уже подошел к рингу, здоровенный детина вскочил со своего места и заорал:

- Да никакой ты не Драчун Пемброук! Бей его, ребята...

Я успокоил его ударом в подбородок, от которого он рыбкой перелетел через первый ряд. Потом я повернулся лицом к ревущей толпе и, выпятив широченную грудь, свирепо взглянул на зрителей из-под многократно рассеченных бровей.

- Кто еще думает, что я не Драчун Пемброук?

Толпа надвигалась на меня, издавая гортанное рычание, но, увидев мою первую жертву, остановилась. Презрительно хмыкнув, я повернулся к ней спиной и взобрался на ринг. Помощничек поднялся следом и начал неуклюже массировать мне ноги. Это был один из тех медлительных болванов, для которых жизнь проходит так быстро, что они не успевают сообразить, что к чему.

- Который час? - спросил я.

Он вытащил часы, долго шевелил губами и в конце концов вымолвил:

- Пять минут одиннадцатого.

- У меня в запасе больше часа, - пробормотал я и взглянул на своего соперника в противоположном углу ринга.

То, что он - личность популярная, я понял по размеру призового фонда. Большинство выступающих на ринге "Тихого часа" получали по десятке баксов за поединок независимо от исхода. Даже эти крохи приходилось чуть ли не силой выбивать у антрепренера. Мой противник был прекрасно сложен, правда слишком бледен, а лицо его было совершенно бесстрастным, как у тунца. Мне показалось, что я его знаю, но я никак не мог сообразить, кто же он такой.

Толпа недовольно роптала, но малый, представлявший нас публике, был настолько флегматичен, что, видимо по дурости, никого не боялся, даже посетителей "Тихого часа". В целях экономии времени он представлял нас, пока рефери отдавал нам положенные указания.

Вот что говорил ведущий:

- В этом углу ринга - Моряк Костиган, вес...

- А где Пемброук? - заорали зрители. - Это не Пемброук! Это чертов янки, подлый сукин сын!

- Тем не менее, - глазом не моргнув продолжал ведущий, - он весит сто девяносто фунтов. Его соперник - Задира Джексон из Кардифа. Вес - сто восемьдесят девять фунтов.

У взбесившихся зрителей аж пена выступила на губах, на ринг полетели всякие гадости, но тут прозвучал гонг, и они мигом притихли. Всем не терпелось насладиться зрелищем. Ведь, в конце концов, они пришли сюда ради хорошей схватки.

* * *

С ударом гонга я вылетел из своего угла с серьезным намерением закончить поединок первым же ударом. Правой я нацелился ему прямо в челюсть и не скрывал этого. Презираю всяческий обман. Пригнись он на долю секунды позже - бой был бы тут же закончен.

Я не стал долго размышлять и вслед за ударом правой нанес еще один левой. Джексон застонал, когда мой кулак вонзился ему под сердце. Затем его правая метнулась к моей челюсти, и по тому, как кулак просвистел мимо, я понял, что он начинен динамитом. Не давая противнику времени опомниться и собраться с мыслями, я серией ударов загнал его на другую сторону ринга и прижал к канатам. Публика пришла в неистовство, полагая, что я вот-вот его прикончу. На самом же деле я не причинил ему вреда, на который рассчитывал. Дело в том, что он умело прикрывался руками и к тому же откатывался назад вместе с ударом. А когда сам наносил удары, то особо не церемонился. Один раз заехал мне в живот, а потом в глаз и вдобавок вдоволь потоптался по моим ногам.

Однако на подобные мелочи в "Тихом часе" никто не обращает внимания. Публика считает, что они придают остроту зрелищу, а рефери их попросту не замечает.

Но я был раздражен и, стремясь свернуть Джексону шею боковым, раскрылся и подставился под его удар справа. Его рука мгновенно метнулась вперед, словно разозленная кобра. Я еле успел уклониться, и кулак Джексона только скользнул по моему подбородку. В ответ я вывел его из равновесия резким прямым левой в зубы, а сам все продолжал думать об этом его коронном ударе. Он мне явно кого-то напоминал, но сейчас не было времени соображать, кого именно.

Теперь Джексон задействовал левую, нанося ей то молниеносные прямые, то быстрые и резкие хуки. Однако в этих ударах не было той мощи, что таилась в его правой руке, и ему удалось лишь слегка расквасить мне губу. Правую он держал наготове, я внимательно следил за ней и, когда он снова пустил ее в дело, нырнул под удар и обеими руками провел быструю серию ударов в живот. Он по-прежнему был собран как стальная пружина, но моя серия в живот ему явно не понравилась. До конца раунда он отсиживался в защите.

Едва я опустился на табурет, как помощничек тут же хлестнул мне по глазам полотенцем - он где-то видел, как секунданты машут на отдыхающих боксеров, - а потом с размаху вылил мне на голову целое ведро ледяной воды. Это было совершенно излишне, я тотчас сказал ему об этом на простом и понятном языке, не стесняясь в выражениях, но, видимо, у него в голове была всего одна извилина. Он был уверен, что боксеров окатывают подобным образом независимо от их желания.

Я все еще говорил своему секунданту про его умственные способности, когда прозвучал гонг. В результате пулей вылетевший из своего угла Джексон набросился на меня прежде, чем я успел дойти до центра ринга. Он нанес мне удар левой и следом правой. Вжик! Кулак просвистел в воздухе, словно молот на стальной пружине!

Я ушел вправо и ударил его левой в живот. Он задохнулся, покачнулся, и я решил тут же закончить дело молниеносным ударом правой в голову. Но я не учел, что стою на том самом месте, где мой тупоголовый секундант вылил ведро ледяной воды. Сделав замах, я наступил на кусочек льда, и, когда я уже летел на пол, Джексон привел в движение свою начиненную динамитом правую и на этот раз не промахнулся.

Черт подери! Это совсем не походило на удар человеческого кулака. Казалось, в моем черепе взорвалась пиротехническая мастерская. Я явственно видел пролетающие кометы, метеоры и другие небесные тела и услышал, как кто-то пытается их сосчитать. Потом в голове моей слегка прояснилось, и я понял, что слышу голос рефери, который склонился надо мной и ведет отсчет секунд.

Я лежал на животе, и мне казалось, что в этом зале звонят во все колокола. Из-за этого звона я еле слышал голос рефери. Но вот он произнес: "Девять!", и я встал. Такая уж у меня привычка. Это моя специальность подниматься. Я поднимался с попа многих рингов от Галвестона до Шанхая.

Ноги меня не слушались - одна стремилась на юго-запад, другая загребала на восток, - и мне казалось, что началось землетрясение. Я слышал грохот ливня и рев ветра, но вскоре сообразил, что это грохочет и ревет у меня в ушах после удара ужасной силы.

Джексон снова набросился на меня с легкостью и быстротой пантеры. Ему не терпелось вновь пустить в ход свою правую. Должно быть, он думал, что я поднялся на ноги только для того, чтобы он мог меня бить. Любой старожил ринга сказал бы ему, что, независимо от моего состояния, пытаться познакомиться со мной с помощью удара правой - значит нарушить первое правило собственной безопасности.

Он сделал замах правой и выбросил ее вперед, а я отбил этот удар и провел левый хук в корпус. Лицо Джексона позеленело, как позеленело бы у любого после мощного удара железным кулаком в живот. И не успел он нанести следующий удар, как я повис на нем, стиснув в медвежьих объятиях.