Владимир Хотиненко - Новые русские бесы Страница 2

Я лично считаю, что эти вещи нельзя инспирировать. Одно дело, когда князь Владимир загнал всех в Днепр и крестил. Здесь задача была во многом политическая. Поэтому они с Константином Великим и остаются совершенно отдельными персонажами в истории христианства. Но в нормальной обстановке приход к вере должен происходить спокойно, мягко, с детства. У меня трое внуков: старшему Серафиму – пять лет, есть еще Ванечка и Фекла. Вот они в храм ходят с детства. У них это все намного естественней. Православие – это уже часть их. Вера должна прививаться, что называется, с младых ногтей.

– Для кого же вы снимали фильм о первых христианах, на какую аудиторию он рассчитан?

– Он снимался для широкого круга зрителей. Поэтому мы долго и тщательно выбирали ведущих – для каждой серии своего. В первой, о Петре – это Кшиштоф Занусси, он у нас как мостик между православием и католицизмом. Во второй – Машков. Мне кажется, он так хорошо погрузился в тему апостола Павла, что даже сам изменился. Во всяком случае, с ним интересно было работать. А в пятой серии – Никита Михалков. Мы брали не просто известных актеров и режиссеров, а интересных рассказчиков. Каждая серия – рассказ. Историческая правда, конечно, остается исторической правдой, но, как известно, порой она диссонирует с верой. Надо было искать какой-то компромисс. И потом, мы хотели рассказать эту историю людям не только и не столько верующим, но и тем, кто далек от веры.

– Думаете, посмотрев ваш фильм, неверующий человек изменится?

– Я надеюсь, что это пробудит в нем интерес. К этим людям, мученикам, и их идеям. Ради чего, собственно, они страдали? Хотелось перекинуть мостик в то время. Может быть, кого-то это и направит. Ради этого стоит рисковать.

– Какие моменты съемок вам запомнились больше всего?

– Таких моментов было много. Те же съемки у могилы Петра… Но в тот день был еще один интересный случай. Могила апостола находится непосредственно под куполом (на этом месте раньше было кладбище). И вот, пока съемочная группа собирала внизу аппаратуру, я поднялся и оказался в Соборе, прямо под куполом, совершенно один! Это ни с чем не сравнимое ощущение! Там, к тому же, зажгли полный свет, который включают только для папских служб. Представляете, за окном ночь, и я один стою под куполом Микеланджело в залитом светом Соборе. Потрясающе…

Еще был замечательный случай. В Риме есть храм святого Франческо Нового. Там хранятся отпечатки колен апостола Петра. Они прямо выплавлены в камне. Был такой Симон Волхв, и в день Вознесения он, чтобы разоблачить христиан, при огромном стечении людей, стал тоже «возноситься». А Петр молился. И, в конце концов, Волхв упал и разбился. Многие говорят: «да ладно, какие там отпечатки», а для меня это реальность, потому что это было столкновение не только духовных, но и каких-то материальных сил, поэтому и следы на камне остались. Но дело даже не в отпечатках. Настоятель храма открыл нам придел и показал икону, которая была записана другой и открыта сравнительно недавно, в 50-х годах прошлого века. По преданию, ее написал апостол Лука. И я первый раз в своей жизни, прости Господи, поверил, что это именно та, настоящая икона, а не список. Представляете, она в пятом веке уже была почитаема! До появления рублевской «Троицы» еще 800 лет! А она уже почитаема! И вот стоишь перед ней, думаешь… На территории нашей страны еще вообще непонятно что творилось, а этой иконе уже поклонялись.

Есть там еще одно замечательное место. Это в церкви Санкта Санторум. Там находится лестница, которую святая Елена привезла из Иерусалима. В ней 28 ступеней, она закрыта деревянным настилом, а ступени отполированы паломниками, которые поднимаются по ней на коленях и на каждой ступеньке читают «Отче наш». Это непередаваемое ощущение. А когда поднимаешься наверх, видишь в окошечке икону Спаса Нерукотворного. Для нас ее открыли…

Да мне все запомнилось. Это же Рим! Это такой город, который невозможно до конца изучить.

– А что это за лестница?

– Вот мы и сняли фильм, чтобы об этом рассказать… По этой лестнице Иисус поднимался к Понтию Пилату. И когда это доходит, входит в тебя… и когда еще на коленях туда поднимешься…

– Вы так же трудно шли к Церкви?

– Это был длительный процесс, он продолжался, может быть, полгода. Я тогда учился на высших режиссерских курсах. И вот, почувствовал, что мне не хватает какой-то опоры. Не хватает и все, не могу. И крестился. В храме Знамения Божией Матери на Рижской. Потом там же венчался.

– Владимир Иванович, вы ведь закончили архитектурный. Как вы решили стать режиссером?

– Ну, тут судьба. Я, когда закончил институт, довольно быстро понял: тем, что я подразумевал под архитектурой, мне заниматься не придется. На дворе был семьдесят шестой год. Мне нужно было принимать какое-то решение. И я ушел в армию на год, чтобы не отрабатывать три года по распределению. А потом однажды в отпуске встретился с Никитой Михалковым – он по каким-то делам приезжал в Екатеринбург. Мы с ним довольно долго говорили, а под конец он сказал: «А не попробовать ли тебе пойти в кино, в режиссуру?». С этого все и началось. Одним словом, судьба. До этого я все время рисовал, что-то писал. Даже в армии. Кино знал достаточно хорошо – в архитектурном многие им увлекались, прорывались на просмотры Тарковского и других. В результате Оксана Черкасова, например, стала известным аниматором, Бутусов – рокенрольщиком знаменитым. Такой уж период был в архитектурном, многие сменили род деятельности.

– А как вообще приходит идея фильма, к примеру, того же «Мусульманина»?

– Мы тогда работали с Валерой Золотухой, мы с ним уже «Макарова» сделали, и он мне в двух словах рассказал эту историю: возвращается из Афганистана, из плена, парень по фамилии Иванов, по имени Коля и все бы хорошо, но он там, в плену, принял Ислам. Я сказал: «Хорошо, давай будем делать». Меня вдруг «пробило», я словно увидел всю картину. И Валера написал сценарий.

Но, вообще-то, у меня по-разному это происходит. У меня была замечательная картина, она, к сожалению, вышла, когда развалился СССР, и затерялась в межвременье. Она называлась «Рой», по роману замечательного писателя Сергея Алексеева. А идея возникла так: я летел в самолете к родителям, вижу – кто-то забыл журнал, я его взял и прочитал историю о том, как собака, дог, ползет к ослепленному медведю и лижет ему глаза. Потом связался с автором, и родилась картина. Очень по-разному бывает. По большей части – это просто стечение обстоятельств. Но это только на первый взгляд. На самом деле, ты всегда куда-то идешь. И если идешь по правильной дороге, попадаются правильные деревья, на них живут правильные пчелы, у которых находишь правильный мед. А если не туда свернул, то никакого меда нет. Внешне выглядит как случайность, но на самом деле… Есть такое замечательное выражение: кто верит в случайность, тот не верит в Бога.

– Есть такой режиссер, Владимир Иванович Хотиненко. Кто он? Что он за человек?

– Сложный вопрос, очень сложный. Я родился на Алтае, в маленьком степном городке Славгороде. У меня многое из детства в голове отпечаталось, но особенно помню один день: ранняя осень, дождичек мелкий, гулять никто не вышел. И вот я сижу под забором, мокрый забор такой, с зеленью… Мог бы домой пойти, но сижу. Смотрю на огороды, домишки, и мне одновременно тоскливо, одиноко и очень хорошо. Так тоскливо и так хорошо!.. Я тогда не читал Чехова, не знал «Трех сестер», но точно помню, в голове звучало: в Москву! в Москву! И поэтическое чувство, зародившееся тогда, по-прежнему живет. Это замес: одновременно и плохо, и хорошо. И весь смысл мироздания в такие минуты не понимаешь даже, а как-то вдруг ощущаешь. Что-то такое до сих пор во мне есть, я все еще тот мальчишка под забором. И еще столько хочется почувствовать, узнать, подготовиться, чтобы потом куда-то туда…

2005 г.

В верующих людей труднее поселить зло

(Интервью В.И. Хотиненко для интернет-издания «православие. ru». Журналист Игорь Зыбин)

Фильм «Поп» повествует о скорбях, радостях и повседневной жизни скромного сельского батюшки, который во время Великой Отечественной Войны окормлял православных верующих на оккупированных немцами территориях. О том, как шла работа над проектом, какое значение фильм приобрел для его создателей, рассказывает режиссер фильма «Поп» Владимир Иванович Хотиненко.

– Владимир Иванович, как случилось, что вы обратили внимание на роман «Поп» Александра Сегеня?

– Это было достаточно давно. Я совершенно случайно, хотя случайностей не бывает (тот, кто верит в случай, как правило, не верит в Бога), встретился с М. Швыдким, бывшим в ту пору министром культуры. Он сказал, что у него есть тема, которая может меня заинтересовать. И в двух словах рассказал мне историю Псковской миссии, о которой я не слышал ни-че-го. При этом он упомянул, что в этой миссии работал отец патриарха Алексия II. Меня эта история очень сильно «зацепила». Во-первых, потому что это совершенно неизвестная большинству страница Великой Отечественной войны. Драма невероятная. Тема тоже невероятно сложная, потому что это история священников, которые на оккупированной территории Псковской области организовали миссию – ее главой был владыка Сергий (Воскресенский) – и стали исполнять свой священнический и человеческий долг, что (и это совершенно естественно) вызывало, как минимум, двойственную реакцию. Ведь для кого-то они стали предателями… Ведь немцы поначалу помогали открывать церкви, восстанавливать их из клубов и складов. Кстати, это происходило не только в Пскове, а во многих других местах тоже. Я, когда занялся изучением этого материала, узнал много интересного: бывало, люди сами отыскивали какого-нибудь старого батюшку, который уже давно был на покое, приводили его в восстанавливаемый храм, и церковь оживала.