Евгений Кукаркин - 37-й пост Страница 2

- Неужели весь арабский мир против нас?

- Он давно против нас. Когда выезжаешь?

- До второго поста дотяну к ночи?

- Дотянешь. Если поедешь сейчас.

- Тогда постараюсь побыстрей накормить свою команду и тронусь.

- Желаю тебе выжить, старлей.

Самое прекрасное пожелание в этой глупой войне.

Мои солдаты сидят под колесами машин и едят из котелков кашу. Даже врачиха, присела на камни, под тень танка и еле-еле перемещает ложку, давясь гречкой. Я подхожу и присаживаюсь к ней.

- Ну как, себя чувствуете?

- Паршиво. Чувствую, что мои нервы после такой поездки совсем расшатаются. Я ведь понимаю, что самое страшное впереди и уже сейчас не могу отделаться от чувства страха.

- Мы все так, не вы одна. Это ребята при вас еще держаться, а так... Я уже здесь за время службы такое насмотрелся... Провожу колонну, а все молчат, от страха молчат. Сегодня же хорохорятся, разговаривают даже.

- Говорят, у вас с командиром части не очень хорошие отношения. Он вас в самые паршивые операции первым посылает.

- Правильно говорят. Полковник подонок.

Она пристально смотрит на меня.

- Про вас идет очень много слухов... А в этот раз вы в чем провинились?

- Набил рожу замполиту полка...

- Боже мой, но вас же могли отдать под трибунал. Ведь замполит порядочная сволочь, это я сама знаю.

- Могли, но слишком уж я был прав и потом бил я его не в служебное время.

- А разве на войне есть неслужебное время?

- Есть. Я его бил в кровати.

Врачиха улыбается. Я догадываюсь, что она давно все знает, но лишний раз хочет убедится в правдивости истории.

- Как в кровати?

- Так. Пришел вечером, когда он спал у шл..., у одной женщины, сорвал одеяло и несколько раз врезал.

- Действительно с вами не соскучаешься.

Ко мне подскакивает сержант Джафаров.

- Товарищ старший лейтенант, колонна готова к отправлению.

- Хорошо. Мы сейчас идем. Выкиньте вы эту кашу, товарищ лейтенант, прошу я врачиху, - запейте компотом и поехали. Нас ждет 37 пост.

Опять все сидят на броне в большом напряжении. Колона ползет вдоль реки, которая крутится между гор.

- Товарищ старший лейтенант, - ко мне оборачивается Коцюбинский, - а здесь на этом посту, который мы проехали, все готовятся к отправке на родину. Я говорил с ребятами, они утверждают, что приказ подписан и уже первые части своим ходом пошли к границе.

- Я говорил с командиром поста, он мне сказал тоже самое.

- Значит и нас того..., скоро в Союз.

- Не знаю. Но зато вижу одно, нас посылают совсем в другую от родины сторону, на 37 пост.

- Мать твою, - взрывается сержант, - почему так не везет. Осталось три месяца до дембеля, а тут... полезли в эту дыру.

- Неужели нами хотят пожертвовать, чтобы спасти всю армию, недоумевает Коцюбинский. - На 37 посту только два взвода.

- А кто сказал, что линия фронта на 37 посту? Пока в Герате и других местах стоят наши части, мы будем выполнять свой долг, - решил ему ответить я.

- Долг, в гробу я видел этот долг, - уже шипит Джафаров. - Мы пришли сюда исполнять свой этот интернациональный долг, а против нас выступил почти весь народ Афганистана. Может тогда это слово запихнем в одно место.

- Чего расшумелся. Замполита на тебя нет. Слышал бы он, голову бы точно оторвал.

- Нашего замполита в такую дыру не пошлют, - сообщил какой то салага.

- А за что вы набили ему рожу? - неожиданно успокоился сержант и задал мне этот коварный вопрос.

- Ребята, можно на этот вопрос не отвечать?

- Ладно. Не говорите, - снисходительно произнес Коцюбинский.

Все заулыбались. Они то точно знали за что...

- Товарищ старший лейтенант, вас за это...

Вдруг заговорил микрофон и я поднял руку. Все мгновенно напружинились.

"Первый, говорит восьмой. Мы задержали арбу. Просим ее досмотра."

- Добро. Мы сейчас подъедем.

- Слушайте все. Как окажемся у арбы, все с машины и следить за местностью.

Теперь никто не говорит, все изучают окружающий ландшафт.

Наш небольшой разведочный БТР стоит у огромной телеги, запряженной парой быков. Сержант Грибов стоит у хозяина этого сооружения, бородатого старика. Рядом девушка, в неприглядной одежде, лицо до глаз прикрыто черной тряпкой. Мы останавливаемся рядом с ними. Все мгновенно спрыгивают с бронетранспортера, только врачиха, медленно на полусогнутых, цепляясь за выступы брони, пытается спустится на землю.

- Прыгайте, черт возьми.

От неожиданности Ковалева разжимает руки, валится на спину какому то солдату и падает грудью на пыльную бровку. Потом возмущенная поднимается и с яростью смотрит на меня.

- В чем дело, сержант? - обращаюсь я к Грибову.

- Смотрите, товарищ старший лейтенант, - он подходит к арбе и откидывает сено, я вижу нашу армейскую радиостанцию РС-12. - Мы едем и вижу, как вот эта девчонка начала что то судорожно прятать под сено. Сразу остановились и я нашел эту штуку.

- Допрашивали?

- По нашему ни хрена не понимают.

Включаю тумблер радиостанции. Судорожно дернулись стрелки и зажглись неоновые лампочки. Я подношу наушники и слышу арабскую речь, кто то настойчиво называл позывные.

- Твоя, - показываю на рацию девушке.

Та мотает головой. Выключаю станцию и вдруг хватаю руку девушки, выворачиваю ладошку и подношу к глазам.

- Ах, ты, сука.

Теперь срываю с лица повязку и все видят мальчишечье лицо, скривившееся от страха.

- Джафаров, обоих связать, с радиостанцией на машину и до первого поста, там их сдадим. Грибов, вперед.

Разведчик отъезжает. Связанного мальчишку и старика, сажают к солдатам на броню. Ковалева опять сидит на своем месте с поджатыми ногами, она надула губы и старается на меня не смотреть.

До следующего поста, мы доехали молча. Так же все были напряжены и только огоньки сигарет, попыхивали то там, то тут.

Командир поста, крепкий, бородатый грузин, еще окончательно не проснулся. Он бесцеремонно зевнул.

- Так это значит тебя, дорогой, гонят в это пекло...

- Не уж то на 37 так нехорошо?

- Везде нехорошо, но конечно на 37 хуже. Я ведь слышал о тебе, старлей. Не ты ли, дорогой, в прошлом году участвовал в операции у реки Ковтунь, по освобождению пленных?

- Я.

- Классная операция. Моего брата тогда освободили. Выпьем за эту встречу, старлей.

Он шарит под нарами и достает бутылку сухого вина, ополаскивает им два стакана и наполняет их.

- За конец войне.

- За то, чтобы мы выжили.

- Верно.

- Я тебе привез пленных, старика и мальчонку.

- На кой черт, шлепнул бы на дороге или выкинул в ущелье. Мне то что с ними делать?

- Они разведчики. Их захватили с радиостанцией. У меня переводчиков нет, а до своего поста тащить не хочется. Ты свяжись с кем надо, пусть разберутся.

- Уговорил, дорогой. Выпьем еще по стаканчику.

Вино хорошее и мы выпили.

- У меня еще к тебе просьба, - говорю грузину, - с нашей группой послали врачиху. Нельзя ли ей выспаться где-нибудь, отдельно от всех..

- Женщина, это хорошо. Люблю женщин. Как так можно, возить с собой женщину и разрешать ей спать отдельно?

- Это особая красавица. Она уже подстрелила одного офицера, когда тот пытался к ней подлезть. Ее за это к нам на пост и посылают.

- Да что ты говоришь? Нет, я хочу жить, пусть спит здесь одна, подарим ей эту спокойную ночь в командирской землянке.

- Договорились. Я ее сейчас сюда пришлю.

Ковалева стояла в окружении бойцов поста и о чем то оживленно разговаривала с ними.

- Товарищ лейтенант, - позвал я ее.

Улыбка сразу пропала с ее лица, губы сжались и она, подтянувшись, подошла ко мне.

- Я договорился с командиром поста, что он на ночь предоставит вам свою землянку. Можете отправляться и занимать ее.

Она разглядывает мое лицо, как будто первый раз видит.

- Скажите, старший лейтенант, за что вы меня так... у арбы.

- Я хочу, чтобы вы смогли вернуться на родину. И если в следующий раз, также позорно будете сползать с машины, то я что-нибудь сломаю вам, да так, чтобы вас быстрее с ближайшим транспортом выздоравливающих увезли подальше от нас.

- Я буду сопротивляться.

- Вот и сопротивляйтесь. Сидите в землянке и стреляйте, в того кто к вам будет лезть ночью.

- Как бы мне хотелось, чтобы первым сунулись вы...

Она повернулась и пошла по ходу сообщения в землянку командира.

Как только солнце своим краешком выползло из-за гор, наша колонна тронулась в путь. Слишком холодно и сыро. Мы одеваемся потеплей, сидим на холодной броне и ежимся от прохладного ветерка. В полдень должны приехать на место службы.

- Не расслабляться, - ворчу я на солдат. - Следите за горами. Это самый ответственный участок.

Увидел я его случайно. Солнце слепило мне глаза и когда я повернулся к нему затылком, то на скале увидел тень, кривая чернота гребня и выступающая голова в чалме.

- Стой.

Противно скрипят тормоза БТР.

- Всем с машины вправо, огонь на солнце.

Ребята легко скатились с машины, даже врачиха, как пружина вынеслась под колеса и тут же началось... Противно завизжали пули, барабанная дробь по броне разрушили тишину утра. Неудачно пущенная граната, лопнула в камнях. Тявкнула пушка нашего БТРа, колонна поддержала огонь. Я лезу за пазуху и достаю карту. Проклятые горы, тропы, нанесенные пунктиром, не обозначены здесь.