Александр Грин - Река Страница 2

Грубер же, действительно, повернул катер и быстро приближался к преследующим. Скоро уже можно было видеть его - он стоял без шапки и улыбался. Тягостная была эта улыбка, но тогда не знали еще, что задумал безумец, презревший силу людей.

- Здорово! - прокричал он, когда расстояние между ними и им сократилось на половину человеческого голоса. - Я сейчас буду борт о борт с вами, но прежде позвольте сказать мне несколько слов.

Ответом ему было молчание - остановились и ждали.

- Десять лет, - продолжал Грубер, - я получал от компании каждый месяц сто долларов и жил скверно. Я управлял машиной, построенной человеческими руками для того, чтобы всевозможные ненужные мне субъекты переезжали с моей помощью из одного места в другое. Но мне ведь это не нужно, да и машина тоже, пожалуй, лишняя.

Не хочу я изображать сказку про белого бычка - возить для того, чтобы ждать, и ждать, чтобы возить. Изобретите для этого усовершенствованную машину.

А я захотел сегодня, как человек, имеющий право располагать собой и своим временем, выплыть в море - первый раз за десять лет.

Еще много говорил он, - много говорил потому, что не было дано ему силы тремя или четырьмя словами вывернуть себя наизнанку.

Наверно, страдал он сильно от этого, наверно.

- Подите к черту! - в заключение сказал он, оскалив зубы. Волны бросали оба катера из стороны в сторону. Тогда Грубер дал полный ход, ударил носом своего парохода в борт врага, и оба пошли ко дну.

После этой истории спасся всего один - кочегар из речной полиции, да и то бедняге пришлось держаться на спасательном круге, пока его не заметили с берега...

Керн смолк. Начинало светать, ветер смирился. Костер гас, в бледном свете зари огонь его казался призрачным и бессильным.

- Пойдемте к лодкам, - предложил я, - прошла ночь, а ветер переменил направление.

Мы встали, продрогшие и сырые от росы, разминая окоченевшие члены.

Керн и Благир понесли весла, а я с Женжилем подошли к мертвой девушке.

Первый луч солнца выскользнул из-за далеких холмов, коснулся ее лица, и стало оно немного живым, но все-таки безнадежно угасшим и замкнутым в своей тайне. Возмущение подымалось в моей душе, так жалко было эту милую красоту тела и молодости. Вероятно, я чувствовал бы себя не лучше, если бы смотрел на труп ребенка, раздавленного фургоном.

Женжиль, обдумав что-то, нагнулся. Я скоро понял его намерение. Действительно, он стал шарить в карманах юбки. Все оказалось в порядке, то есть нашлось письмо, смоченное и скомканное.

- Прочти-ка, Миас, - сказал он, протягивая бумажку мне.

- "Хочу умереть. Рита", - прочел я и сунул бумажку за пазуху.

- Сама хотела, - глубокомысленно произнес Женжиль.

- Несите, эй! - крикнул Благир.

Мы перенесли труп в лодку и, выплыв на середину, долго разговаривали об упрямцах, предпочитающих скорее разбить об стенку голову, чем помириться с существованием различных преград. Затем стали грести молча, потому что мертвый или живой - человек темен и ничего не скажет, да, может быть, это и хорошо.

А я все не мог оторваться от милого и близкого теперь почему-то лица утопленницы. Вдруг возглас, полный отчаяния, прервал мои размышления:

- Да ведь я чайник забыл!

Это вскричал Керн. Вот это было действительно непонятна, потому что он и в самом деле забыл его. Но при его положительном и трезвом характере можно держать пари, что более с ним таких фактов не повторится.

ПРИМЕЧАНИЯ

Река. Впервые - журнал "Весь мир", 1910, № 15.

Ю.Киркин