Анатолий Безуглов - Приключения на обитаемом острове Страница 2

Батя срисован со снимка, красующегося в горнице в хате, со всеми своими медалями и орденами. И с какого боку к нему ни подходи, он смотрит прямо в глаза. Если Илюха чувствовал за собой вину, от этого взгляда ему становилось не по себе. В хорошем же настроении Сип специально делал крюк, чтобы полюбоваться на своего родителя, казалось спокойно, даже с одобрением смотревшего на сына.

Илья свернул от аллеи трудовой славы за три улицы, задами протопал до бани и вышел на свою Пролетарскую с другого конца. Он уже растрезвонил дома, что будет добиваться на лето места помощника тракториста - и добьется. А что получилось на деле?

Толкнув ногой калитку своего дома, он решил: "Будь что будет! Без дела все равно не останусь".

На завалинке сидел дед Иван, подставив солнцу морщинистое коричневое лицо, поросшее редкой колючей бородкой. На нем была фуфайка, байковая рубашка враспояску, вельветовые брюки и короткие валенки, подшитые толстым войлоком. Дед не снимал опорки даже летом по причине застарелого ревматизма.

- Ну, рапортуй! - поднялся дед.

- Ученик седьмого класса "А" Илья Саввушкин явился! - отчеканил Илья, отдавая честь.

- Хорошо, хорошо, махновец, - осмотрел его довольный дед, пощипывая бороденку. - А пятерню к пустой башке не приставляют. Чуешь?

- Она у меня не пустая, - обиделся Сип.

- Без положенного для казака убора - считается пустая...

Мать, спустившись с крыльца и вытерев руки о фартук, прижала Илью к себе, чмокнула куда-то в макушку.

- Телячьи нежности, - пробурчал Саввушкин-старший. - Ты лучше, внучек, покажь документ.

Илья достал дневник, протянул деду.

- Ага, - крякнул Саввушкин-старший, отодвигая дневник подальше от глаз из-за дальнозоркости. - В полном порядке.

Илья закинул портфель на шкаф и пошел осматривать чердак. Дед, кряхтя и охая, поднялся с ним. Скоро внук уезжал в летний лагерь, на остров, так что разлука предстояла долгая.

На чердаке было жарко. Пахло сухим деревом, кожей, машинным маслом.

Илья открыл окошко. Потянул свежий сквознячок. Дед Иван пристроился на маленькую табуреточку - память тех лет, когда Илюха ходил пешком под стол.

- На тракторе будешь работать? - спросил старик, слюнявя самокрутку.

- Место занято. Трактор ведь один, - нехотя ответил Сип. Правду он решил не говорить. - Займусь чем-нибудь другим.

Илья открыл крышку большого сундука, набитого драгоценными вещами. Здесь были коробка с рыболовными крючками, мотки лесы разной толщины - на чикомасов, сазанов, щук; автомобильная фара, неведомо для чего нужная, отцовские болотные сапоги для охоты, пакет со спичечными этикетками, давним, а теперь заброшенным увлечением Сипа; разрозненные журналы "Крестьянка", "Знание - сила" и "Юный техник", непонятный приборчик со шкалой и стрелкой, стреляные гильзы шестнадцатого и тридцать второго калибра. Охотничьи ружья, смазанные, в чехлах, висели на стене, рядом с брезентовой курткой и дедовской буркой, от которой остро пахло нафталином...

- Ты все же добивайся трактора, - посоветовал дед.

- Угу, - откликнулся Сип, бережно перебирая каждую вещь.

Он отложил в сторонку электрический фонарик, лески, отобрал в спичечный коробок рыболовные крючки, взял несколько цветных пластмассовых поплавков. Все это пригодится на острове. Вынув из сундука компас с ремешком, чтобы носить на руке, и отцовскую трофейную фляжку, Сип закрыл крышку сундука.

- Навещать будешь? - спросил дед.

- Буду, дедуня.

Старик подошел к окну и указал крепким прокуренным пальцем куда-то далеко, туда, где изгибался излучиной Маныч.

- Вона, глянь, акация у воды...

Илья вглядывался в даль. Станица кучерявилась садами. Потом шли поля. Они тянулись до самой реки, сверкающей под солнцем.

И только сейчас Сип ощутил полную радость наступающих каникул. В нем ожили нагретые степные просторы, тихие плесы и плавни илистого Маныча, восторг вечерних зорь у костров...

- От этой самой акации возьмешь вправо, с полверсты, там аккурат мой боевой пост будет.

Дед Иван, несмотря на преклонный возраст, каждое лето подряжался сторожить совхозную бахчу. Зимой еще как-то перебивался, а уж летом без работы обойтись не мог - тосковал.

- Красиво, правда? - не удержался Сип. В нем остро запылала любовь к этой земле, к ее запахам, привычным и знакомым балкам, полям, которые он излазил и избегал вдоль и поперек и с которыми никогда бы не мог расстаться.

- Хорошо, - крякнул дед. Он тоже любовно смотрел на эту землю, по которой гонял когда-то босоногим мальчишкой, ходил росистыми утрами за плугом, потом топтал ее копытами боевого коня в кровавой горячке жарких схваток с беляками. - Родные степя... - почти шепотом произнес он. И глаза деда засветились доброй, нежной улыбкой.

По улице пропылил мотоцикл. Отец. Дед и внук спустились вниз. В доме пахло едой, свеженарезанной зеленью.

Отец Илюхи одобрительно отозвался об оценках в дневнике и, к величайшему облегчению Сипа, не стал интересоваться, чем он будет заниматься в пионерском лагере на острове.

Потом все сидели за столом, в горнице, где обедали по торжественным случаям.

А вечером Сип вместе с батей обкатывали мотоцикл после ремонта. В полях за околицей Илюха получил руль. Водить "Яву" с коляской научил его опять же отец. Мать даже не знала об этом.

И, ощущая на лице упругий прохладный воздух, свистящий в ушах, Сип забыл об истории с Филькой, о сборе.

Была степь, была дорога, уходящая за малахитовый горизонт, и впереди почти сто дней вольного лета.

МАЛАЯ МЕХАНИЗАЦИЯ

Проводы на летний отдых справляли всегда торжественно. Выступил директор совхоза. Он говорил, что остров Пионерский - школа будущих агрономов, животноводов и механизаторов. Что навыки, полученные учениками в сельскохозяйственном труде, помогут им найти свое призвание, дорогу в жизни, помогут полюбить работу земледельца, землю, на которой они родились.

Закончил он совсем по-простому:

- Что-то я все о труде да о труде. Отдыхайте получше, ребята, загорайте, поправляйтесь. Ешьте хорошо. Вам, Глафира Игнатьевна, - обратился он к поварихе, - особый наказ: чтоб каждый набрал не меньше двух кило живого веса!

После речей началась отправка. Первыми ехали младшеклассники. Ребятишек посадили в два автобуса, которые тут же облепили родители.

Илья запретил себя провожать. Их класс, теперь уже седьмой "А", уезжал в середине дня. Паром работал в этот день вовсю, только успевал перевозить учеников и лагерное имущество. Досталось и школьному катеру. Окрашенный в белое и синее, с надписью "Грозный" на борту, он сновал по Манычу туда и обратно до самого вечера.

Палатки ставили уже на заре. А когда над островом мягко засветилось бархатное звездное небо, высоко взметнул свои пляшущие языки костер...

Наутро Сип шагал по тропинке, ведущей от палаток к домику, где находился штаб лагеря, - по так называемой Центральной улице. Она была обсажена молодыми тополями. В листве играл свежий ветерок, приносивший с реки прохладный воздух и запах воды. Трава стояла зеленая, ароматная, почти готовая под звонкое лезвие косы.

Сенокос Илья любил. Косить научил его дед. Считал это занятие хорошим воспитанием для земледельца. И мучил внука до тех пор, пока не добился, что разнотравье у Илюхи ложилось плавным красивым полукругом.

- Сенокосилки, разная там механика - это хорошо, - говорил дед. - А если не умеешь косу держать в руках, значит, и машиной уберешь сено неважно.

Наработавшись до ломоты в плечах, они с дедом обычно пристраивались где-нибудь под ракитником, пили холодное молоко из макитры и валились на землю перед походом домой.

Дед заводил свои нескончаемые истории, которые неизменно начинал словами: "А еще было..."

Рассказывал он по большей части о красных конниках, о легендарном командире Думенко, которого называл с уважением Борис Мокеич, о том, как рубились с беляками, и было много раз и худо, и страшно, а теперь те далекие годы вспоминались с любовью и сожалением об ушедшей навсегда молодости.

Сип слушал, смотрел на светлое небо, и не верилось, что над ним то же самое небо, вокруг та же земля, хутора и станицы...

Идя в это утро к Смирнову, который исполнял на острове обязанности старшего пионервожатого, Сип вспомнил деда неспроста. Разговор предстоял о работе. После завтрака ребята разбрелись по своим бригадам. Илюха был пока не у места. От мастерских он отказался, так что придется просить Смирнова определить его к достойному месту. Именно достойному, потому что заниматься чем попало Сип не собирался. Дед не одобрит. Да и самому будет не по себе. Болтаться на работе абы как Саввушкин не привык.

"Директорский" домик, как его называли на острове, был полон народу. Руководители бригад спорили, уточняли задания, предъявляли Макару Петровичу и старшему пионервожатому свои требования и претензии. Естественно - первый рабочий день.

Когда школа переезжала летом на остров, многие работники хозяйства брали отпуска, временно перебирались на работу в совхоз. А вот Смирнова, наоборот, командировали сюда как электрика и будущего педагога. Пионерский, можно сказать, оставался на полное попечение интернатовцам.