Томас Рид - Пронзенное сердце Страница 2

Он просмотрел завещание - это было его официальной обязанностью, - и один из пунктов поразил его своей необычностью.

Помимо десяти тысяч фунтов, оставленных тетушке, такая же сумма была завещана врачу Элен! Десять тысяч фунтов за профессиональные услуги, как говорилось в завещании!

- Какие профессиональные услуги? Что бы это могло быть? - спрашивал себя капитан Уолтон.

Задав вопросы, он узнал, что услуги состояли в посещении поместья дважды в неделю в течение двенадцати месяцев и в нескольких часах, проведенных возле умирающей.

Сто фунтов за каждое посещение! Плата, никак не соответствующая услугам, однако никакая причина в этом необычном пункте завещания не была указана. Правда, доктор Лэмсон, счастливый наследник, был семейным врачом Инглвортов в течение многих лет. Но это не могло объяснить, почему Элен Инглворт завещала ему такую огромную сумму; и оттого капитан Уолтон был крайне удивлен и заинтригован.

Тетя ничего не могла ему объяснить. Она была тоже удивлена этим пунктом и уязвлена тем, что чужак, врач, получает по завещанию племянницы столько же, сколько она.

Не сумев найти удовлетворительного объяснения этому странному пункту завещания, капитан Уолтон тем не менее решил его исполнить. Он был единственным исполнителем воли умершей. А эта воля была высказана совершенно ясно, черным по белому, подписанная самой Элен Инглворт - как дрожали руки капитана, когда он разглядывал эту такую знакомую ему подпись! - и заверенная двумя свидетелями: клерком адвоката, который писал завещание, и молодым человеком, который был чем-то вроде помощника доктора Лэмсона.

Это тоже показалось не совсем обычным, хотя, по мнению молодого офицера, не свидетельствовало ни о каких темных делах врача. Возникновению такого подозрения мешал сам характер завещания. Капитан Уолтон не был склонен к злобным или несправедливым предположениям. К тому же тетушка рассказала, что Элен знала о своей болезни. Она часто жаловалась на учащенное сердцебиение.

Но какая разница теперь, чем она болела? Элен мертва, и в свидетельстве врача указывалась причина смерти.

Так заключил капитан Уолтон, и с печальным сердцем принялся исполнять завещание. Но он не успел еще выплатить доктору Лэмсону крупную сумму, как до него дошли слухи, которые давали достаточный повод, чтобы воздержаться от этого - по крайней мере на время.

Слухи, распространившиеся по округе, касались имени врача, дотоле незапятнанного и безупречного. До сих пор его винили только в излишней любви к деньгам, граничившей со скупостью. К тому же он был человеком молчаливым, замкнутым, необщительным и немного циничным. И хотя все признавали, что он хороший врач и ведет безупречный образ жизни, доктор Лэмсон не был популярен среди простого населения.

Внезапная смерть молодой девушки и известие о крупной сумме, завещанной доктору, взбудоражили местное общество. И эти два факта, неизбежно сопоставленные, давали основание для слухов о грязной игре со стороны врача.

Очень скоро подозрения приобрели форму обвинений; округа пришла в возбуждение, требовали эксгумации тела Элен Инглворт.

Даже если бы капитан Уолтон захотел, он не мог бы противиться этому требованию. Но он не хотел: к этому времени он и сам кое-что увидел и услышал, и это заставляло его не только согласиться на эксгумацию, но и торопить ее. Впервые услышав зловещие толки, он решил, что его долг повидаться с доктором Лэмсоном и рассказать ему обо всем услышанном.

Делая свое неприятное сообщение, молодой офицер заметил, как врач вздрогнул, побледнел и не успокоился до конца. Затем ответил только насмешливым презрительным смехом, повторил причину смерти, указанную в его свидетельстве, заметив, что "невежественные деревенские жители всегда были склонны к таким нелепым предположениям". Что касается подозрений против него самого, он не снизошел до ответа на них.

В остальном врач выглядел явно раздражительным и неразговорчивым. Заметив это, капитан Уолтон извинился за свое вторжение, совершенное с самыми благими целями; и распрощался. Врач проводил его до дверей.

Капитан возвращался домой пешком. По дороге он встретил молодого человека, в котором узнал помощника доктора Лэмсона, того самого, который был одним из свидетелей при составлении завещания. Этот молодой человек, в потрепанном тесном черном костюме, худой и костлявый, бледный, с нездорового цвета кожей, выглядел так, словно доктор постоянно пускал ему кровь.

Однако выражение лица молодого человека свидетельствовало, что он вряд ли покорно сносил такое обращение. Напротив, лицо у него было хитрое и злое, какое часто бывает у младших клерков юристов.

Как уже говорилось, капитан Уолтон знал этого человека. Звали его Ньюдин. Вспомнив, что он был одним из свидетелей, подписавших завещание, молодой офицер решил с ним заговорить.

- Кстати, мистер. Ньюдин, вы ведь один из свидетелей завещания мисс Инглворт. Могу ли я спросить, как случилось, что вы его подписали?

- Я подписал его по просьбе доктора Лэмсона, капитан Уолтон. Он специально послал за мной для этого. Я был в комнате для приготовления лекарств, когда адвокат Лакетт попросил найти свидетеля. Доктор предложил мне вместе с ним пойти в дом Инглвортов. Его это дело очень волновало, и неудивительно, учитывая, какую сумму он получал по завещанию.

- Но ваша подпись совсем не была обязательной для этого. Любой человек мог подписать завещание, если бы его сочли достаточно ответственным. В доме были дворецкий и старший садовник. Оба они люди честные, с хорошей репутацией. Он мог попросить любого из них стать свидетелем. Однако же, не попросил.

- Возможно, вы удивляетесь, капитан; но я - нет, - ответил помощник врача, многозначительно пожимая плечами. - У доктора были на то свои причины.

- Правда? А могу я их узнать?

- Если пообещаете, что ничего ему не расскажете...

- Конечно, обещаю. Вряд ли мы с ним будем вообще об этом говорить.

- Что ж, капитан Уолтон, по правде говоря, я думаю, он хотел, чтобы никто не знал о завещании. Лакетт и доктор Лэмсон - близкие друзья. Между нами, я считаю, что адвокат получит часть этих десяти тысяч, когда они попадут к доктору Лэмсону. Конечно, капитан, я только высказываю свои предположения и не стал бы вообще этого делать, если бы не чувствовал, что здесь что-то нечисто.

Ах, капитан, есть кое-что еще более странное, и поскольку вы мне дали слово молчать, я вам расскажу и об этом...

Капитан Уолтон весь превратился в слух.

- Со дня составления завещания, - продолжал Ньюдин, - но особенно со дня смерти молодой леди доктор сам не свой. Он встревожен, как обжегшийся горностай. А однажды, когда он уснул в своем хирургическом кресле, я слышал, как он во сне говорил что-то об иглах, которые всаживают в людей, и тут же упомянул мисс Инглворт и наследство в десять тысяч фунтов. Странно, не правда ли?

- А как вы это понимаете, мистер Ньюдин?

- Я ничего не хочу сказать, капитан. Рассказываю только, что видел и слышал. Но мне пора. До свиданья, сэр.

С этими словами он ушел неслышной, вкрадчивой походкой, оставив капитана Уолтона размышлять над своим непрошеным свидетельством.

К этому времени требование произвести эксгумацию тела мисс Инглворт приобрело официальную форму. Было собрано жюри коронера в составе нескольких медиков, самых известных в округе; им поручили произвести осмотр. Гроб выкопали и поставили на мраморную плиту внутри ограды. День был ясный, и расследование решили проводить на открытом воздухе. Помимо представителей власти, присутствовали также несколько джентльменов, мировых судей. Все они находились внутри ограды, а жители города и окружающих деревень теснились снаружи. Двор церковного кладбища Е. никогда не был так полон с того дня, двенадцать месяцев назад, когда было случайно открыто тело молодой девушки.

Среди вызванных жюри свидетелей были адвокат Лакетт, его клерк, сам доктор Лэмсон, а также его помощник Ньюдин. Конечно, присутствовал и капитан Уолтон; в сущности, он был главным организатором расследования.

Трудно описать его чувства, когда крышку сняли с гроба и он увидел свою невесту, закутанную в саван. Хотя лицо у нее было белое, словно у мраморной статуи - совсем не такое, каким он видел его в последний раз в расцвете здоровья и молодости, - разложение еще "не стерло черты, на которых покоится красота", и Элен Инглворт даже в смерти была прекрасна.

Опечаленный возлюбленный не мог вынести это зрелище. Чтобы не смотреть на это неподвижное, словно мраморное лицо, он отвернулся, сел на могильную плиту и заплакал.

Тем временем расследование одновременно с посмертным осмотром продолжалось.

Тело извлекли из гроба и положили на большую мраморную плиту, предназначенную для надгробья. Вначале обнажили только голову и грудь. Больше ничего не потребовалось, потому что внимательный взгляд одного из хирургов тотчас заметил небольшую припухлость на коже непосредственно над сердцем. Более тщательное изучение показало, что часть кожи как будто надрезана. Кусочек кожи приподняли, и под ним обнаружилось отверстие, такое крошечное, что вряд ли заслуживало названия раны. В отверстие ввели зонд и услышали звон металла о металл. С помощью пинцета извлекли стальную иглу, такую, какими пользуются при плетении соломенных шляп! Игла в несколько дюймов длиной, нацеленная прямо в сердце, очевидно, пробила его насквозь.