Александр Шубин - Анархия – мать порядка Страница 20

Сталин прибыл в Царицын 6 июня. Его появление в этой точке охваченного войной советского пространства было не случайным. Северный Кавказ остался последним источником хлеба, на который еще могла рассчитывать Советская Россия после Брестского мира и восстания на востоке страны. Ленин посылает сюда одного из лидеров партии, известного своим «пробивным» характером, чтобы «взять хлеб». К тому же Сталин – нарком национальностей и знает Кавказ. Но, прибыв в Царицын, Сталин выяснил, что хлебная проблема теперь является чисто военной – эшелоны застряли, ибо казаками Краснова перерезана железная дорога. Сталин требует у военного начальника района, бывшего царского генерала А. Снесарева, немедленно атаковать, очистить дорогу, пропустить эшелоны. Задача с точки зрения военного искусства Первой мировой войны безграмотная. Выдвижение частей на такую глубину – самоубийство, верное окружение. Сталин настаивает, Снесарев отказывается, Сталин «разоблачает заговор военспецов», берет командование в свои руки (впервые в жизни оказавшись на войне), атакует, терпит поражение. Но часть эшелонов все же «проталкивает».

Краснов на плечах отступающих красных подходит к Царицыну, ситуация критическая, город вот–вот падет. После нескольких критических дней 20 августа переходят в наступление соседи с юга. Город спасен. 22 августа, начав наступление, 10 армия вышла на реки Сал и Дон. Краснов снял часть казаков с севера и отбросил красных назад. Но теперь Царицын защищала более сильна армия, и позиции были подготовлены лучше. Началась осада «красного Вердена» и бои с переменным успехом вдоль Волги и на Дону до самого краха Краснова, вызванного уходом подпиравших его немцев.

История конфликта Сталина и военспецов показательна. Она породила у Сталина жесткое неприятие военного искусства Первой мировой войны и тяготение к войне маневренной, «революционной». По своим военным вкусам Сталин, как и многие красные командиры – выдвиженцы революции — был ближе к Наполеону, чем к недавнему победителю немцев Фошу. В этом отношении и Сталин, и Тухачевский демонстрировали «отсталость» военного искусства гражданской войны в России от европейского военного искусства первой четверти века (что и проявилось в поражении на Висле в 1920 г.). Сталин был дилетантом по сравнению с военспецами, но он был адекватен обстановке. Кстати, и Деникин, имевший большой военный опыт, признавал «зачастую полную негодность метода позиционной борьбы»[110] в условиях гражданской войны в России.

В Западной Европе технические средства обороны были более развиты, чем средства наступления, что позволило создавать прочные фронты, пробивание которых было невероятно тяжелой задачей. Отсюда «застойность» Первой мировой, отсюда – «предрассудки» военспецов.

Но гражданская война была совершенно другой. Здесь не было таких возможностей обороны, и средства наступления превосходили оборонительные. Это вкупе с зыбкой социальной почвой и множеством восстаний порождало динамичный характер войны, которого и ждал от нее Сталин. Казалось, сталинские «предрассудки» испарятся по мере развития технической мощи советской страны. Но военное искусство развивается по закону смены преобладания средств наступления и защиты. Копье побеждают доспехи, доспех пробивает пуля, линейную тактику ломает массовая армия, ее порыв останавливает пулемет и окопы. С эпохой моторов военное искусство маневренной войны, вырабатывавшееся в сражениях Гражданской войны в России, окажется более актуальным, чем военное искусство Первой мировой. Это покажет уже первый год Второй мировой войны, это сделает Сталина и его генералов, прошедших школу гражданской, адекватными Второй мировой войне с ее отступлениями и наступлениями, презрением к потерям, с огромной ролью идейно–политической мобилизации тыловых ресурсов.

А тогда, на заре своего военного опыта, будущий генералиссимус и не подозревал, что мимо него проезжает пока никому неизвестный гений маневренной войны 1918–1921 гг. Некто Махно.

Во время этого путешествия Махно вплотную столкнулся с практикой советской власти в Поволжье, которая вызывала у него немало возражений. Тем не менее, в тот период он призывал своих единомышленников вступать в Красную армию, сочувствовал большевикам, всерьез воспринимая их утверждения о том, что революционное государство — лишь переход к безгосударственному обществу, коммунизму. Необходимо только скорректировать политику большевиков, считал он: «Нужно только, чтобы революционные власти поумнели и отказались от многого в своих действиях; иначе ведь население пойдет против революции …»[111]

Прежде всего, Махно недоволен тем, что большевики игнорируют интересы крестьянства. Недовольство революцией, идущей из города, все более усиливается: «Без тесного сотрудничества с крестьянством властолюбивому городу и заражающемуся поневоле его властолюбием пролетариату самому не построить новой свободной общественной жизни»[112].

Особенно резко, по мнению Махно, властолюбие города усилила теория диктатуры пролетариата. Махно выступает против тех, кто поддержал эту диктатуру: «Видимо, эти безответственные крикуны… и не думали о том, что созданием этой диктатуры они разбивали единство своего классового трудового организма на пользу не революции, а врагам ее»[113]. Крикуны — это большевики. Но в это время они не кричали, а действовали.

13 мая 1918 г. был принят декрет «О чрезвычайных полномочиях народного комиссара по продовольствию», известный как Декрет о продовольственной диктатуре. Формально он конкретизировал принятое еще Временным правительством решение о введении продовольственной монополии, но преследовал и внеэкономическую цель: «Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах… только в том случае мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне сделаем то, что смогли сделать для городов»[114], — утверждал Я. Свердлов. Партия гражданской войны должна была разделять, чтобы властвовать. Теперь продовольствие отчуждалось у крестьян насильственно по символической цене. Создавались продотряды — голодные рабочие должны были сами идти войной на деревню, разжигая там огонь классовой борьбы. Опорой «пролетариата» (в действительности — городских деклассированных слоев) становился «брат по классу» — бедняк, который не смог создать крепкое хозяйство даже после получения земли. Впоследствии, объединившись в июне 1918 г. в комбеды, бедняки станут новыми эксплуататорами деревни — они будут получать половину отобранного у крестьян хлеба.

Попытки советов Саратовской, Самарской, Симбирской, Астраханской, Вятской, Тамбовской, Казанской губерний сопротивляться продовольственной диктатуре были пресечены. Усилились чистки советов, начались их разгоны. 27 мая был принят декрет ВЦИК СНК, ставший шагом к ликвидации власти советов на местах. Местные продорганы подчинялись наркомату продовольствия. Затем и другие органы советов были подчинены наркоматам. Общество теряло легальные пути сопротивления действиям правительства. Широкомасштабная гражданская война становилась неизбежной.

Революция осуществляет коренное преобразование социальной структуры страны, которое раскалывает общество на сторонников и противников каждого нового этапа перемен. Иногда это ведет к вооруженным столкновениям. Но от лидеров социально–политических сил зависит, удастся ли предотвратить перерастание этих столкновений в широкомасштабную гражданскую войну. Если революция приводит к такой гражданской войне, и страна распадается на враждующие лагеря, то осуществление конструктивных задач революции становится практически невозможно, и она становится чисто разрушительной силой.

Российская революция с самого начала несла в себе угрозу гражданской войны, потому что революционный процесс развивался в условиях мировой войны, военизировавшей все общество. Но, как мы видели, влиятельные политики выступали за компромисс между различными социальными группами, за предотвращение насилия. Однако эти усилия не увенчались успехом. Большевистская диктатура расколола общество и обострила социальные противоречия.

Победив в скоротечной гражданской войне ноября 1917 г. – февраля 1918 г., состоявшей из разрозненных локальных столкновений, большевики не опасались гражданской войны. Они надеялись разгромить в прямом столкновении своих «классовых врагов». Они ущемляли интересы все более широких слоев населения. Это помогало оппозиционным партиям и вести агитацию против большевиков, готовить восстание против них.