Людмила Черная - Повседневная жизнь московских государей в XVII веке Страница 20

Второй поход царя в 1655 году мало отличался от предыдущего в смысле поведения и образа жизни монарха. Алексей Михайлович внес лишь небольшие коррективы. Так, указ о том, чтобы военачальникам «быти без мест», он скрепил своей подписью, хотя ранее указы государями не подписывались. Царь был уверен, что его подпись придаст документу куда большую силу. «…Наша царская рука будет в разрядной книге потому, что в нынешней службе мест нет и быть всем без мест». Видимо, в предыдущем походе местнические дрязги всё же бывали, поэтому Алексей Михайлович, ничего не делавший без причины, со свойственной ему настойчивостью подчеркнул принятое еще при Иване Грозном постановление о «безместии» во время военных действий.

Выход передовых полков был сопровождаем совместным посланием царя и антиохийского патриарха: «И мы, Великий государь… в помощь послали к вам сего Непобедимого в воеводах Воеводу и в победах Победу. И аще веруете всею душею и сердцем и всем помышлением своим, воспоминая заповедь святого Евангелия Спаса нашего Иисуса Христа: “Вся аще молящеся просите, веруйте, емлете и будет вам”, и мы, Великий государь, той же заповеди евангелской последуем. Уповайте и не убойтеся страха человеческа, идеже не бе страха! Ей, будет вам, и не могут стати противу страшнаго и грознаго сего Воеводы, Честнаго и Животворящаго Креста Господня, и вси падут пред лицем Его, яко прах, и без ве[сти] будут! Ей, збыться пророческое проречение: “Един гонит тысящу, а два тьму”! Ей, велий Господь наш, и велия крепость Его, и разуму Его несть числа! И вам бы, бояром нашим и воеводам и всем чиновным и всяким ратным людем паче уп[овать] безо всякого сомнения и на всяком месте за милостию Божиею поб[едить] сим Оружием Непобедимым враги наши до конца».

Войска собрались в марте в Вязьме, оттуда выступили в Смоленск, под которым задержались до мая из-за нехватки продовольствия. Перед началом майского наступления государь снова обратился к служилым людям:

«Если король не вспомнит Бога, не признается к нам, великому государю, в своей неправде и не станет мириться так, как угодно Богу и нам, то мы, великий государь, прося милости у Бога и у престрашные и грозные воеводы Пресвятые Богородицы, которая изволила своим образом и до днесь воевать их Литовскую и Польскую землю, и не могут нигде противу нее стати, ибо писано: лихо против рожна прати… Будем зимовать сами и воевать… и как, даст Бог, перейдем за реку Березину, то укажем вам везти хлеб и животину брать в приставство. И вам бы служить, не щадя голов своих; а деревень бы не жечь для того, что те деревни вам же пригодятся на хлеб и на пристанище. А кто станет жечь, и тому быть во всяком разорении и ссылке. И вам бы потщить с верою и правдою, от всего чистого сердца, с радостию, безо всякого сумнения, безо всякого ворчания, и переговоров бы о том отнюдь не было: кто скуден, тот пусть милости просит у государя, а не ворчит и не бежит со службы. А кто будет с радостию нам служить до отпуску, тот увидит, какая ему государская милость будет».

В этом обращении поражает соединение высокого и низкого «штилей», когда выступление врагов против Богородицы сравнивается с поговоркой «лихо против рожна прати», а призыв служить с «чистым сердцем» и с «радостью» дополняется угрозой сурового наказания за их отсутствие. Упомянутые в обращении факты «ворчания» и бегства со службы свидетельствуют об отнюдь не простой ситуации, в которой оказалось царское войско весной 1655 года.

В июле того же года в войну с Россией вступила Швеция, страшно боявшаяся продвижения русских и жаждавшая получить польские земли в свое владение. Великий литовский гетман Януш Радзивилл признал протекторат над Великим княжеством Литовским шведского короля Карла X Густава, тем самым отдавая под его власть захваченные русскими войсками белорусские города и крепости. Теперь война шла на два фронта, что заставило Россию искать мира с поляками, но те тянули с переговорами, не торопясь заключать перемирие. Тем не менее 1655 год закончился для Москвы удачно: благодаря успешным действиям войск украинского гетмана Богдана Хмельницкого и русских полков были взяты новые опорные пункты на западе Белой Руси. Алексей Михайлович поспешил закрепить эти завоевания в своем титуле: 19 сентября 1655 года последовал указ о его титуловании «Всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцем».

В октябре царь засобирался домой. То, как сильно он соскучился по дому и семье, чувствуется в каждом слове его писем «светам моим». Но продвижение войск из Шклова в Быхов затянулось, и лишь в декабре государь смог обрадовать родственников: «А я наскоро еду, готовтеся с радостию восприяти меня, грешнаго». В Москву царь въехал «на белом коне» — он был одет в длинную и широкую белую соболью шубу, прикрывавшую круп коня, которого под уздцы вели сибирский царевич Иш-Салтан, в крещении Алексей Алексеевич, и Федор Михайлович Ртищев. Последний заслужил эту честь тем, что первым и по собственной инициативе добился от литовской шляхты признания нового царского титула! Встречали победителя сразу три патриарха — Московский, Иерусалимский и Антиохийский. У Лобного места царь остановился и обратился к народу с традиционным здравствованием, получив в ответ низкий поклон от всех присутствовавших на площади. В Кремль Алексей Михайлович вошел пешком, с непокрытой головой, хотя уже стоял мороз. Это был настоящий триумф, пролившийся бальзамом на сердце «чиннейшего». Однако на этом победы закончились.

Третий поход Алексея Михайловича, на Ригу в 1656 году, был настолько тяжелым, что напрочь отбил у него охоту лично участвовать в боевых действиях. Больше царь в походы не ходил, а лишь посылал множество указов и требовал постоянно информировать его обо всём происходившем на фронте. Война со Швецией закончилась в 1658 году подписанием мира на прежних условиях крайне невыгодного для России Столбовского договора 1617 года, лишившего ее выхода к морю. 24 октября 1656 года военные действия против поляков были прерваны перемирием, которое было необходимо как полякам, так и русским, вынужденным воевать на два фронта — и даже на три, если учитывать набеги крымских татар на южные рубежи, учащавшиеся, как только Засечная черта ослабевала из-за ухода русских частей на запад. Чтобы склонить Алексея Михайловича к перемирию, польские дипломаты прибегли к испытанному средству — пообещали избрать его своим королем после смерти Яна Казимира. Это предложение, естественно, очень льстило царю, при его тщеславии и любви к государеву чину; но, вероятно, Алексей Михайлович не очень-то поверил в польские «басни». Из его комментариев по поводу действий поляков и шведов видно, насколько возмужал государь и набрался военного, политического да и просто житейского опыта. В частности, он хорошо понимал, что шведы сильно испугались продвижения русских на запад и именно этот испуг, а не те резоны, которые высказывали дипломаты, двигал ими. Он не принимал слова иностранных послов за чистую монету. В результате война с Польшей продолжалась с переменным успехом до 1667 года, но зато завершилась окончательным присоединением Левобережной Украины и Киева.

Об участии Алексея Михайловича в принятии стратегических и политических решений в последние годы русско-польской войны говорят его многочисленные письма. Правда, часто в них содержатся советы сугубо религиозного порядка, как будто их давал не государь, а полковой священник.

В 1659 году после провала поспешного штурма Мстиславля он отправил наказ его руководителю князю Ивану Ивановичу Лобанову-Ростовскому с суровым выговором за сокрытие потерь: «…от нас, Великого государя, неутаимая хотел утаить… От века того не слыхано, чтобы природные холопи Государю своему в ратном деле в находках и потерьках писали неправдою и лгали». Упрекал царь воеводу также за гордыню и самонадеянность: «…вздумал приступать к городу Мстиславлю собою… своею гордостью», понадеявшись на «свое человечество и дородство, кроме Бога, а Божественная писания не воспомянул». Главная вина окольничего заключалась в том, что он не испросил разрешение на штурм от царя! Далее в наказе Алексей Михайлович подробно наставлял полководца, как готовиться к наступлению, и вот тут-то проступает не военная натура царя, а его проповедническая сущность: «В начале тебе достоит внутрь себя прийти и сокрушити сердце свое пред Богом, и восплакать горце в храмине своей тайно»; затем следует вознести молитвы Богу, Богородице и всем святым, чтобы «сотворили молитву ко Господу Богу за вас, воевод, и за всех наших Великого государя ратных людей, во еже помощи вам и спасти вас от всякого вреда… а не на свое высокоумие полагатца!». Еще один совет Тишайшего — «умыть нози святым и странным», поскольку они — наилучшие молитвенники за людей; царь даже называет их «меньшей братией Христовой», «страждущей вправду за нас, Великого государя, не жалея живота своего, на боех и на приступах телом своим обагряются до крови, и не точию до крови, но и до самыя смерти понуждают себя страдати». (Алексей Михайлович неоднократно прибегал к этому способу снискать Божье благоволение. Именно так он поступил при освящении новых садов в Измайлове — приказал в Троице-Сергиевой обители тайно омыть водой ноги больничных старцев и этой водой окропить измайловские сады!) В конце своего наказа царь делает закономерный вывод: «Покаянию, молитве, милостине, страннолюбию не может никакой неприятель сопротив стати: ни агаряне, ни сам адский князь, — все окрест бегают и трепещут!» Победа дается Богом за смирение… К этому тезису царя многие воеводы приноровились и в своих грамотах загодя смиренно предупреждали, что не могут гарантировать победу, ибо как Бог соблаговолит, так и будет.