Евгений Ясин - Приживется ли демократия в России Страница 20

В России обстановка складывалась следующим образом. В октябре 1991 года президент Ельцин в общих чертах изложил план реформ и обещал, что осенью 1992 года период трудностей закончится. С января реформы стали осуществляться при быстро растущей инфляции, сокращении бюджетных расходов, падении производства и реальных доходов. Вскоре парламент, прислушиваясь к голосам промышленников и населения, занял позицию сопротивления радикальному варианту Гайдара, настаивая на переходе к умеренному варианту. Осенью Р. Хасбулатов поднял на щит предложения академических экономистов Абалкина, Шаталина и других, в поддержку которых выступал и Г. Явлинский. До этого В. Геращенко, став председателем Центробанка, произвел зачет взаимных требований неплательщиков, и инфляция прорвала все преграды. В результате в декабре 1992 года Гайдар ушел в отставку, тем самым произошел переход к умеренному варианту реформ.

Тогда, по собственным словам Гайдара, его отставка была платой за согласие Съезда народных депутатов провести весной 1993 года референдум по новой Конституции, с вынесением на него альтернативных проектов, предложенных президентом и Верховным Советом. Мы знаем, что референдум имел иное содержание, а страна в итоге пришла к октябрьским событиям 1993 года. Отставка Гайдара не улучшила ситуацию: высокая инфляция требовала противодействия. Если реформы начались, то именно они навязывают власти логику развития. Недовольство людей, критика оппозиционных партий могут повлиять только на снижение темпа реформ и усиление хаотичности политики. В 1993 году стало ясно, что переход к умеренному варианту реформ не спасет от потерь и болезненных последствий. В правительство вернули Гайдара, который вместе с Борисом Федоровым настоял на 30%-ном секвестре бюджета. Жесткая антиинфляционная политика вызвала новую волну падения производства, роста неплатежей и тяжелые политические последствия.

В апреле 1993 года прошел референдум – знаменитые «да-да-нет-да». Большинство поддержало Ельцина, парламент на какое-то время ушел в тень. Впрочем, скоро он снова перешел в наступление, легко пересматривая положения еще советской Конституции. Ельцин шаг за шагом терял полномочия. Его сторонники, в том числе реформаторы, настаивали на том, чтобы для укрепления своих позиций он использовал результаты референдума. В конце концов после долгих раздумий, Ельцин 21 сентября подписал исторический указ № 1400, предусматривавший роспуск парламента, назначение новых выборов и референдума по новой Конституции.

Тем самым старая Конституция, плохая или хорошая, была нарушена. Ельцин сделал стратегический выбор: он принес в жертву реформам нормы демократии. Бессмысленно отрицать это. Пусть по необходимости, ради высоких целей, но уже в новой демократической России был создан прецедент нарушения Основного закона исполнительной властью в ущерб власти законодательной.

Прецедент привел к октябрьскому противостоянию, штурму Останкино, стрельбе танков по Белому дому, человеческим жертвам – событиям, до сих пор тревожащим покой и совесть россиян.

Следует осознать всю степень неразрешимости конфликта между либеральными реформами и силами старого коммунистического порядка, которые провели мобилизацию и вместе с умеренными группами, использовавшими и демократические лозунги, установили контроль над парламентом. Конфликт вылился в противостояние президента и парламента. Несмотря на итоги референдума, парламент имел возможность победить, постоянно меняя советскую Конституцию и отнимая полномочия у президента. Можно сказать, что в этом случае победила бы не демократия, так как у нее тогда не было стабильной социально-экономической базы – ни частной собственности, ни свободной рыночной экономики, а лишь недолговечная по своей природе протодемократия. Иначе надо было действовать в соответствии с законами революции, применять силу, идти на нарушение Конституции, т. е. на государственный переворот.

Я тогда поддерживал Ельцина и сейчас глубоко убежден в том, что он поступил правильно. Он еще раз взял на себя огромную ответственность, вызвав многолетние поношения. Но в глазах многих, и моих в том числе, он оказался на высоте задач той эпохи. В сущности, в этот момент и был подведен итог демократической антикоммунистической революции в России. Начался период стабилизации.

Рубец на теле новой демократической России остался, развитию демократии, несомненно, был нанесен удар, последствия которого могли сказаться (и сказываются) в будущем. Эксперты отмечают, что в тот период внимание уделялось исключительно экономическим реформам. Политические преобразования, прежде всего, по выражению Л. Шевцовой, ликвидация традиционной российской моносубъектности власти, не состоялись.

Начало управляемой демократии

Период стабилизации в России начался с неудач. Казалось, власть сделала все, чтобы убедить граждан в своей верности демократическим ценностям и замолить грехи октябрьских событий. Была принята новая, весьма либеральная Конституция, отвечавшая отчасти на вчерашние угрозы, которые вряд ли когда-либо могли возникнуть вновь: отсюда расширенные полномочия президента и усложнение процедур пересмотра Конституции. В кратчайшие сроки были проведены свободные выборы, на которых ожидалась внушительная победа демократических сил. Однако именно здесь и случился очередной конфуз: победу одержал В. Жириновский, что дало повод Ю. Карякину произнести ставшие знаменитыми слова: «Россия, ты одурела». В действительности же это был тот самый народ, который в 1990—1991 годах голосовал за Ельцина. Однако теперь народ уже понял, чтó такое радикальные рыночные реформы, и выразил свое отношение к ним. Населению хотелось увидеть новую политику, новые лица, которые могли бы совершить чудо, ожидавшееся и три года назад.

На результатах выборов, несомненно, сказались следствия ужесточения денежной и бюджетной политики. В начале 1994 года темпы экономического спада достигли максимальных значений: Гайдар и Федоров ушли в отставку. В полной мере восторжествовала умеренность: для смягчения напряжения в обществе стали печатать деньги. В результате 11 октября 1994 года наступил «черный вторник», курс рубля упал, а инфляция вновь рванула вверх, был сделан еще один шаг к обнищанию.

Одновременно росли частные состояния – на экспортно-импортных операциях, используя разрыв между внутренними и мировыми ценами; на дешевых кредитах Центробанка; на бюджетных ассигнованиях под посевные кампании и северный завоз, в меньшей степени на приватизации: так как акции приватизированных предприятий стоили дешево и не приносили дохода, их можно было скупать только впрок. Нефть, металл, удобрения, разумеется, порождали реальные финансовые потоки, над которыми надлежало установить контроль. Процесс первоначального накопления капитала сопровождался воровством, активизацией организованной преступности и коррупцией.

При этом действовали все формальные демократические институты. Соблюдалась свобода слова и информации. Выборы проходили в относительно свободном режиме, административный ресурс действовал еще слишком слабо. К. Илюмжинову удалось создать посреди демократической России средневековое ханство со Степным уложением вместо нормальной конституции. Д. Дудаев стремился к отделению Чечни. Национальный фонд спорта, получив льготы, беспошлинно ввозил в Россию спиртные напитки и сигареты, активно делясь своими доходами с чиновниками. В Государственной думе шли оживленные дискуссии, депутаты и фракции торговали своими голосами. Президент проводил в Сочи теннисные турниры «Большая шляпа», собирая весь истеблишмент новой России. Реформы, ради которых стреляли по Белому дому, фактически остановились.

Так неприглядно выглядела новая демократическая Россия в 1995 году. Разве этого ждали люди от демократии? Они все больше демонстрировали разочарование: именно в тот момент и появилось слово «дерьмократ». Демократам, а точнее – сторонникам рыночных реформ все больше грозила судьба коммунистов.

Как выглядит демократия вблизи.

«Повседневная жизнь демократии – зрелище, не вызывающее благоговейного трепета: бесконечные препирательства, мелочные амбиции, риторика, призванная что-то затушевать или ввести кого-то в заблуждение, сомнительные связи власти и денег, законы, даже не претендующие на справедливость, политика, закрепляющая привилегии. Особенно мучительно все это переживают люди, которые идеализировали демократию в борьбе с авторитарным гнетом, для которых демократия была потерянным раем. Когда рай претворяется в повседневную жизнь, наступает разочарование. Так возникает искушение одним махом поправить дело: прекратить пререкания, заменить политику администрированием, анархию – дисциплиной, действовать рационально – это искушение авторитаризма» (Пшеворский 1999: 137).