Владимир Брюханов - Заговор графа Милорадовича Страница 21

Любопытно, что Джунковский, как следует из его собственной публикации 1804 года, тоже был принципиальным противником крепостничества! Что же касается Якушкина, то незадачливый заговорщик и террорист завершил описание данного эпизода сожалением, что российские крестьяне еще не доросли до понимания блага свободы!..

Вторую попытку предпринял М.С.Лунин в 1826 году — накануне суда над декабристами, когда всем подсудимым, в предвидении смертного приговора (к счастию, не сбывшемуся в отношении абсолютного большинства обвиняемых), было предложено написать завещания. В своем завещании Лунин отпускал крепостных на волю, оставляя землю своим законным наследникам-родственникам; этот демарш также немедленно был предотвращен властями как противозаконный.

Чисто умозрительно, идеи декабристов действительно были весьма прогрессивны — ну что бы им выступить с этими предложениями хотя бы лет на сто раньше! Но почти целый век интенсивного роста численности сельского населения сделал эти идеи утопией, попытка воплощения которой пролила бы море крови, ибо лишение русских крестьян земли тогда, когда ее и так-то на всех уже не хватало, вызвала бы вполне понятное их отношение, и избежать новой гражданской войны было бы невозможно.

Общеупотребительная версия о том, что тайные общества в России стали выражением вольнолюбивого духа, почерпнутого офицерством в результате знакомства с европейскими порядками во время походов 1813–1815 гг., достаточно справедлива. Поначалу кружки не преследовали конкретных политических целей — людям просто было приятно собираться и свободно болтать на любые темы. Для героев ушедшей войны требовалось, кроме всего прочего, и какое-то подобие дела, способное утолить темперамент, сорванный с тормозов постоянным нервным перенапряжением предыдущих лет.

Психологические проблемы перехода от войны к миру — это вечные проблемы всех времен и народов. Основой возникавшего сотрудничества были отчасти близкие родственные связи, отчасти — боевая дружба, а новые знакомства легко находились в среде, где по европейскому примеру криком моды стали масонские ложи, в которых и вызревали первоначальные семена свободомыслия.

Не один П.И.Пестель, например, задумался над решением еврейского вопроса. Основатели в 1814 году первого тайного общества в России, «Ордена русских рыцарей», М.Ф.Орлов и М.А.Дмитриев-Мамонов пришли к идее насильственного обращения по крайней мере половины евреев в христиан и распределения их по малонаселенным краям России — вполне определенный прообраз Биробиджана.

Но деятельность императора обратила ход мыслей вольнодумцев в ином направлении.

Польше, как упоминалось, была дана конституция, и встал вопрос о том, чтобы наделить подобным благодеянием и Россию — это не могло не радовать дворян. Но одновременно и небезосновательно росли слухи и о наступлении царя на крепостное право.

Лишь немногие из виднейших дворян попытались внести в это дело собственную инициативу: в 1816 году проекты ликвидации крепостного права были независимо друг от друга представлены Н.С.Мордвиновым и П.Д.Киселевым. Появлялись и другие публикации на ту же тему, отчасти вызванные еще конкурсной задачей Вольного Экономического Общества 1812 года.

В 1816–1819 гг. развернулась обещанная аграрная реформа в Прибалтийских провинциях. По времени и по духу она перекликалась с аналогичными реформами в Пруссии и других государствах Центральной Европы; реформа ориентировалась на интересы крупных земельных собственников, но обеспечивались и права низших слоев.

В ответ 9 февраля 1816 года гвардейские офицеры Никита Михайлович Муравьев, князь Сергей Трубецкой, Павел Пестель и Сергей Шипов образовали новое тайное общество под многозначительным названием — «Союз спасения». Вскоре к ним присоединились и другие персонажи — Александр Николаевич Муравьев, выдвинувшийся тогда среди них на первую роль, братья Матвей и Сергей Муравьевы-Апостолы, Якушкин, Лунин, Глинка и т. д. К концу 1817 года число участников тайного общества дошло аж до трех десятков человек!

Лунин первым затеял цареубийственные разговоры — еще в конце 1816 года. Не случайно и Пестель зачастил в имение опального П.А.Палена — оба великих конспиратора, старый и молодой, явно были довольны взаимным общениием!

В годы, последовавшие за Наполеоновскими войнами, Александр I пытался поддерживать боеспособность гвардии, отправляя ее в походы по российской территории; позднее эта практика сократилась в связи с очевидной нехваткой средств.

Летом 1817 года Гвардейский корпус был направлен в Москву, где и пробыл до весны 1818 года. Ядро заговорщиков-гвардейцев попало, таким образом, в старую столицу, где местное дворянство, испытавшее значительные финансовые невзгоды в связи с пожаром 1812 года и прочими военными бедствиями, было особенно резко настроено по отношению к эмансипаторским потугам царя.

Мало того, на пути из Петербурга гвардия проследовала через местности, где в Новгородской губернии как раз происходило создание военных поселений. При этом в поселенцев обращали не только солдат, но и государственных крестьян тех селений, которые брались за основу новых хозяйств. Военной дисциплине подчиняли не одних хлебопашцев, но и все их семейства — с женщинами и детьми. Стон стоял всеобщий.

К проезжавшему начальству селяне валились в ноги толпами, прося избавить от жуткой участи. Явочным порядком посылались делегации в столицу и к цесаревичу Константину Павловичу. Но все было тщетно. Известна реакция Александра I: военные поселения будут «хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова».

До трупов дело тогда не дошло, но и народное возмущение, и угрозы царя были вполне серьезны: когда в июле-августе 1819 года возникло прямое неповиновение в Чугуевских военных поселениях на Украине, то оно было подавлено жесточайшим образом.

По Москве в 1817 году ходила «самиздатом» рукопись В.Н.Каразина. Этот известный публицист, вступавший в конфликты еще с Павлом I, в первые годы правления Александра был деятельным помощником молодого царя — стал, в частности, инициатором и создателем Харьковского университета. Позднее Каразин надоел Александру бесцеремонностью в подаче советов, и утратил статус доверенного сотрудника. Теперь он встал на защиту крепостного права — совершенно в стиле популярного в то время «Духа журналов».

Александр Муравьев разобрал рукопись Каразина, взвесил все за и против, и подал свои соображения царю — через П.М.Волконского. Прочитав, Александр I вынес вердикт: «Дурак! Не в свое дело вмешался!» Кстати, едва ли это было приятно и Волконскому!

А.Н.Муравьева же публично подвергли аресту — вскоре, впрочем, без последствий отмененному. Царь вполне ясно продемонстрировал, что не намерен допускать дискуссий о преобразовании России.

Заговорщики, в свою очередь, поняли, что в их советах не нуждаются — и пришли к обоснованным выводам. Александр Муравьев к политике заметно охладел, чего нельзя сказать о многих других.

Остававшийся в Петербурге член Общества князь С.П.Трубецкой — неутомимый интриган и провокатор — прислал из столицы письмо к единомышленникам в Москву, живописуя пристрастия императора к полякам и якобы имевшееся намерение последнего отдать во власть Польши западные провинции России — для распространения на них польских порядков. В Польше же крепостное право, напоминаем, было уничтожено Наполеоном в 1807 году и позже не восстанавливалось.

Именно как реакция на это письмо в руководящем ядре «Союза спасения» вроде бы всерьез возникло намерение к цареубийству. Решили даже бросить жребий — кого принести в жертву, но тут Якушкин принял почин на себя. Все советские историки тщательно обходили мотивацию этого героического стремления (в лучшем случае упоминался только общеизвестный факт, что Якушкин пребывал в тот момент в слишком возбужденном состоянии, вызванном его личными романтическими проблемами), а ведь она весьма прозрачна. Якушкин, только что вышедший в отставку двадцатичетырехлетний гвардейский капитан, был смоленским помещиком и, следовательно, мог стать жертвой предполагаемой реформы, если бы ее действительно стали проводить.

Ближайшие соратники Якушкина — М.А.Фонвизин и С.И.Муравьев-Апостол — сначала поддержали его, а затем, немного поразмыслив, принялись отговаривать. Муравьев-Апостол составил даже письменное возражение, обоснованно заявив, что тайное общество в сложившихся условиях никак не сможет воспользоваться удачным результатом покушения. Срочно вызванный ими в Москву Трубецкой ничем не мог обосновать справедливость распущенного им слуха. Якушкин обиделся и на пару лет отошел от заговорщицкой деятельности.