Дмитрий Верхотуров - Идея сибирской самостоятельности вчера и сегодня Страница 21

Влияние внутреннего рынка идет по нескольким направлениям. Во-первых, в экономическую деятельность вовлекается гораздо больший процент населения, чем теперь. Это реальная основа для роста благосостояния сибирского общества. Во-вторых, развитый внутренний рынок предъявляет спрос на куда большее число профессий, чем сырьевая региональная экономика. А это толкает в свою очередь развитие профессионального образования, которое в свою очередь требует системы высшего образования и сферы культуры. Вокруг них формируется свой сектор экономики и занятости.

В-третьих, внутренний рынок обеспечивает переток капиталов от сырьевых отраслей к несырьевым. В России много говорилось и писалось на тему того, как получше изъять у сырьевых отраслей «природную ренту», хотя правильное решение очевидно и напрашивается само собой. Надо превратить свой, внутренний рынок в главного потребителя сырья и топлива. Когда сложится положение, что собственная экономика потребляет основную часть добываемой нефти и газа, угля, леса, руд металлов, и других видов сырья, тогда капитал от сырьевых отраслей потечет к несырьевым.

Для Сибири это очень важно потому, что перед ней стоит важнейшая задача избавиться от сырьевой зависимости.

Третий элемент сибирской самостоятельности – это экономическое планирование. В наше время господство либеральной экономической доктрины, которая отрицает планирование, этот момент может показаться очень спорным. Однако, задачи, стоящие перед самостоятельной Сибирью, показывают, что без планирования не обойтись. Само по себе экономическое планирование в России возникло, как средство осуществления крупномасштабного строительства. Первый план «Гоэлро» предусматривал строительство ряда крупных электростанций и промышленных предприятий. Плановые предположения распределяли во времени необходимые капиталовложения, затраты труда и расходы материалов.[85]

Сибирь, в силу слабого развития городской, промышленной и транспортной инфраструктуры, также будет нуждаться в крупномасштабном строительстве, и потому также нуждается в экономическом планировании.

С одной стороны, планирование – это функция от управленческой самостоятельности. С другой, оно играет самостоятельную роль, потому что это наиболее мощное средство для преодоления последствий несамостоятельного развития Сибири. Наиболее типичный пример несамостоятельного развития мы видим в гипертрофированном развитии как раз сырьевого сектора, а также «предприятий-дублеров», которые прятались в Сибири от возможной военной опасности. Здесь налицо тот факт, что основные направления развития Сибири определялись далеко не в интересах самой Сибири. Это наложило свой отпечаток на развитие промышленности, городов, районов сибирских регионов. Прямо скажем, современная структура сибирской индустрии, когда в одном месте находится нефтегазовая промышленность, в другом – нетепереработка, в третьем – химия, в четвертом угледобыча и черная металлургия, в пятом – наука и точное машиностроение – не является рациональной. Люди, осуществлявшие такое развитие региона, совершенно не брали во внимание ни региональные интересы, ни соображения того порядка, будет ли удобно этим комплексом пользоваться.

Топливный комплекс показывает, насколько в СССР не считались с интересами Сибири. Например, открытие нефти в Западной Сибири и создание огромного приполярного нефтедобывающего района, практически в отрыве от южных районов, состоялось только потому, что искали «большую нефть». Этот комплекс со стадии геологоразведки не проектировался под нужды региона.

Для изменения этой нерациональной структуры, сложившейся под влиянием чужих интересов, потребуется много времени и ресурсов, для чего все ресурсы региона должны быть в одних руках и под одним руководством. Дело здесь обстоит даже не в том, что основные доходы от экономической деятельности сразу оказываются в крупных компаниях в Москве или сразу в федеральном бюджете, минуя бюджеты сибирских регионов. Дело состоит в том, что раздергивание ресурсов на доходы компаний, доходы федерального бюджета, доходы региональных и местных бюджетов резко снижает возможности их использования. Не получается концентрации финансовых ресурсов на ключевых задачах. В итоге, например, в одно и то же время нефтяные компании вынуждены напрягать свои финансы для ремонта нефтепроводов, а регионы – напрягать свои бюджеты для ремонта дорог. Объединение ресурсов же позволяет решать задачи по мере их поступления: в один год бросить средства на трубы, а на следующий год – на дороги, и так далее.

И, наконец, четвертый элемент сибирской самостоятельности – это культурная самостоятельность. Сибирь зависит от русской культуры, причем эта зависимость навязанная.

Для каждого, кто бывал в Сибири и в Евроссии, нет нужды доказывать, что это очень разные страны, с разными условиями, с разными историческими судьбами и разным окружением. Между ними, пожалуй, только одно сходство. В Евроссии и Сибири бывает зима с морозом и снегом. Соответственно, культурный опыт населения Сибири коренным образом отличается от опыта жителей Евроссии. Речь идет в данном случае о русских и коренниках, потому что сибирские татары выпадают из этого сопоставления совершенно очевидным образом.

Старожильческое население Сибири сформировалось в течение XVII века, и вплоть до конца XIX века, когда бурное развитие приобрело народное просвещение в Сибири, развивалось самостоятельно, под сильным воздействием культуры и менталитета сибирских тюркских народов. Это, собственно, и было тем обстоятельством, почему сложился особый сибирский язык, славянского происхождения, но отличный от русского. В него проникло много слов из тюркских и монгольских языков, с носителями которых старожильческие русские жители Сибири очень плотно взаимодействовали. Сложилась своя материальная культура, взявшая как русские, так и тюркские элементы, и сложился свой сибирский менталитет, непохожий на менталитет русских Европейской России.

Вот этот момент принципиальный в вопросе сибирской культурной самостоятельности. Мы не берем даже сейчас ни сибирских татар, ни хакасов, ни бурятов, чья непохожесть на русских самоочевидна. Мы говорим сейчас о тех жителях Сибири, которые русского происхождения. Даже они всерьез отличаются от русских, от которых они когда-то вышли. С одной стороны, у них вроде бы и славянская культура, но – непохожая из-за массы заимствований.

В России эта тема была и сейчас является как бы запретной. Принято считать, что сибиряки только русские, без кавычек и оговорок. Неважно, что есть материалы, описания и исследования. Это политический предрассудок, на котором базируется одна из теорий, оправдывающих эксплуатацию Сибири. И теперь есть движения и организации в Сибири, которые стараются пропагандировать эту идею всеми силами, невзирая на отсутствие доказательств.

Под влиянием этой идеи ни правительство, ни интеллигенция, даже областническая, ничего не сделали для развития культурных особенностей сибиряков. Они их просто старались не замечать, а если и сильно они бросались в глаза, то старались как можно быстрее уничтожить, сравнять с неким «эталоном». Так боролись в школах с сибирским языком, на котором говорили и писали дети коренников. Поэтому при развитии народного образования сибиряков-старожилов активно переучивали на русский литературный язык, изгоняя слова и выражения сибирского языка как вульгаризмы.

Даже областники, которых сегодня рисуют патриотами Сибири, и которые сами так себя называли, тоже боролись с сибирской особостью. Понятно, почему они так сделали: это было время максимального влияния имперской идеи просвещения «отсталых окраин», в число которых входила и Сибирь. Даже представители областнического движения, как А.Н. Щапов, Г. Н. Потанин и Н.М. Ядринцев, выступавшие за сибирское самоуправление, никакого внимания не обращали на языковые и культурные особенности сибирских жителей, и потому этот вопрос тогда в повестку дня не поставили. Более того, Ядринцев, например, ставил вопрос об определении того влияния, которое «низшая раса» (то есть сибирские народы), оказала на «высшую расу» (то есть русских). При такой постановке вопроса понятно, что речь шла об уничтожении последствий этого влияния.

В историческом образовании насаждалось обязательное изучение истории Руси, начиная с древности, тогда как история Сибири начиналась с похода Ермака на Сибирское ханство и с «присоединения Сибири к России». Несмотря на яркие археологические находки из дорусской истории Сибири, а потом и появление обобщающих трудов, целого ряда исторических очерков, в широкое народное образование эти сведения не попадали. Имперское просвещение (как российское, так и советское) формировало из сибиряка человека, не помнящего своего родства, не знающего истории земли, на которой родился и живет, и культурно привязанного к Евроссии, которой сибиряк чаще всего не видел и знал очень плохо. Поездки были доступны только небольшой части населения Сибири, главным образом, городским жителям.