Виталий Тренев - Путь к океану Страница 21

Курьер, привезший этот журнал, объявил генерал-губернатору от имени Нессельроде, что его просят "только подписать", а журнал требуют немедленно возвратить. Это было вечером, у Муравьева были гости, и он не исполнил желания Нессельроде. Предложив курьеру чашку чая, он написал свое особое мнение в кратких, но весьма решительных выражениях, высказав принципиальное несогласие с вынесенным решением.

Сегодня утром Муравьев просил аудиенцию у государя и вот уже одет, чтобы ехать в Зимний дворец.

Вскоре после ухода Муравьева пришел Корсаков, приехавший с Невельским. Нетерпеливо и взволнованно ждали сибиряки своего командира. Время тянулось медленно, разговор не клеился. Невельской, внешне спокойный, но смертельно бледный, ходил по маленькой гостиной. Наконец послышался шум шагов по коридору, голоса. Тревожно вглядываясь в лицо входящего Муравьева, Невельской шагнул ему навстречу. Радостный вид генерал-губернатора сразу развеял гнетущее настроение ожидавших. С просветлевшим лицом слушал Невельской рассказ Муравьева.

Николай I со вниманием отнесся к докладу генерал-губернатора о важных причинах, толкнувших Невельского на решительные действия, а когда прочел постановление комитета относительно Невельского, то передернул плечами и, бросив журнал на стол, сказал:

- Поступок Невельского молодецкий, благородный и патриотический, и где раз поднят русский флаг, он уже опускаться не должен.

И на журнале написал: "Комитету собраться вновь под председательством наследника престола".

Снова начались заседания комитета в том же составе, но уже под председательством будущего царя Александра II, который принял сторону Муравьева и Перовского. Это раскололо единый фронт противников Муравьева. Чернышев, Нессельроде и Вронченко остались в оппозиции. Они не могли отступить от своих прежних мнений, не потеряв авторитета. Результатом разногласий было новое двойственное решение. Оно сводилось к тому, чтобы оставить Николаевский пост в виде лавки Российско-Американской компании и никаких дальнейших шагов в этом крае не предпринимать. Для охраны и других надобностей послать из сибирской флотилии в Петровское зимовье 60 человек при двух офицерах и доктора. Начальником экспедиции по настоянию Муравьева был снова назначен Невельской.

Таким образом, правительство опять оказалось чрезвычайно осторожным и нерешительным, сваливая всю ответственность на частную компанию. Этим самым Амурская экспедиция была лишена того авторитета, размаха, который она должна была бы приобрести, будучи экспедицией правительственной. А между тем эта мера ни в какой степени не ввела в заблуждение китайцев. Как выяснилось впоследствии, ни китайское, ни другие иностранные правительства даже и представить себе не могли, что люди, так отважно и беззаветно действующие на Амуре, - представители частного акционерного общества, а не правительственные чиновники. Осторожная методика министерства иностранных дел никого не обманула, но лишила экспедицию многих преимуществ и принесла бесчисленные беды и неприятности, которые были преодолены только личным мужеством и самоотвержением членов этой экспедиции.

Средства, выделенные на содержание Амурской экспедиции, составляли всего лишь 17 тысяч рублей в год, считая и жалованье и расходы на питание и снаряжение.

Как и до сих пор, Невельской оставался лишенным и прав и физических возможностей для выполнения своей высокой миссии. Но он не опустил рук и не отступил перед непреодолимым, казалось, препятствием. С новой энергией и твердой решимостью отправился он в дальний путь из негостеприимного Петербурга.

XIII. СВАДЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. ГИБЕЛЬ БАРКА "ШЕЛЕХОВ"

В Иркутске, в маленькой гостиной генеральши Зориной, Невельской снова встретился с Катей.

А через две недели в домовой церкви при губернаторском доме, без шума и блеска, в присутствии только самых близких родных да Муравьева, была отпразднована свадьба Невельского с Катей Ельчаниновой.

Первые дни молодые жили в доме Зориных. Близилось время отправления в экспедицию. Однажды Невельской заговорил с молодой женой о том, как и где она будет жить в его отсутствие.

Веселая, смешливая Катя сделалась вдруг серьезной и, твердо глядя на мужа, сказала:

- Мое место рядом с мужем, куда бы ни забросила его судьба и долг.

Напрасно горячился Невельской, доказывая, что ей не вынести лишений, трудов и опасностей, связанных с путешествием. Катя настаивала на своем, и он скрепя сердце согласился взять ее с собою.

В начале мая Геннадий Иванович с женой отправились в путь. Родные провожали Катю, проехав с нею несколько почтовых станций. Было ветрено и ненастно. Прощаясь, Катя не удержалась от слез. Но вот тарантас, крытый кожей, покатил по грязи, а за ним и подводы с грузом. На крыльце маленькой станции остались провожающие, махая платками.

Достигнув через несколько дней Лены, путешественники пересели в паузки36. Лена, серая под дождливым небом, не была так красива, какой ее описывал Невельской Кате. В каюте было сыро. Люди ходили в мокрой одежде. Кате стало нехорошо, но она стойко держалась и просила мужа не беспокоиться и не отрываться от дела ради нее.

В письмах с пути Катя рассказывала родственникам о своих впечатлениях.

"На корабле, 28 мая.

Сегодня мы провели очень дурную ночь, мои дорогие друзья. До самого утра шел проливной дождь. Теперь прояснилось, и мой муж немного отдыхает после своих трудов. Я же хотя и думала сделать то же самое, но не могла уснуть.

Мои мысли и мое сердце унеслись к вам, и сейчас же сон как бы рукой сняло: его заменило непреодолимое желание поболтать с вами хоть письменно, к сожалению.

Я теперь не такая печальная, и моя веселость напоминает времена Иркутска.

Если я вам об этом и пишу в каждом письме, это потому, что знаю вашу любовь ко мне и беспокойство дяди на этот счет и я спешу успокоить вас относительно нравственного моего состояния. Ваша Катя очень счастлива, она более и более привязывается к благородному другу, который ее выбрал между всеми. Я вам клянусь, что опасности столь необыкновенного путешествия меня пугают теперь меньше, чем когда-либо. Если я еще очень страдаю от нашей разлуки, то мой муж всегда найдет средство меня развлечь и успокоить. Он так нежно заботится обо мне, имеет такую глубокую привязанность ко мне, он такой благородный, безукоризненный герой.

Ему всегда удается возвратить покой моей душе и мыслям, и я делаюсь опять весела и резва, забавляя и заставляя хохотать степенного господина Невельского, благодаря сотням шалостей, которые приходят мне в голову.

На коленях благодарю я господа, что он мне послал в покровительство этого чудного человека, любовь которого - моя гордость и будет для меня сильной опорой в испытаниях, которые меня, может быть, ожидают впереди".

"Станция Аллах-Юн.

Мы уже сделали половину пути. Все, в общем, слава богу, благополучно, несмотря на все ужасы этой дороги. Вы знаете, что я была готова встретить всякие препятствия и неудобства, но действительность превзошла все, что могло нарисовать мне мое воображение. Никогда не могла я себе представить, что такие дороги существуют на свете. То приходится вязнуть в болотах, то с величайшим трудом пробираться по непроходимым лесным дебрям, то взбираться на скалы по невероятно крутым тропинкам, то, наконец, переправляться вплавь через быстрые реки. Природа дика, но величественна. Видно, что рука человеческая и не прикасалась к ней, пытаясь сделать дороги хотя бы мало-мальски сносными. Правда, иногда попадались мостики самой первобытной постройки... но проходить по этим сооружениям в высшей степени опасно. В них громадные щели между бревнами, а между тем мосты эти перекинуты нередко через пропасти или через глубокие потоки; лошадь должна скакать через эти зияющие отверстия, и у всадника легко может закружиться голова. Нельзя описать все ужасы этого путешествия! Надо самому все это испытать, чтобы понять, какой опасности мы подвергались.

Я, впрочем, не отчаиваюсь и по-прежнему предпочитаю гамак седлу37, вопреки тому, что мне говорили в Якутске, предупреждая о бесполезности гамака. В опасных местах пути, мне кажется, все-таки безопаснее оставаться в гамаке, чем ехать верхом. На лошади легко потерять равновесие, если сделается головокружение, когда посмотришь вниз, на пропасти, с высоты горных обрывов или между щелями мостиков. Я делаю верхом по 30 верст в день и до сих пор не садилась еще на взятое для меня мужское седло. Дамское гораздо удобнее; мой муж также находит это и иногда пользуется им. Это покажется вам смешным, но вы понимаете, что потеряешь всякое кокетство в этих диких краях, где приходится оставить все привычки цивилизованного мира, в особенности после двухнедельной езды по адским дорогам, когда совсем разбит от усталости, о которой, к счастью, вы не имеете никакого понятия. Ах, что мы вытерпели! Несмотря на все усилия над собой, бывают минуты, когда я ослабеваю и теряю всякое мужество. Однажды, например, нам пришлось переправляться вплавь через глубокую и быструю реку! Разразилась гроза, молния ослепляла нас, а сильные раскаты грома, которые эхо повторяло со всех сторон, отражаясь в горах Яблонового хребта, пугали лошадей. Они то и дело взвивались на дыбы. Дождь лил как из ведра. Ледяная вода текла без удержу по лицу, по рукам, по ногам. Тропинка, по которой мы пробирались, была, кажется, опаснее всех предыдущих. Мы переезжали то по горным плоскостям, то через ледники, где вязли в снегу, то спускались с крутых скал по голым, почти отвесным обрывам и пробирались по узким и скользким дорожкам, загроможденным громадными каменными глыбами. Напуганная, иззябшая, с нетерпением ожидала я той минуты, когда наконец нам можно будет остановиться. На мое несчастье, прошло еще немало времени, пока нашли место для отдыха. Оно оказалось под сводом из скал, нависших над углублением. Наскоро устроили там палатку, и эта жалкая яма показалась мне раем, когда перед огнем я могла наконец просушить одежду и хоть немного обогреться. С каким наслаждением я расположилась после стольких часов мучений на моей походной кровати. Утром я проснулась спокойная и веселая. Яркое солнце освещало чудную картину и свежим радостным блеском изгладило мрачные впечатления вчерашнего дня. Так вот каким образом мы продвигаемся вперед, мои добрые друзья.