Даниил Мельников - Империя смерти Страница 21

Двенадцать с половиной лет просуществовал нацизм. И все эти двенадцать с половиной лет число «врагов» нацизма росло, можно сказать, в арифметической прогрессии. А раз росло число «врагов», то, стало быть, в арифметической прогрессии росло число жертв.

Читателю уже известно, что даже после того, как Гитлер стал канцлером и начал репрессии против КПГ, за коммунистов проголосовало почти 5 млн германских граждан, а за социал-демократов — семь. Итак, 12 млн. немцев не побоялись «коричневой чумы» и отдали свои голоса на последних, фактически уже не свободных выборах левым партиям. Совершенно очевидно, что всех их без исключения нацистский режим автоматически зачислил в список своих врагов. Были у них основания бояться разгула террора? Разумеется, были.

Рабочие партии Германии имели своих кадровых работников, своих активистов. Кадровые работники и активисты существовали и в германских профсоюзах, игравших в Веймарской республике огромную роль. Ясно, что все списки активистов партии и профсоюзов, просто членов КПГ попали в картотеку гестапо. То же касалось и молодежных организаций рабочих.

Далее мы увидим, что на первых порах нацисты, и в частности Гиммлер, вели борьбу с церковью, имевшей свой разветвленный аппарат в стране. Итак, сын священника, да еще священника, которого любили бедняки прихожане, или внук, бабушка которого аккуратно посещала церковь, представляли собой потенциальных «врагов».

К 30-м годам в Германии ассимиляция евреев зашла далеко, в результате чего появилось много полукровок. Кроме того, чистокровных арийцев нередко связывали с евреями узы дружбы, служебные отношения, наконец, чувство благодарности и взаимной симпатии. Какой-нибудь нацист, например, верил своему врачу-еврею, считая, что тот спас его. Или, наоборот, немец-врач вылечил пациента-еврея, спас его от смерти. И т. д. и т. п. При этом отнюдь не каждый ариец, находившийся в родстве, в свойстве или просто в приятельских или деловых отношениях с неарийцем, тут же бежал с доносом в гестапо на себя и на своего друга (родственника, свойственника, компаньона). Естественно, что и у него были все основания считать себя «замаранным», со страхом ожидать «визита» гестапо.

В Германии было большое количество антивоенных, пацифистских организаций: передовая интеллигенция сплошь выступала против войны. Разумеется, людей, так или иначе связанных с антивоенным движением, нацисты взяли на заметку.

Что уж тут говорить о немцах, с симпатией относившихся к Советскому Союзу! А ведь и таких было в веймарской Германии немало. Экономический кризис принудил большое число специалистов — инженеров, техников искать работу в Советском Союзе, возводившем в ту пору гигантские промышленные объекты. Многие крупные и мелкие фирмы также держались на плаву только благодаря заказам из СССР.

Можно себе представить, как все эти люди, связанные с СССР, с его народом, опасались репрессий со стороны коричневых бандитов!

Большая часть творческой интеллигенции после 1933 г. эмигрировала за границу, эмигрировали и люди, так или иначе связанные с заграницей. (Даже старые нацисты, успевшие повздорить с Гитлером и его приближенными, бежали в Западную Европу и в США.) Их родственники, друзья и знакомые, часто вообще не знавшие о судьбе эмигрантов, автоматически попали в рубрику «неблагонадежных».

Мы уже не раз отмечали, что среди эсэсовцев, штурмовиков, членов НСДАП была масса уголовников. Безусловно, уголовники затаили злобу на судей, свидетелей обвинения, просто соседей, присутствовавших при их «позоре». Теперь, дорвавшись до власти, они жаждали свести счеты, отомстить.

Хорошо, если дело происходило в большом городе, где трудно было сразу обнаружить «врагов» нового режима и своих собственных. Но ведь существовали тысячи мелких городишек и многие тысячи деревень, где все происходило на виду, где достаточно было одного мерзавца, чтобы «замести» всех порядочных людей.

Ну а потом начала осуществляться «программа эвтаназии» — умерщвления людей, больных наследственными болезнями. Можно себе представить, как чувствовали себя родные и близкие больных, в каком страхе пребывали!

В указах и распоряжениях, то и дело издававшихся в «третьем рейхе», были специальные параграфы о недопущении укрывательства государственных преступников, о недопущении «недоносительства», об ответственности родственников (клана, рода) за проступки «врагов нации».

Таким образом, мы видим, как широк был круг подозреваемых, запятнанных, потенциальных «преступников». Видим, что в нацистской Германии насилие и впрямь стало всесильным, а страх всеобъемлющим!

В послевоенном мире много рассуждают о «харизме» Гитлера, об ораторском таланте Геббельса, о ловкой фашистской пропаганде, загипнотизировавшей немецкий народ. И почему-то редко вспоминают о страхе, в котором нацисты держали немцев и народы оккупированных стран многие годы.

В этом направлении действовал гигантский аппарат насилия — все эти гестапо, СД, «народные суды», «чрезвычайные суды», «превентивные» аресты, виселицы и гильотины.

Отнюдь не только истерическая любовь к фюреру гнала стариков и мальчишек под пули[31].

СС и вермахт

После назначения Гиммлера начальником полиции рейха власть его настолько укрепилась и расширилась, что находившиеся у него в подчинении силы практически образовали нечто вроде государства в государстве — одну из главных опор режима и его фюрера — Гитлера. Более того, «империя Гиммлера» приобрела определенную степень независимости, руководители ее — прежде всего Гиммлер и Гейдрих — могли активно воздействовать на общую политику рейха и в какой-то степени формировать ее.

Однако на одну область власть аппарата Гиммлера не распространялась. Это была армия, рейхсвер, а затем (после введения всеобщей воинской повинности — в Веймарской республике была всего-навсего стотысячная армия — и отказа в мае 1935 г. Гитлера от ограничений по составу и численности вооруженных сил, наложенных на Германию по Версальскому мирному договору) — вермахт.

Для понимания событий, сопутствовавших коренной реорганизации руководства армией и перетасовкам в ее верхушке, необходимо напомнить читателям о роли, которую играла военщина в общественной и политической жизни Германии.

Особенности развития капитализма в Германии были раскрыты Марксом, Энгельсом и Лениным. Эти особенности явились причиной того, что дворянство в значительной мере сохранило свои позиции в стране после перехода Германии в капиталистическую, а затем и в империалистическую стадии развития. Незадолго до первой мировой войны В. И. Ленин писал, что в Англии и во Франции буржуазия господствует полновластно и почти (за малыми исключениями) непосредственно, «тогда как в Пруссии первенство за феодалами, за юнкерами, за монархическим милитаризмом»[32]. Один из крупных немецких экономистов, В. Зомбарт, так охарактеризовал положение в стране накануне первой мировой войны: «При скрещивании дворянства с буржуазией первое оказывается у нас (то есть в Германии. — Авт.) всегда более сильным элементом. Его дочери выходят замуж за дворян, а сыновья вливают в дворянство свежую кровь, женясь на богатых наследницах. Разбогатевшие же буржуа стремятся, как можно скорее, забыть о своем происхождении и раствориться в родовом дворянстве или, по крайней мере, — в феодально-родовом помещичьем классе»[33].

Первая мировая война мало что изменила в специфической социальной структуре Германии. «Кайзер ушел, генералы остались» — так характеризовали тогда положение в Веймарской республике прогрессивные деятели страны. И с этой точки зрения весьма характерным явилось избрание на пост президента Веймарской республики одного из виднейших представителей дворянско-помещичьего класса и германской военщины — Гинденбурга. Не случайно именно Гинденбург вручил власть в стране Гитлеру.

Крупное юнкерство рассматривало армию как свою вотчину. Почти весь генералитет при переходе власти в руки нацистов состоял из знати, имевшей длинную родословную и ставившей перед своей фамилией приставку «фон» — фон Браухич, фон Бломберг, фон Фрич и т. д.

Вот почему Гитлер, желая овладеть этим аванпостом германского милитаризма — армией и полностью подчинить ее нацистскому руководству, должен был соблюдать сугубую осторожность.

Напомним, что армия являлась важной опорой Гитлера во время борьбы за власть: она действовала заодно с фюрером и в период расправы со штурмовиками в 1934 г., а также оказала неоценимую услугу Гитлеру в сложный период, связанный с перевооружением рейха, введением всеобщей воинской повинности и форсированной милитаризацией Германии.

Эти услуги были вполне оценены Гитлером. После событий 30 июня 1934 г. наступил «медовый месяц» во взаимоотношениях фюрера с рейхсвером. В то время Гитлер еще нуждался в безусловной поддержке армейской верхушки — как для проведения чистки в рядах НСДАП, СА, СС, так и для осуществления широкой программы ремилитаризации. Поэтому «уступчивость» Гитлера по отношению к требованиям немецкой военной касты, казалось, не знала границ.