Сергей Карпущенко - «Стальной кит – повелитель мира» Страница 22

Кошмарика, упавшего в воду, поначалу охватило такое чувство, будто он свалился с крыши многоэтажного дома и стремительно несется вниз, к земле. Несмотря на гидрокостюм, холодная вода залива пронзила его тело тысячью иголок. Вначале Ленька ничего не видел в воде, казавшейся не прозрачной, а какой-то вязкой, темной массой. Ошеломленный, Ленька не сразу опомнился и с полминуты не мог ориентироваться, не знал, что делать дальше, и даже хотел было подняться на поверхность и вернуться на платформу. Но стыд, что он, награжденный поцелуем чудной девочки, повернет назад, как последний трус и слабак, заставил Кошмарика опомниться. Дышать он стал равномерней, скоро привык и к холоду, а вода не казалась ему непрозрачной и мутной.

Мощно работая большими, упругими ластами и одной правой рукой, увлекаемый в глубину еще и весом акваланга, ломика, фонаря, Ленька уходил все дальше и дальше вниз, в бездну. Мимо него проплывали рыбы, среди которых были крупные, и Ленька с сожалением подумал о том, что с подводным ружьем он бы мог здесь навести немало «шороху». А между тем слой воды над Кошмариком становился все более темным – он плыл все дальше и дальше, к самому дну.

«Нужно зажечь фонарь», – мелькнуло в голове Леньки, и тотчас темноту водной стихии пронзил сноп желтого света, упал на темно-коричневое дно, покрытое водорослями, шевелящимися подобно змеям на голове Горгоны. Громада погибшего корабля, ушедшего до половины своего борта в песок, высилась справа, то есть Кошмарик вначале избрал немного неверный путь, но теперь до транспорта было совсем недалеко, и Ленька смело двинул прямо к судну, молчаливому и угрюмому.

Скоро Кошмарик подплыл вплотную к борту корабля, так что были видны сварные швы и заклепки на металле его корпуса. Ленька, слегка пошевеливая ластами, принялся оплывать транспорт, бесконечно большой – из иллюминатора «Стального кита» погибший корабль выглядел куда более скромным по размерам. Вот Кошмарик оказался рядом с винтами и рулем судна, которое зарылось в песок правым бортом и носовой частью, а кормовая часть была немного приподнята. «Как же мне проникнуть в трюм? – стал думать Кошмарик. – Может, сначала обследовать надстройку? Да, поднимусь повыше. Эх, веревка как мешает! Надо будет потом не привязываться. А может, отрезать? Нет, не буду, а то вдруг чего случится…»

Кошмарик сделал несколько мощных движений ластами и поплыл туда, где находилась надстройка корабля. Вот он уже плывет вдоль ряда иллюминаторов надстройки, подплывает к черному прямоугольному провалу, где прежде находилась дверь, а теперь зиял лишь дверной проем. «Заплыву сюда», сказал сам себе Кошмарик и, освещая фонарем дорогу, заплыл в помещение надстройки, мрачное, как склеп. На самом деле это помещение стало могилой для людей, потому что в углу каюты, скатившись сюда по наклонной плоскости пола, лежали человеческие черепа, бессмысленно тараща на Леньку свои черные глазницы. Черепа были коричневого, почти черного цвета, потому что пролежали в воде больше пятидесяти лет. Здесь же грудой были навалены человеческие кости – скелеты давно уж развалились. Кошмарику при виде этой ужасной картины стало до жути неприятно на сердце, точно он видел в этих останках свои собственные кости, свой собственный череп. Ему стало страшно за себя: «А вдруг я не выберусь отсюда? Вдруг останусь здесь, рядом с этими костями?»

Эта мысль промелькнула в сознании Леньки со скоростью рыбки, которые сновали туда-сюда в этой каюте-склепе. Но предаваться мрачным мыслям Кошмарик вообще не любил, а поэтому решил, что нужно будет обследовать помещение повнимательней. Он знал наверняка, что люди, чьи черепа и кости он сейчас видел перед собой, могли иметь на себе разные ценные вещи, которые должны были оставаться здесь, в этой каюте. Подплыв поближе к куче черепов и костей, Кошмарик принялся раздвигать в разные стороны останки моряков. Ленька вообще не отличался особой щепетильностью, когда-то он умело потрошил финские доты на Карельском перешейке, без стеснения выламывал из найденных черепов золотые коронки, поэтому и сейчас страсть к золоту полностью вытеснила из сознания мальчика сожаление к погибшим людям, пронзавшее его еще пару минут назад.

Под костями на самом деле попадались какие-то железки, все ржавые-прержавые, так что и назначение-то их невозможно было установить какие-то пряжки, наверное, болты, детали от разрушенного водой оружия. Кошмарик хотел уже было бросить ковыряться в этом хламе, как вдруг в его пальцах оказался предмет, привлекший внимание мальчика. Нет, сказать с уверенностью о том, что медальон был сделан из золота, Кошмарик бы не смог – слишком тусклым, коричневатым был цвет металла. «Наверху посмотрим», решил Кошмарик и сунул медальон за воротник гидрокостюма, потому что ни карманов, ни сумки у него не было.

Кости Кошмарик больше ворошить не стал, а принялся осматривать помещение. Здесь была дверь в другую каюту. Она была плотно закрыта на засов, и Кошмарику страшно захотелось отворить эту дверь, чтобы проникнуть в соседнее помещение. Вытащив из-за пояса ломик, Ленька стал сбивать засов, но тот до того заржавел, что никак не желал поддаваться усилиям мальчика. Провозившись с дверью минут пять, Ленька решил, что на первый раз он и так немало сделал, а поэтому вынырнул из каюты, поплавал еще немного возле корабельных надстроек, а потом легкими движениями ласт направил свое гибкое, хорошо тренированное тело к поверхности воды.

Володя подтянул его за веревку к платформе, стоя на коленях, подал руку и вытащил мокрого, лоснящегося блестящей черной резиной Кошмарика.

– Ну как? – только и спросил Володя, тревожно вглядываясь в лицо Леньки.

Кошмарик выплюнул загубник, стащил с лица маску, вначале глубоко-глубоко дышал «живым» воздухом, а потом сказал:

– Все о’кей, сэр! Там полный кайф! – и указал пальцем вниз.

Но Володя таким ответом был неудовлетворен, хотя вначале потребовал, обращаясь к Иринке:

– Налей-ка ему горячего кофе из термоса, – а потом строго спросил у Леньки: – Да в чем там кайф? Удалось тебе проникнуть в помещения транспорта? Есть туда ход?

– Да, есть, – устало отвечал Кошмарик. – Был я там в одной каютке, набитой человечьими костями. Скелеты, конечно, кинулись на меня с кулаками, но я так хорошо поработал ломом, что они улеглись в углу отдыхать и чистить выбитые зубы…

– Ну хорош трепаться! – приказал Володя. – Дело говори!

– А дело такое… На-ка, посмотри. – И Кошмарик, запустив пальцы за воротник гидрокостюма, извлек оттуда медальон, хотя поначалу он хотел утаить от друзей свою находку.

Володя уставился на медальон, стал крутить его и так и эдак, прикидывал на вес, тер о джинсы.

– А золотой ведь медальончик! – с восторгом произнес он наконец, сияя глазами. – Ты, собственно, где его нашел?

– Да там и нашел, в каюте этой, среди костей… Работенка, скажу тебе, будьте-нате, не из приятных – черепа и ребра голыми руками перебирать. Есть в этой каюте еще одна дверь, да она закрыта на засов. Ковырял его, ковырял, да так и не расковырял. Хочу снова нырять. Есть у меня мысля, подозрение такое есть, что за этой дверью что-то путное лежит. Поплыву…

Тут явилась Иринка с кофе. Ей показали медальон, а Кошмарик еще снова стал рассказывать про черепа и кости, да про то, как он ковырялся во всем этом «дерьме» в поисках сокровищ и вот наконец-то кое-что отыскал. Иринка слушала Кошмарика внимательно, покуда он наслаждался рассказом да потягивал сладкий кофеек, а потом посмотрела очень печально, будто это был и не Кошмарик вовсе, а те самые человеческие останки, и сказала:

– Вы просто мародеры, вот вы кто…

Володя обиделся. Он хоть и не выказал неудовольствия по поводу Кошмариковых «археологических изысканий», но ведь не он же в конце концов ковырялся в груде черепов и костей, а Ленька, так зачем же его под одну гребенку…

– Кто это «вы»? – надулся Володя.

– Да и ты тоже, дорогой Володечка, – гневно сказала Иринка. – Не ты ли буквально из кожи лез, с восторгом рассказывая о подводных сокровищах?! Ты такой же, как и он! Вам золото всего дороже! Вы по человеческим телам ходить будете – они же все равно ничего не чувствуют! Лишь бы карманы набить! А твой дед, Володя, таких, как ты, во время войны к расстрелу приговаривал, а ты…

Володя и Кошмарик рассмеялись – до того нелепым было сейчас упоминание девочки о войне.

– Ну ты, мать, загнула! – буквально надсаживался Кошмарик от смеха, хотя ему и было довольно противно на душе. – Кости пожалела, а живых людей на расстрел отправить решила! Это чтой-то нечестно получается, не по справедливости! Кстати, ты, видать, забыла, что это как раз Володькин дедушка тех самых людей в рай отправил, а кости их вон там, в каюте, бултыхаются, как, простите, дерьмо в проруби!

– Ну и сволочи же вы! – сквозь слезы проговорила Иринка и побежала к «Стальному киту», чтобы укрыться в его чреве и вдоволь выплакать свое негодование на злой, не понимающий ее чувства мир.