Джеффри Хоскинг - Россия и русские. Книга 1 Страница 22

Выбор Сергием символа Святой Троицы для монастыря не был случайным. Троица имела особое значение в исихазме, учившем, что, лишь безмолвно молясь Господу, человек сможет смирить плоть и прийти к видению не самого Бога, а его «энергии», выраженной в «Фаворском свете» (как его называл Григорий Палама, основатель доктрины). Считалось, что это причастие светом имело непосредственное отношение к Святому Духу и предназначалось не только для умиротворения души человеческой, но и для того, чтобы эта душа смогла преодолеть земные соблазны и отказаться от злобы. Отец, Сын и Дух Святой составляли Живую Единоначальную Троицу. Биограф Сергия Радонежского Епифаний Премудрый в своей книге особенно подчеркивал этот аспект духовного прозрения русского святого71.

Верующие поселенцы также возрождали дух Кирилла и Мефодия. Стефан Пермский (1340–1396), сын священника из Устюга на Северной Двине, «полуночной земли» (как назвал ее Епифаний Премудрый), стал монахом в Ростове, выучил там греческий язык и собрал коллекцию греческих книг. Он отправился учить язычников-зырян, живших по соседству. Стефан придумал зырянский алфавит и синтезировал слова таким образом, чтобы стал возможен перевод служб и Писания. Епифаний отвел этому монаху почетное место среди распространителей православной веры, таких, например, как апостолы Павел и Петр72.

Исихастский дух — поиск покоя, внутреннее сосредоточение и личная преданность — вдохновляли иконописцев на шедевры, создаваемые на протяжении конца XIV–XV вв. Именно этот период эксперты оценивают как вершину в истории русского религиозного искусства. Иконопись как жанр берет свое начало из византийского христианства. Однако уже на раннем этапе русское искусство стало развиваться в своем неповторимом направлении и приобретать особые отличительные черты. Русские иконы были менее внушительными и величавыми, человеческие фигуры казались проще, сокровеннее и ближе. Для создания икон русские мастера заимствовали византийские традиции или использовали материал повседневной жизни, подчеркивая потенциальную возможность преобразить мир. Иконописец должен был развивать свою способность духовного проникновения. Как заметил теолог XX в. Павел Флоренский: «Иконописцы — люди не простые: они занимают высшее, сравнительно с другими мирянами, положение. Они должны быть смиренны и кротки, соблюдать чистоту, как душевную, так и телесную, пребывать в посте и молитве и часто являться для советов [к] духовному отцу»73. Другими словами, мастерам полагалось вести аскетический образ жизни исихастов. Только таким образом они могли достичь достаточного просветления, нужного для работы по превращению тайны божественной в человеческую74.

Новое направление развила группа художников московского двора и Троицкого, монастыря в Сергиевом Посаде, возглавляемая Феофаном Греком. Судя по имени, он прибыл из Византии. Этот мастер с 1370-х по 1400-е гг. работал над фресками в Новгороде, Нижнем Новгороде и Коломне. Он расписывал Архангельский и Благовещенский соборы Московского Кремля. Его ученик Андрей Рублев работал вместе с ним в Благовещенском соборе, а затем продолжил свое дело в Звенигороде, во Владимире и в Троицком соборе Троице-Сергиева монастыря. Его самое знаменитое творение, икона «Троица», стало выражением исихастского идеала: спокойные светло-голубые тона, смиренные и непринужденные позы трех ангельских фигур говорят о стремлении к единству, гармонии и согласию посредством глубокого духовного познания75.

По сравнению с предшественниками и Феофан, и Рублев были менее монументальными и более динамичными в создании образов. В их работах фигуры и одеяния выполнялись с большим чувством — это проявлялось в жестах, неуловимых движениях. Служба и природа на заднем фоне изображались более реалистично (хотя и без упора на детали и использования перспективы, в то время уже начинавшей распространяться в западноевропейском искусстве). Иконы Рублева были насыщены яркими красками, наполнены мягким меланхоличным лиризмом, не создававшим, однако, пессимистического настроения76. (Полтора века спустя, в 1551 г., Церковный собор представил Рублева образцом иконописи.)

Падение Золотой Орды

Во время правления Дмитрия I (1359–1389) Москва приобрела власть над Ростовским, Суздальским и Нижегородским княжествами и расширила свои территории дальше на северо-восток. Путем финансовых сделок либо завоеваний она присоединила Стародуб (к востоку от Суздаля), Кострому, Галич, Углич и Белоозеро77. Приобретение северных земель с их богатыми лесными и водными ресурсами способствовало укреплению Москвы за счет сокращения важнейших территорий, принадлежавших Новгороду.

Расширение владений Москвы совпало с периодом упадка Золотой Орды, стабильно правившей более века. До конца XIV в. она, бесспорно, представляла собой лидирующую силу в Евразии. Под ее контролем находился важнейший торговый путь, шедший из Балтики по Волге, к Среднему Востоку, Персии и Индии; она покровительствовала торговым караванам, двигавшимся вдоль степей из Центральной Азии и Китая к Черному морю и портам Средиземноморья. Размеры доходов из этих источников вместе с размерами дани с подчиненных земель свидетельствовали не только о могуществе этого государства, но и о его богатстве. С другой стороны, это богатство порождало все более усложнявшуюся городскую цивилизацию, которая фактически не могла больше сосуществовать с кочевым правлением. К тому же все сложнее становилось адекватно управлять, «сидя в седле», обширными и разнообразными территориями Золотой Орды, каждая из которых развивалась по-своему. Накопленное давление привело к взрыву. Убийство хана Берди-бека в 1359 г. вызвало ряд государственных переворотов, в ходе которых ханы Сарая сменяли друг друга на троне. А Мамай, один из самых предприимчивых военачальников, собрал в степях к западу от Волги независимую орду, посчитав земли Руси частью своего улуса. Столкнувшись с требованиями признания и дани, исходившими одновременно от Золотой Орды и от орды Мамая, русские князья несколько растерялись и погрузились в раздумья. Они могли использовать противоречия между двумя хозяевами, если бы сумели объединиться и превзойти монголов.

В это время чуть далее на восток монгольский полководец Тимур (Тамерлан) захватил контроль над улусом Чагатая и использовал эту территорию как базу для построения великой Азиатской империи со столицей в Самарканде. Один из его подданных, Тохтамыш, собрал свою армию и отправился на запад, чтобы захватить власть в Сарае и воссоединить Золотую Орду. Только Мамай мог предотвратить эту попытку.

Перед схваткой с Тохтамышем Мамай решил разобраться со своенравными русскими князьями, находившимися у него в тылу. В 1378 г. он послал к Москве свою армию, но Дмитрий разбил ее в битве на реке Воже. Неожиданное поражение заставило Мамая провести более тщательную дипломатическую подготовку, необходимую для второй попытки. Он установил связи с купцами из Генуи, которым пообещал некоторые торговые права, связанные с путями по русским рекам, а также с Ягайло в Литве и рязанским князем. После этого Мамай направил на северо-запад куда более мощное войско и потребовал подчинения Москвы, издавна избегавшей каких бы то ни было военных конфликтов с Золотой Ордой. Теперь же Дмитрий собрал войска из нескольких княжеств и получил благословение от Сергия Радонежского на военные действия против Мамая, являвшегося в глазах русских людей узурпатором.

Две армии столкнулись 8 сентября 1380 г. на Куликовом поле, в верховье Дона. Рязань же сохраняла нейтралитет, да и литовские войска не прибыли на помощь монголам. Дмитрий взял инициативу в свои руки и пересек Дон, придя к тому месту, где реки могли защитить оба фланга его армии. Там он смог противостоять татарскому войску и в итоге добиться бесспорной победы для Московии. Однако она была далеко не решающей. Вскоре Тохтамыш, одержавший верх над Мамаем, решил восстановить сюзеренитет над Русью и организовал карательную экспедицию, в ходе которой разграбил Москву (1382). Русские князья вновь оказались вынуждены платить дань хану Золотой Орды78.

И все-таки битва на Куликовом поле стала символическим переломным моментом, так как она показала, что единство в действиях русских князей может привести к победе даже над татарскими войсками. К концу XV в. Москва стала не только религиозным центром восточнославянской Православной церкви, ее признанным покровителем, но и лидером национального движения против татарского ига.

В 1395 г. сам Тимур отправился на запад, стремясь нанести поражение бывшему протеже, а теперь злейшему врагу Тохтамышу, который для укрепления своих позиций заключил союзы с Москвой, Польшей и Литвой, Тимур предпочитал видеть земли своих врагов опустошенными. Когда он приблизился к Москве, Василий I направил против него войско, а митрополит Киприан принес в город чудотворную икону Владимирской Богоматери. Неожиданно Тимур изменил курс и увел свои войска, что многие связывали с чудотворным действием иконы. На самом деле Тимур уже достиг своей главной цели — победы над Тохтамышем и больше не видел смысла в действиях против Москвы.