Николай Павленко - Екатерина I Страница 22

Герцог рассчитывал на получение от Петра в качестве приданого за дочерью Лифляндии и Эстляндии, но не получил ни того ни другого. Зато Екатерина 6 мая 1725 года подарила герцогу острова Эзель и Даго, чем вызвала ненависть русских вельмож.

Читатель, вероятно, обратил внимание на то, что речь в книге идет о влиянии на императрицу попеременно то герцога Голштинского, то Меншикова, то Толстого. На первый взгляд эти суждения противоречат одно другому. Но, приглядевшись к личности императрицы, женщины безвольной, стремившейся избегать конфликтов с вельможами и в то же время легко поддававшейся внушениям то одного, то другого, надлежит признать эти противоречия кажущимися. Екатерина имела обыкновение соглашаться со всеми, и это создавало впечатление о растущем влиянии на нее то герцога и стоявших за его спиной супруги и министра, то Меншикова, то Толстого. О влиянии Макарова источники умалчивают, но не потому, что этого влияния не было, а потому, что это влияние было теневым. В действительности пальму первенства во влиянии на императрицу следует отдать Меншикову не только потому, что ему принадлежала решающая роль в возведении ее на трон, но и потому, что он располагал силой, которая, без труда подарив Екатерине корону, с такой же легкостью могла эту корону у нее отнять. Императрица боялась Меншикова и даже в критической для князя ситуации, когда он попытался овладеть герцогством Курляндским, не осмелилась отстранить его от власти.

Расширение полномочий зятя не оправдало надежд Екатерины — этим маневром ей в конечном счете не удалось создать противовес Меншикову в Верховном тайном совете. Неудача объяснялась прежде всего тем, что безвольному, недалекому, лишенному способности принимать самостоятельные решения герцогу противостоял энергичный, напористый, опытный не только в интригах, но и в знании обстановки в стране Меншиков.

Природные недостатки герцога усугублялись тем, что он с легкостью поддавался стороннему влиянию. Человеком, без ведома которого герцог не смел сделать и шага, был его министр граф Бассевич — личность авантюристического склада характера, интриган по натуре, не раз ставивший своего повелителя в неловкое положение.

Цель, к которой стремилась Екатерина, была проста — не только сохранить корону на своей голове до конца дней своих, но и водрузить ее на голову одной из дочерей. Действуя в интересах герцога, императрица положилась на родственные связи и отклонила услуги и усердие Меншикова, которому она была обязана троном. Впрочем, герцог оказался настолько слаб, что не смог справиться с наведением порядка не только в стране, но и в собственной семье. Вот свидетельство французского дипломата Маньяна, отметившего, «между прочим, холодность и несогласие, царствующие между ним и герцогиней, супругой его, и доходящие до того, что он уже более трех месяцев не допускается в ее спальню»[71].

Как мы помним, Екатерина обещала председательствовать на заседаниях Верховного тайного совета. Однако обещания своего она не выполнила: за пятнадцать месяцев, прошедших со времени учреждения Верховного тайного совета до ее кончины, она присутствовала на заседаниях пятнадцать раз. Нередки случаи, когда она накануне дня заседания Совета выражала желание на нем присутствовать, но в день, когда оно должно было состояться, поручала объявить, что переносит свое присутствие на следующий день, после полудня.

Причин, по которым это происходило, источники не называют. Но, зная распорядок дня императрицы, можно без риска ошибиться высказать мнение, что она недомогала из-за того, что ложилась спать после семи утра и проводила ночные часы за обильным застольем.

Как уже говорилось, при Екатерине I в Верховном тайном совете верховодил Меншиков — человек, хотя и небезупречной репутации, но с достаточно широким диапазоном дарований: он был талантливым полководцем и неплохим администратором и, будучи первым губернатором Петербурга, успешно руководил застройкой новой столицы.

Вторым лицом, оказывавшим влияние как на императрицу, так и на Верховный тайный совет, был тайный кабинет-секретарь Алексей Васильевич Макаров. С этим человеком есть резон познакомиться поближе.

Подобно Меншикову, Девиеру, Курбатову и другим, менее известным соратникам Петра Великого, Макаров не мог похвастаться своей родословной — он был сыном подьячего Вологодской воеводской канцелярии. Историк-любитель второй половины XVIII века И. И. Голиков изобразил первую встречу Петра с Макаровым так: «Великий государь в бытность свою в Вологде в 1693 году увидел в вологодской канцелярии между приказными молодого писца, именно же сего г. Макарова, и с первого на него взгляда, проникши в его способности, взял его к себе, определил писцом же в Кабинет свой и, мало-помалу возвышая его, произвел в помянутое достоинство [тайного кабинет-секретаря], и с того времени он неотлучен от монарха».

В сообщении Голикова по крайней мере три неточности: никакого Кабинета у Петра Великого в 1693 году не существовало; Макаров служил не в вологодской, а в ижорской канцелярии у Меншикова; наконец, начальной датой его службы в Кабинете следует считать 1704 год, что подтверждается патентом на звание тайного кабинет-секретаря.

Столь же фантастические, но диаметрально противоположные сведения о способностях Макарова высказал немец Гельбиг, автор известного сочинения «Случайные люди в России». О Макарове Гельбиг писал, что он «сын простолюдина, толковый малый, но настолько несведущий, что не умел даже читать и писать. Кажется, это невежество и составило его счастье. Петр взял его в свои секретари и поручил ему списывание секретных бумаг, работа для Макарова утомительная, потому что он копировал механически».

Достаточно даже поверхностного знакомства с документами той поры, к составлению которых был причастен Макаров, чтобы убедиться в нелепости свидетельства Гельбига: Макаров не только умел читать и писать, но и превосходно владел канцелярским языком. Было бы преувеличением считать перо Макарова блестящим, подобным тому, которым владели И. Т. Посошков, П. П. Шафиров, Ф. Салтыков, но письма, указы, экстракты и прочие деловые бумаги он составлять умел, с полуслова понимал мысли Петра и придавал им приемлемую для того времени форму.

В Кабинет стекалась огромная масса материалов общегосударственного значения. Все они, прежде чем попасть к царю, проходили через руки кабинет-секретаря.

В среде правительственной элиты Макаров пользовался огромным авторитетом. Его доброжелательства домогались Меншиков и Апраксин, Головкин и Шафиров и другие сановники. В архивном фонде Кабинета Петра Великого хранятся тысячи писем, адресованных Макарову. Вместе взятые, они представляют обильный материал для изучения характеров, нравов и человеческих судеб той поры. Одни обращались за милосердием к царю, другие выпрашивали его у Макарова. Отметим, челобитчики докучали царю в редких случаях: их руку удерживали несколько указов Петра, строго каравших за подачу лично ему прошений. Челобитчики, однако, научились обходить указы: они обращались с просьбами не к царю, а к Макарову, чтобы тот исхлопотал у монарха удовлетворение просьбы. Письма заканчивались просьбой «предстательствовать» перед царем и доложить ему суть просьбы «во благополучное время» или «со временем». Князь Матвей Гагарин изобрел несколько иную формулу: «Пожалуй, милостивый государь, усмотря случай донесть его царскому величеству». «Во благополучное время» или «со временем» в переводе на современный язык означало, что челобитчик просил Макарова доложить царю просьбу в то время, когда тот пребывал в хорошем, благодушном настроении, то есть Макаров должен был уловить момент, когда просьба не могла вызвать вспышки гнева у раздражительного царя.

Какими только просьбами не осаждали Макарова! Марья Строганова просила его ходатайствовать перед царем об освобождении от службы ее племянника Афанасия Татищева, поскольку в нем «есть нужда» в доме. Княгиня Арина Трубецкая выдавала замуж свою дочь и в связи с этим домогалась, чтобы Макаров исходатайствовал у Екатерины разрешения на заем у казны 5–6 тысяч рублей, «чтобы нам сию свадьбу отправить». Анна Шереметева, вдова фельдмаршала Бориса Петровича, просила оградить ее «от челобитчиков в беглых крестьянах, ищут за пожилые годы превеликих исков». Графиня просила кабинет-секретаря «во благополучное время» доложить царю и царице, чтобы те «оборонили» ее от истцов.

Множество просьб Макарову исходило от вельмож. Президент Адмиралтейской коллегии и сенатор Федор Матвеевич Апраксин заканчивал свое послание к кабинет-секретарю словами: «Письмо его царскому величеству изволь вручить и как оное будет принято, пожалуй, не изволь оставить без известия». Сын князя-папы всепьянейшего собора Конон Зотов, добровольно вызвавшийся поехать за границу для обучения, сетовал Макарову из Парижа: «…по се число не имею [от царя] ни похвалы, ни гневу».