Алексей Исаев - Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг. Страница 22

Из трех соединений 11-го мехкорпуса реально могли участвовать в бою 22 июня только два: 29-я и 33-я танковые дивизии. Из-за отсутствия автотранспорта 204-я моторизованная дивизия смогла выдвинуть к Гродно из места постоянной дислокации в Волковыске только штаб и один батальон мотопехоты. Нехватка автомашин сказалась также на действиях танковых дивизий Мостовенко. Передвигавшаяся пешком пехота отставала от танков. Тем не менее две советские танковые дивизии пошли в атаку с задачей «уничтожить наступающего противника». Впрочем, «две дивизии» — это громко сказано. Правильнее их будет назвать «боевыми группами» или «отрядами» двух дивизий.

В первый день боев под Гродно решилась судьба всех трех танков КВ, имевшихся в корпусе Мостовенко. Один опрокинулся и затонул в болоте. Второй был обездвижен попаданиями в ходовую часть. Это, скорее всего, был первый танк КВ, с которым немцы столкнулись в боях. Как ни странно, донесений об этом столкновении с новой советской бронетехникой не последовало. По крайней мере таковые пока не обнаруживаются. Третий КВ 11-го мехкорпуса был неисправен и остался в мастерских, позднее его взорвали при отходе. Если под Алитусом состоялось первое танковое сражение Великой Отечественной войны, то под Гродно вкус встречи станками Т-34 ощутила немецкая пехота. Они произвели впечатление на противника. По словам Мостовенко, «танки противника, пытавшиеся атаковать наши танки, были подбиты, а оставшиеся держались за обороняющейся пехотой». Речь, очевидно, идет о батальоне «Штурмгешюцев», поддерживавшем наступление VIII корпуса.

Впрочем, и без «Штурмгешюцев» у пехотинцев были средства для борьбы с советскими танками, в том числе Т-34. Всего, по немецким данным, за 22 июня в боях на подступах к Гродно было уничтожено 180 советских танков, из них только 8-я пехотная дивизия отчиталась о 80 единицах. Позднее заявка последней была откорректирована в сторону увеличения — до 115 танков. Атакам советских танков также подверглись передовые части 256-й пехотной дивизии, продвинувшейся до Нового Двора. Немцы отчитались о 8 танках, подбитых ими на позициях в Новом Дворе. Если принять немецкую заявку как базовую, речь идет о выбивании как минимум половины машин из 384 танков 11-го мехкорпуса.

Что интересно, впоследствии обе стороны расценили свои действия как в той или иной мере успешные. Мостовенко в своем отчете написал: «Пр-к, атакованный танковыми дивизиями, приостановил наступление и перешел к обороне, используя населенные пункты и реки»[74]. В свою очередь, в отчете VIII корпуса о советских танковых атаках было сказано следующее: «Они пытались смять наступающий клин VIII корпуса, вводя все новые и новые атакующие эшелоны (всего более 500 танков в 13–14 эшелонах). После потери более 120 танков атаки были прекращены»[75].

В данном случае истина лежит посередине. Контрударом 11-го мехкорпуса 3-й армии удалось избежать немедленного прорыва немцев к Гродно вдоль шоссе. В журнале боевых действий 8-й дивизии немцев об этом сказано прямо и недвусмысленно: «Продвижение остановлено, командир 84-го пп вынужден отказаться от намерения взять Гродно быстрым ударом». О характере сопротивления советских войск в вечернем донесении отдела 1с (разведка) 9-й армии 23 июня прозвучали такие слова: «Русские сражаются до последнего, предпочитают плену смерть (приказ политкомиссаров). Большие потери личного состава, мало пленных»[76].

Однако всего две советские танковые дивизии не могли полностью ликвидировать возникший утром 22 июня кризис. Севернее Гродно, по северному берегу Августовского канала, к Неману вышла 161-я пехотная дивизия VIII корпуса. Уже в полдень через реку был переправлен один полк, а к вечеру — построен мост. Угроза обхода Гродно с севера была воспринята очень серьезно. Позднее комфронта Павлов на допросе рассказывал о состоявшемся вечером 22 июня разговоре с командующим 3-й армией. Павлов вспоминал: «На мой вопрос, каково положение на его правом фланге, Кузнецов ответил, что там положение, по его мнению, катастрофическое, так как разрозненные части в районе Козе (севернее Гродно) с трудом сдерживают натиск противника, а стрелковый полк, находящийся между Козе и Друскеники, был смят ударом с тыла очень крупных механизированных частей, но что он сейчас собирает все, что у него есть под рукой, и бросает в район Козе»[77].

«Козе» (Hoza) — это городок к северу от Гродно на шоссе на Друскенинкай. «Крупные механизированные части» — это, скорее всего, левофланговые подразделения LVII корпуса 3-й танковой группы. Тревогу Кузнецова можно понять, это был обход фланга его армии механизированными соединениями противника. Поэтому он прямо сказал Павлову, что «нам придется оставить Гродно». Город Гродно сам по себе был достаточно сильной позицией. Путь наступающему на город с запада противнику преграждала огибающая город река Неман.

Немецкий исследователь белостокского «котла» Хейдорн пишет:

«Еще рано утром 23 июня в 8-й пд считали, что предстоит кровопролитное форсирование Немана и взятие Гродно с боем. Последние дополнения были внесены в приказ о наступлении в 07.15. Тем больше были удивление и облегчение, когда разведывательный батальон 8-й пд доложил, что ему удалось в 08.50 занять мост южнее Гродно. Берег Немана и Гродно были очищены противником.

В течение утренних часов дивизия переправлялась через Неман по мосту южнее Гродно. В то время как 84-й пп остался для прикрытия фланга дивизии южнее Гродно и в самом городе, основная часть дивизии, имея в авангарде разведбатальон, начала движение севернее Немана в направлении на юго-восток, на Скидель, причем разведывательный батальон 8-й пд столкнулся с сильным сопротивлением врага лишь в 19.00 на берегу Котры (24 км юго-восточнее Гродно, 4 км западнее Скиделя)»[78].

Командующий фронтом Павлов в своем приказе, отправленном в 3-ю армию вскоре после полуночи 22 июня, четко и недвусмысленно поставил задачу: «Вам надлежит всеми мерами прочно удержать Гродно»[79].

Одним словом, решение Кузнецова оставить Гродно было, по меньшей мере, спорным, хотя и объяснимым. Оно существенно ухудшило условия, в которых 3-й армии пришлось сражаться в последующие дни. Кроме того, в Гродно были сосредоточены запасы боеприпасов, которые пришлось частью раздать войскам, а частью все же взорвать. В итоге уже 24 июня Кузнецов докладывал в штаб фронта: «В частях создалось чрезвычайно тяжелое положение с боеприпасами». В свою очередь, в вечернем донесении отдела 1c (разведка) 9-й армии прозвучали такие слова: «В Гродно захвачены большие трофеи оружия, боеприпасов и продовольствия»[80].

Воздушный Перл-Харбор

В период подготовки к вторжению среди командиров 2-го воздушного флота возникла дискуссия относительно наиболее подходящего времени для удара по аэродромам. Подполковник Пауль Дейчманн, начальник штаба II авиакорпуса, считал, что перелетать границу одновременно с началом артиллерийской подготовки нецелесообразно. С учетом необходимости атаковать цели в глубине советской обороны это давало примерно 40-минутный интервал на приведение аэродромов в боевую готовность. Советское командование могло поднять самолеты в воздух, и атакующие немецкие бомбардировщики могли выйти к тщательно разведанным командой Ровеля, но пустым аэродромам. Перелет же границы раньше лишал внезапности сухопутные войска. Те же мысли тревожили других командиров авиасоединений 2-го воздушного флота. В итоге командир 51-й истребительной эскадры Мельдерс и командир VIII авиакорпуса Рихтгоффен обратились к командующему флотом Кессельрингу с предложением, суть которого можно было охарактеризовать фразой: «Мы подкрадемся к аэродромам на большой высоте, как воздушные разведчики». Назначенные для удара самолеты должны были набрать максимальную высоту над занятой германскими войсками территорией, а затем в темноте над болотистыми и лесными участками, с приглушенными моторами пересечь границу. Это предложение было принято Кессельрингом.

Главной целью германских летчиков, перелетевших границу еще в темноте, были аэродромы 9-й смешанной авиадивизии. Однако нельзя сказать, что план удара одновременно с артподготовкой полностью сработал. Командир 129-го истребительного полка капитан Ю.М. Беркаль, услышав артиллерийскую канонаду, тут же (на свой страх и риск) объявил боевую тревогу. С аэродрома Тарново поднялись истребители. Всего за день ими было выполнено 74 самолето-вылета на прикрытие аэродрома. Советские летчики заявили об уничтожении 2 истребителей Ме-109. В воздушном бою был потерян один самолет, еще один не вернулся с боевого задания. На земле было потеряно 27 МиГ-3, 11 И-153[81].

В соседнем 124-м истребительном авиаполку майора И.П. Полунина также вовремя объявили тревогу. В воздух поднялись заместитель командира полка капитан H.A. Круглов и мл. лейтенант Д.В. Кокорев. Последнему удалось перехватить и сбить таранным ударом двухмоторную двухкилевую машину, опознанную как До-217. В действительности это был истребитель Ме-110. Ему было суждено стать первым потерянным немцами самолетом на Восточном фронте. Первый удар немцев по аэродрому Высоке-Мазовецке своей цели не достиг. Однако секретом успеха 22 июня был не первый удар по «спящему аэродрому», а конвейер следующих один за другим ударов. По аэродрому 124-го полка немцами за день было выполнено около 70 самолето-вылетов, при этом чередовались атаки Ме-110 и Не-111. Рано или поздно наступал момент, когда все самолеты оказывались прикованы к земле, заправляясь или перезаряжая оружие. В итоге немцам удалось подбить и уничтожить 30 советских самолетов.