Иван Грибков - Особый штаб «Россия» Страница 22

Офицеры абвера, служившие в отделах «1 C» подчинялись начальнику отдела «1 C» армии и получали от него приказы. Отдел «1 C» состоял из начальника, его заместителя, 3–4 офицеров, 5–6 зондерфюреров в офицерском звании, знавших русский язык, 14–20 писарей, радистов, делопроизводителей и т. д.

Отдел «1 C» армии обычно находился в нескольких километрах от штаба армии в небольшом населенном пункте, охрана которого не представляла больших сложностей. К примеру, в октябре 1941 г. офицер отдела «1 C» 18-й армии находился в Сиверской. А после того, как советской разведке удалось установить регулярное наблюдение за ним, он был переведен в село Лампово, находившееся в 6 км от Сиверской[252].

Отдел «1 C» располагал значительной агентурой — не менее 100 человек. Все агенты были сведены в резидентуры. В распоряжении резидента обычно находилось от 10 до 20 агентов, а также некоторое число завербованных осведомителей. Еженедельно резидент предоставлял в отдел «1 C», через курирующего офицера абвера, сводку о проделанной работе. Проверку резидентов осуществляли агенты-контролеры и офицеры абвера из других подразделений.

Резидентуры, как правило, были приписаны к местным и полевым комендатурам или какой-либо воинской части. Там резидент получал для себя и своих агентов вещевое имущество и продовольствие, дрова, табак и другие необходимые вещи. Резидент отчитывался о расходе средств своему офицеру-куратору из отдела «1 C». Если резиденту требовалась провести какую-либо небольшую операцию или арест, то комендатура предоставляла в его распоряжение отделение или взвод немецких солдат[253]. При необходимости резидентам выдавалось оружие — пистолеты, автоматы, гранаты.

С конца 1941 г. при отделах «1 C» стали формироваться боевые роты разведчиков, в основном из бывших советских военнопленных, а также, в соответствии с «Основными положениями по борьбе с партизанами», подписанными 25 октября 1941 г. командующим сухопутными силами Германии генерал-фельдмаршалом фон Браухичем, истребительные и охотничьи команды (zerstörungskommandos; jagdkommandos). Численность русских рот составляла от 100 до 200 человек, и принимались туда исключительно добровольцы. Эти роты быстро превратились в спецподразделения по борьбе с партизанами[254].

В конце декабря 1941 г. при штабе 18-й армии, в селе Лампово, дислоцировалась русская рота численностью 200 человек. Подразделением командовали бывший старший лейтенант РККА Полетаев и бывший лейтенант РККА Сушко. В дальнейшем масштаб использования русских коллаборационистов в операциях против «народных мстителей» все более возрастал. В 1943 г. при отделах «1 C» корпусов 18-й армии (I, XXVIII и XXXVIII) действовали русские антипартизанские роты (четыре взвода по 25 человек в каждом). Как отмечал начальник Управления НКГБ СССР по Ленинградской области, комиссар госбезопасности 3-го ранга П. Н. Кубаткин, «в задачу "русских" групп корпусов входит ведение негласной агентурной работы среди местного населения, проживающего в районе дислокации корпусов, а также выявление и физическое уничтожение групп партизан и разведчиков»[255].

Русские роты находились под общим командованием немецких офицеров или зондерфюреров, но при выполнении боевых задач подразделениями командовали русские (бывшие советские) офицеры. С 1942 г.[256] русских офицеров абвера зачисляли в 1001-й гренадерский разведывательный полк, в котором они числились независимо от того, где проходили службу[257].

Убедившись, что эпизодическими мерами подавить партизанское движение невозможно, командование группы армий «Север» отдало приказ о проведении крупных антипартизанских экспедиций. Первая такая операция была проведена в начале декабря 1941 г. в тылу 16-й полевой армии (584-й тыловой район). Возглавлял группировку сил и средств комендант тылового района генерал-лейтенант Курт Шпейман. Задача сводилась к тому, чтобы полностью ликвидировать Ашевско-Белебелковский «партизанский край», откуда постоянно исходила угроза для немецких коммуникаций[258].

Группировка Шпеймана формировалась из самых разных частей, зачастую мало подготовленных к ведению антипартизанских действий. Так, группа «А» (наступала из Локни) состояла из двух рот — одна из 281-й охранной дивизии и вторая (обеспечения) из 572-го моторизованного батальона. В группу «В» (наступала из Холма) входили: 101-я рота химзащиты, рота 869-го стрелкового батальона, рота 561-го батальона полевой жандармерии, рота 87-го строительного батальона и часть роты обеспечения из 572-го моторизованного батальона. Группу «С» (наступала из Старой Руссы) составляли две роты 615-го охранного батальона, две роты 87-го строительного батальона, полроты 561-го полевой жандармерии, рота оперативного назначения, рота эстонской вспомогательной полиции, рота обеспечения 573-го моторизованного батальона, а также рота СС «Шпицки». Группа «D» (наступала из района Старой Руссы) комплектовалась из следующих подразделений: двух рот 281-й охранной дивизии, роты 2-го резервного полицейского батальона, роты латышской вспомогательной полиции, строительной роты базы Люфтваффе в г. Дно, кавалерийского эскадрона (парк армейских лошадей № 561)[259] и роты охраны армейского склада в городе Старая Русса. С воздуха группировка поддерживалась бомбардировочной авиацией. Численность немецких сил составляла 4 тыс. человек. Им противостояло примерно 1500 «народных мстителей»[260].

30 ноября 1941 г. немцы с четырех направлений начали наступление на партизан. В последующие дни ими были заняты важные населенные пункты и перекрыты все дороги, идущие из края. «Народные мстители» уклонялись от открытого боя ввиду явного превосходства противника. К 7 декабря группировка Шпеймана, зачистив несколько районов, операцию завершила. Основная часть войск была выведена в места постоянной дислокации, а в деревнях, где, по данным разведки, происходила концентрация «бандитов», были оставлены сильные гарнизоны. Однако с 9 декабря 1941 г. партизаны стали наносить удары по этим гарнизонам и к середине месяца восстановили свой контроль над краем[261].

Примерно в это же самое время (конец ноября — начало декабря 1941 г.), когда проводились оперативные мероприятия по уничтожению партизан в тыловом районе 16-й армии, к борьбе с народными мстителями были привлечены и «смысловцы». Решение об их использовании принималось в штабе группы армий «Север». Немцы хотели привлечь к зачисткам всех подчиненных Смысловского, но поскольку некоторые еще проходили обучение, а некоторые — только прибыли в разведывательные школы, боевые задачи ставились только перед курсантами, уже не один месяц обучавшимися в разведшколах. Они вошли в состав 1-го учебно-разведывательного батальона. В своей книге «Война и политика» Борис Алексеевич вспоминал:

«Поздняя осень 1941 года. Первые "партизанские шалости" в тылу Германского Восточного фронта. Мы формируемся на далеком севере. В тылу Германской северной группы армейских войск. Партизаны начали организовываться в глубоких лесах Эстонии, Латвии и Белоруссии. И в то время когда они начали выходить из своих тактических очагов, напряжение боев германских армий на всем Восточном фронте начало доходить до зенита. От Балтийского до Черного моря динамика германского стратегического наступления поглощает все оперативные и тактические резервы. В распоряжении тыловых комендатур находятся только слабые части этапных команд, полиция и полевая жандармерия.

Партизаны начинают наносить удары. Загорается тыл. Портятся дороги. Идут первые нападения на текущие к фронту боевые снабжения.

И вот оперативная разведка Германского генерального штаба Северной группы армейских войск — обращается к нам с острожным вопросом: нельзя ли использовать против партизан формирующиеся русские национальные батальоны?

Вопрос в исторической перспективе совершенно ясен.

От того, как сдадут боевой экзамен русские батальоны, будет зависеть их будущая организационная судьба. Быть может, судьба будущей Российской национальной освободительной армии, а вместе с нею, как нам тогда казалось, и вопрос освобождения российской нации от революционной коммунистической идеологии.

Долго раздумывать не приходилось.

1-й Русский национальный батальон был выдвинут на линию партизанского огня.

…В слегка морозную ночь северной осени батальон силою 400 штыков вышел из своих казарм и потянулся к месту боевой операции.

На рассвете, развернувшись в боевой порядок двумя ротами, оставляя третью в резерве, батальон начал входить в высокий лес.

…Командир батальона, прихрамывая от раны 1-го Кубанского похода [очевидно, речь идет о С. К. Каширине. — Примеч. авт.], скрылся в лесу со своим штабом»[262].