Венгры с перцем. Исторический путеводитель по друзьям и партнерам - Сергей Александрович Алдонин Страница 22

И дело тут не в страсти к переводам,

И что Петёфи был Петрович родом,

А дело в том, что никаким преградам

Не разлучить века идущих рядом

Здесь, на земле, где рядом с райским садом

Порядочно попахивает адом.

Многое зашифровано в этом стихотворении. Вся венгерская культура в восприятии русского поэта. А о Петёфи Мартынов написал: «По тем признакам, которые мне удалось уловить в его произведениях и повестях о его жизни, он представляется мне юношей и затем молодым человеком настолько жизнедеятельным, энергичным, одарённым, что к двадцати годам он впитал в себя не только литературу и фольклор родной своей страны, но усвоил и несколько иностранных языков и освоил, как говорится, культурное наследие всего цивилизованного мира». Мартынов перевёл на русский и поэтическое кредо Петёфи:

Шандор Петёфи

Что душа бессмертна – знаю!

Но не где-нибудь на небе,

А вот здесь, на этом свете.

На земле она блуждает.

Между прочим, вспоминаю:

Кассием я звался в Риме,

В Альпах был Вильгельмом Теллем,

И Камиллом Демуленом

Был в Париже…

Юноша Петёфи создал литературный язык, который питает культуру прекрасной страны вот уже полтора века. Но жизнь Петёфи венгры знают не только по академическим биографиям, но и по легендам. Он и в детстве не был пай-мальчиком – свидетельством тому многочисленные учительские придирки, о которых сообщает наша современница, писательница Ализ Мошони:

«Петёфи, не вертись на стуле. Петёфи срывает урок. Петёфи не принес физкультурную форму. Петёфи ест под партой». Эти замечания нынче выбиты золотыми буквами по мемориальной доске на стене школы.

В русском переводе

Русские читатели знают Петёфи лучше всех за пределами Венгрии. Советская школа поэтического перевода была одним из лучших проектов «народного просвещения». Переводы случались гениальные, спорные, добротные, средненькие и обманные. Правда, в ходу была и иная классификация: перевод, как женщина – или верный, или красивый. Обманные получались, если нужно было на пустом месте создать видимость бурной литературной жизни в какой-нибудь дружественной стране или маленькой советской республике. Многие замысловатые поэмы существовали только в виде переводов на русский. Всё это не имеет никакого отношения к венгерской поэзии и к Петёфи. Петёфи с некрасовских времён русские поэты увлекались по велению сердец, не по издательской разнарядке.

Первым русским переводчиком Петёфи стал Михаил Ларионович Михайлов – любимец революционно настроенного студенчества, ученик Некрасова и Чернышевского. Первые михайловские переводы из Петёфи появились в русской печати в 1862-м году. Примерно тогда же – в 1866-м году – венгерский поэт Карой Берци опубликовал свой перевод «Евгения Онегина». Берци хорошо знал русский язык, и перевод «Онегина» стал для него делом всей жизни. Роман Пушкина стал для венгров близкой, усыновлённой классикой. Редкий жанр – роман в стихах – после перевода Берци стал важным для венгерских поэтов. Оказалось, что хрестоматия русского столичного и провинциального дворянства воспринимается венграми как нечто родственное по духу. Вот и Михайлов наполнил Петёфи русским духом. Так, стихотворение «Кабак» почти неотличимо от подобных русских вещиц, в которых соседствуют угар, удаль и смертельная тоска:

Взяли б вас обоих черти!

Пить и петь хочу до смерти.

С плеч рубашку заложу,

А уж вам не угожу!

Через пятнадцать лет журнал «Дело» принялся активно пропагандировать творчество венгерского поэта-революционера. Рядом с работами уже ушедшего из жизни М. Л. Михайлова в 1870-е – 1880-е появлялись переводы А. Михайлова-Шеллера и М. Шелгунова. Но главные русские переводы из Петёфи нам оставил ХХ век.

О Мартынове мы уже говорили и ещё заговорим. Русский Петёфи многим обязан и таким прекрасным поэтам, как Борис Пастернак и Самуил Маршак. Переводами они занимались много, открыли для русских читателей ХХ века Шекспира, Бёрнса, Байрона, Пастернак приблизил к нам Гёте и много лет увлечённо переводил грузинских поэтов…

Пастернак писал о своём романе с Петёфи: «Сначала я отнесся к нему холодно, а потом обнаружил что-то близкое и загорелся. Я когда-то увлекался Ленау и был под его влияньем, а у этого венгерца есть что-то напоминающее Ленау, Фр. Листа и других, общность почвы, единая основа и прочее, так что я не жалею, что позанялся им». Две с половиной тысячи рифмованных строк лирики Петёфи Пастернак перевёл за месяц с неделей. И это были не худшие пять недель в жизни поэта.

Посмотрите, как юного Петёфи перевёл зрелый Пастернак – ровно через сто лет после написания этого стихотворения. Петёфи написал в 1845 – Пастернак перевёл в 1945:

Если ты цветок – я буду стеблем,

Если ты роса – цветами ввысь

Потянусь, росинками колеблем,

Только души наши бы слились.

Если ты, души моей отрада,

Высь небес – я превращусь в звезду.

Если ж ты, мой ангел, бездна ада —

Согрешу и в бездну попаду.

А Маршак впечатляюще перевёл одно из самых воинственных стихотворений Петёфи – новогоднее:

…И вот в сорок девятый год

Вступает Венгрия, в борьбе изнемогая.

Зловещей тьмой закрытый небосвод

Не погасил звезды родного края.

Пускай моя изранена рука —

Она сжимает рукоять клинка.

И каждый мой удар оставит след —

Кровавую печать на много лет.

Между прочим, это одно из тех стихотворений, которые комментируют судьбу поэта лучше любого историка.

Николай Лобачевский и Янош Бойяи

Их открытия не забыты потомками: Венгрия и Россия гордятся этими учёными. Два математика почти одновременно пришли к выводам, которые перевернули науку. И перевернули не с ног на голову, а наоборот, открыв новые пространства математики. Глядя на портреты Лобачевского и Бойяи, мы поражаемся внешнему сходству. Они и выглядели как братья…

Янош Бойяи

Янош Бойяи был сыном математика и поэта Фаркаша Бойяи, который водил дружбу со светилом математики Карлом Гауссом. Гаусс на всю жизнь станет для Бойяи и образцом учёного, и личным кошмаром…

Отец рано выучил его основам математики, а Янош всё схватывал на лету. Позже постаревший Фаркаш Бойяи раскаивался в этом, с печалью наблюдая за гениальными метаниями неприкаянного сына. В 13 лет Бойяи владел