Сергей Буренин - Бумеранг Гейдриха Страница 23

Гейдрих прошел в кабинет Беста, не дожидаясь приглашения сел в кресло, стоявшее около небольшого журнального столика, и жестом пригласил Беста занять соседнее.

— Мне нужна ваша помощь в одном важном деле, — начал Гейдрих, как бы объясняя свое неожиданное появление, — фюрер приказал мне подготовить указ о депортации всех евреев, которые сами или их предки приехали в Германию в этом веке. Но это еще не все: мы хотим конфисковать их имущество, что потребует хорошего юридического обоснования, а здесь уж без вас не обойтись. Главное, конечно, это конфискация имущества. Депортацию обосновать не трудно, и либеральная общественность это проглотит. Но вот конфискацию без должного объяснения они в один голос назовут грабежом.

Бест усмехнулся:

— Так ведь так оно в принципе и есть. Если смотреть чисто с юридической точки зрения. Но ты слишком прямолинеен. Не надо заикаться ни о какой конфискации. Назови это национальным достоянием и оформи как кредит, по которому кредитор может получать только проценты. Проценты сделай самыми мизерными, да еще привяжи к ним прибыль. Выплачивать эти проценты должны будут новые хозяева, которых судить строго, в связи с напряженными временами, мы не будем. Вот тебе прекрасное решение вопроса.

— Гениально, — засмеялся Гейдрих, — И если мы еще запретим передавать имущество по наследству, то все решится наилучшим образом!

— И это вполне можно сделать. Так что забудь о всяких конфискациях, — улыбнулся Бест, — Юриспруденция — это тот же грабеж, но на законных основаниях.

— Слушай, Вернер, — продолжал улыбаться Гейдрих, — может, ты составишь мне эту, юридическую часть указа. И сделай, пожалуйста, побыстрее, но постарайся, чтобы сведения об указе не расползлись за пределы нашего ведомства. Эту операцию мы проведем быстро и неожиданно. И пока она держится в секрете.

— Хорошо, я подготовлю тебе такой документ. А насчет секретности не беспокойся: я прекрасно понимаю, что если сведения про такую операцию просочатся наружу, то паника будет огромная. Среди определенной части населения, конечно. А что будете делать с оставшимися?

— Пока об этом не думали и не говорили.

— Могу подать идею. Воспользуйтесь французским изобретением — гетто. Правда, французы, как всегда, сделали только половину, да и ту не лучшим образом, но американцы довели идею до конца. Французы сделали компактное поселение, кстати говоря, именно для евреев. Евреи там жили по своим законам. Неудобство было в том, что они оттуда свободно выходили, а когда совершали преступления на французской территории, то их передавали в гетто для суда по законам гетто. Это было очень неудобно: например, если еврей убивал француза, его ловили и передавали для суда в гетто, но если по законам гетто это не было преступлением, то его отпускали. Американцы более практичны: они создали гетто для своих обезьян-негров, но вот отпускать их оттуда не стали. А в гетто те варились уже, что называется, в собственном соку. Если мы создадим подобные гетто у нас, то решится вопрос и с их полезностью: насколько те наработали — настолько получили продуктов. Хотят бастовать — пожалуйста, но пусть сами думают, чем кормиться. А успокаивать забастовку будут их раввины.

— Идея неплоха, — согласился Гейдрих, — мы уже думали, что надо будет сделать нечто подобное. Ну ладно, мы обо всем договорились, я пойду: у меня уйма работы по Чехословакии.

Берлин, 2 июня 1938 года

За столом заседания в кабинете Гейдриха сидели сам Гейдрих, Вернер Лоренц, Генрих Мюллер и Вальтер Шелленберг. Заседание открыл Гейдрих.

— Мы все последнее время много и плодотворно работали с проблемой Чехословакии. Но пока наши главные усилия были направлены на Судеты. Сейчас этот вопрос, можно сказать, себя уже изжил. Не сегодня завтра Судеты будут присоединены к рейху, но вы прекрасно понимаете, что это не все. Остаются сама Чехия и Словакия. Мы должны смотреть в будущее, мы как первопроходцы. Я собрал вас здесь, чтобы обсудить наши планы по работе с этими регионами.

Он откинулся на спинку стула, обвел всех присутствующих взглядом и продолжил:

— Управление Лоренца должно подогревать желание всех фольксдойче объединиться с Германией, но на самом деле не спешить с их вывозом. Это будет создавать нездоровую атмосферу во всей Чехословакии. Народ будет терять уверенность в своем собственном государстве, забудет обо всем, что оно им дает. И будет смотреть на заграницу, как на землю обетованную.

— А вы, господа, — обратился он уже к Мюллеру и Шелленбергу, — должны усилить свою работу среди словацких и украинских националистов. Словакию пусть возьмет на себя Вальтер, а украинцами займитесь вы, Мюллер, — у вас там есть уже кое-какие наработки. Восхищенные успехом Судет, эти две группы населения начнут, да, в принципе, уже и начали тоже требовать автономии. Подогревайте эти настроения. Опыт такой работы у вас уже есть как в Австрии, так и в самой Чехословакии. Фюрер поставил задачу до 1 октября этого года присоединить Судеты к рейху, а самое позднее — следующий год должен быть годом присоединения к рейху всей Чехословакии. Поэтому работа должна вестись активно. Вы, Мюллер, уже сталкивались с украинскими националистами, поэтому я и поручаю их вам, но учтите, что среди них большую работу ведет и абвер. Вы человек немолодой и прекрасно понимаете, какие здесь могут возникнуть ведомственные разногласия, старайтесь их избегать. Я, со своей стороны, поговорю об этом с Канарисом: вы должны работать с его людьми в одной упряжке. Старайтесь вербовать на свою сторону всех недовольных, а напряженная обстановка в стране в целом делает таковыми большую часть населения. Люди хотят комфорта сегодня, а не где-то там, в будущем. Используйте это.

Он улыбнулся, снова обвел взглядом всех присутствующих и сказал:

— Итак, это была вводная, а сейчас я хотел бы услышать обстоятельные доклады о положении в этой стране. К вам, герр Лоренц, это, конечно, не относится. А остальные должны учесть, что до самого присоединения всей Чехословакии к рейху такие совещания будут проходить каждую неделю. Чехословакия — это наш форпост.

— Я только что получил сообщение из штаба Генлейна, — заметил Шелленберг, — Его люди готовят взрыв трибун на стадионе во время прохождения X съезда «Сокола». Генлейн считает, что это вызовет очередную кризисную ситуацию не только в Судетах, но вообще во всей Чехословакии. Думаю, ему в этом надо помочь. У меня есть на примете двое выходцев из Судет, которые уже прошли начальную подготовку в наших школах. Предлагаю на пару дней отправить их для подготовки к нашим специалистам-подрывникам, а потом в распоряжение Генлейна.

— Очень хорошо, Вальтер. Сделайте все необходимое. Эта акция может значительно ускорить развязку Судетского вопроса. Нам это будет только на руку. Представьте мне завтра более подробное описание этой операции. Она может сыграть решающее значение.

Пригород Берлина, 4 июня 1938 года

В небольшом ресторанчике в пригороде Берлина в отдельном кабинете за столом собрались три человека. Это были довольно влиятельные фигуры в рейхе: Йозеф Геббельс, Генрих Гиммлер и Рейнгард Гейдрих. После того как все трое плотно поужинали и кельнер принес десерт, кофе, коньяк и ликер, Геббельс сказал:

— Я не хотел показываться в вашем ведомстве, чтобы не было потом никаких разговоров, поэтому мне пришлось вас пригласить сюда. Я часто провожу здесь разные деловые встречи. Место тихое и спокойное, к тому же они стараются обеспечить мне конфиденциальность встреч. А поговорить я с вами хотел по довольно щекотливому вопросу. Пропаганда еврейского вопроса стала у нас отходить на второй план. Фюрер говорит, что народу, толпе, надо постоянно напоминать о его враге. Об одном враге. У нас этот единственный враг — евреи. Все остальные враги — это те, кто пляшет под их дудку. Я решил, что настало время организовать большой широкомасштабный еврейский погром по всей стране. Устроить нечто наподобие Варфоломеевской ночи. Гитлер меня в этом поддержал. Но, как вы прекрасно понимаете сами, на мои плечи ляжет только идеологическая часть работы, все остальное придется делать вашим структурам. Вот для того, чтобы обсудить, как все это лучше организовать, я и пригласил вас сюда.

Геббельс с интересом посмотрел в лица своих собеседников.

— На днях мы произведем депортацию около десяти тысяч евреев, приехавших сюда из Польши, — сказал Гейдрих, — Может, пока на этом и остановимся?

— Нет, — покачал головой Геббельс, — Это совершенно разные акции. Ваша акция не прибавит народу ненависти к его исконному врагу. Наоборот, она покажет ему, что мы заботимся о нем, и он может быть спокоен. Но нам не нужен успокоенный в этом аспекте народ. К тому же сейчас, когда мы должны показать всей Европе, что мы не свернем с избранного пути и что у нас есть силы отстоять свои интересы. Олимпийские игры далеко позади, и теперь мы можем не церемониться.