Николай Шпанов - Поджигатели. Цепь предательств Страница 23

- Стреляный воробей, - сказал он Шлюзингу.

Растерянная экономка получила строгий приказ: ни слова мнимому инспектору об их посещении!

Шлюзинг быстро зашагал по улице, а шпик нырнул в ворота дома напротив. Закурив папиросу, он приготовился ждать. Дом Эгона был ему хорошо виден.

Выйдя от Эгона, Лемке благодаря опыту и постоянной настороженности быстро заметил слежку. Это было неприятное открытие, но если "они" и напали на его след, то еще не могли знать, кому он принадлежит.

Франц понимал, что сколько бы он ни плутал по улочкам городка, шпик не отстанет. У фонаря Франц взглянул на ручные часы: ночной автобус в Любек уже ушел. Осталось два часа до последнего поезда. Если он с ним не уедет, то не попадет на утренний берлинский.

Франц быстро зашагал по дороге к Реннау. Через пятнадцать минут он вошел в подъезд одиноко стоявшего дома. На лестнице было темно. Франц ощупью взобрался на второй этаж и постучал. За дверью поднялась испуганная возня. Долго не открывали. Франц слышал, как отворилась входная дверь внизу. Вспыхнула спичка, Франц увидел полицейского.

- Да открой же скорей, дядя Крауш, - нетерпеливо прошептал Франц.

- Это ты, а мы думали бог знает кто!

- Ну, ну, все в порядке!.. - Франц поспешно затворил за собою дверь. Вы бы шли спать, матушка Крауш. Мне нужно переброситься с вашим стариком несколькими словами. Спите спокойно!

Крауш неловко топтался под недовольным взглядом жены.

- Давай-ка потолкуем на лестнице, - сказал он и взялся было за ручку двери. Лемке едва успел его удержать. Они прошли в кухню, и Франц рассказал о неожиданно замеченной слежке.

Высокий, тощий Крауш долго чесал седую щетину небритых щек. Франц включил свет и посмотрел в окно.

- Пусть убедится, что я здесь. Это заставит его подождать.

- Я думал, ты хочешь спрятаться.

Лемке отстранил его от окна.

- Тебя ему незачем видеть! Принеси-ка мой плащ и шляпу.

Франц задернул занавеску и недовольно покачал головою, слушая, как устало шаркает ногами Крауш.

- Ты не мог бы ступать пободрей, отец? - спросил он, когда старик вернулся.

Крауш вытащил трубку и стал набивать ее крупным табаком.

- Если тебе на шестом десятке придется посидеть год без работы, то и ты тоже не станешь прыгать, как лань...

- Примерь-ка мой плащ и шляпу!

Крауш отогнал ладонью облако табачного дыма.

- Зачем?

- Может быть, сойдешь за меня.

- Так бы сразу и говорил! - Крауш накинул плащ и надвинул на уши шляпу. - Хорош?

Франц оглядел старика:

- А ну, пройдись!

Крауш послушно сделал несколько шагов.

- Поднимай ноги, не шаркай, - командовал Франц. - Так! Еще разок в мою сторону... Так! Все в порядке!.. Теперь слушай, отец. - Франц положил руку на плечо Крауша. - Завтра я должен быть в Гамбурге. Видишь, я не боюсь тебе это сказать. Я тебе верю.

При этих словах Крауш пустил густую струю дыма и часто замигал.

- Ну, ты меня знаешь, Францле... Если бы я не был такой развалиной, ты же понимаешь, где бы я был.

- Знаю. Потому и пришел!

Крауш вышел из кухни. Через минуту он вернулся со старой брезентовой курткой и фуражкой для Франца.

- А тебе придется научиться шаркать ногами. Попробуй... Что ж, в темноте сойдешь за меня... Я рад, что ты зашел, Францле. Чертовски трудно жить, когда знаешь, что дело, на которое ушла вся твоя жизнь, кончилось.

- Это в тебе говорят твои старые социал-демократические дрожжи, Крауш. Мы еще поживем, поборемся!

- Какая уж тут борьба, если знаешь, что ты один!

- Именно это-то и есть величайшая чепуха, Крауш. Нас загнали в подвал, но от этого мы не стали одиночками. Пока мы живем и дышим, им приходится держать ухо востро.

На улице, идя впереди шпика, неотступно следовавшего за ними, они условились о дальнейшем плане действий.

- Мы расстанемся у "Брауне-хютте", Крауш. Ты зайдешь туда хлебнуть пивца. Задержи инспектора на часок, пока не отойдет поезд.

- Будь покоен!

Скоро они поравнялись с домом гостиницы, на фронтоне которой висел щит с изображением орла, держащего в лапах свастику. Через несколько шагов они расстались у дверей пивной "Брауне-хютте". Когда Франц жал на прощанье руку Краушу, шпик был почти рядом с ними. Шаркая ногами, Франц пошел дальше и свернул на дорогу к Гневерсдорфу. Из-за угла он посмотрел, вошел ли полицейский за Краушем в пивную. Все было в порядке. Быстро, почти бегом, Франц обошел квартал и вернулся к вокзалу. Едва он успел взять билет, как послышался шум поезда, подходившего со стороны Штранда...

Прильнув к стеклу вагонного окна, Франц внимательно наблюдал за платформой: он был единственным пассажиром, севшим в этот поздний поезд на Любек.

Поезд громыхал на стыках.

Франц задремал.

Он очнулся, почувствовав, что поезд стоит. Неужели прозевал? Подскочил к окну. За стеклами было темно. Где-то впереди горел одинокий фонарь. В пятне света виднелся угол кирпичного домика станции и вывеска "Папендорф". Франц успокоился. До Вальдхузена оставалось еще несколько минут. Поезд снова тронулся. Как только он прошел станцию, Франц стал на лавку и вывернул лампочку. Открыл дверь и сошел на продольную ступеньку для кондукторов.

Струи дождя сразу пронизали старенькую куртку Крауша, Франц съежился от холода, держась за поручни окостеневшей рукой. Он напряженно вглядывался в темноту. Не было ни одного огонька вокруг. Невозможно было определить местность. Вот поезд прогрохотал по мостику над ручьем. Значит, до Вальдхузена осталось несколько сот метров. Франц что было силы прыгнул вперед, подбирая ноги...

12

Промокший до нитки Лемке вошел в редкий лесок. Тут луж было меньше, но он дважды упал, натыкаясь на пни.

Среди деревьев показались неясные контуры хибарки. Франц прислушался: кругом царила тишина. Он негромко свистнул. Было слышно, как стукнула задвижка и слегка скрипнула дверь домика. После некоторого молчания послышалось:

- Франц?

- Рупп?

Франц вошел в дом и отряхнулся.

Стоя на коленях в углу, Рупп склонился над какими-то банками.

- Мы опаздываем, - сказал он.

Франц рассказал про слежку.

- Худо, - сказал Рупп. - А я принес новый аккумулятор. Ребята зарядили на совесть.

- Давай начинать!

Рупп подошел к очагу и отодвинул заслонку. Пока он включал и настраивал передатчик, Франц разделся и, ляская зубами от холода, выжал мокрую одежду.

Нити ламп едва краснели в темноте. Верещал разрядник. Франц достал из очага микрофон.

- Слушайте, слушайте! Здесь передатчик "Свободная г-Германия". Сегодня мы говорим с вами последний раз перед некоторым перерывом. Слушайте, слушайте... Дорогие друзья!..

Рупп с удивлением следил за передачей. Когда Франц кончил, он резко спросил:

- Почему перерыв?

- Есть указание партии. Мне нужно уехать.

- Я-то остаюсь!

Лемке взял его за руку.

- Ты больше не придешь сюда.

- Но я же могу вести передачу!

- Ни в коем случае!

- Объясни, почему.

- Ты провалишься.

После минутного размышления Рупп повторил:

- Я должен работать!

Франц рассердился. Его голос звучал сухо:

- Запоминай хорошенько: ты придешь сюда в последний раз завтра, чтобы разобрать передатчик. Все уложишь в отдельности для перевозки... Будь готов по первому требованию выехать с тем, кого я пришлю за передатчиком.

- Куда ты едешь, Франц?

Франц подумал.

- Вот приедет товарищ за станцией...

Рупп обиженно отвернулся.

- Будь здоров, Рупп! - Франц двумя руками потряс руку Руппа. - Спасибо!

- Я так рад, что мог поработать... Неужели мне больше не придется?

- Придется, еще не раз придется!

- Мы увидимся?

- Аккумуляторы вылей, просуши и спрячь.

- Мы их не возьмем?

- Куда же тащить такую тяжесть? Достанем на месте.

- А ребята так старались, заряжая.

- Кланяйся им. Пусть слушают нас через неделю. Выйди-ка посмотреть, все ли спокойно.

Рупп вышел, и вскоре снаружи послышался свист.

В лесу царил серый полумрак. Мокрый весенний рассвет пробирался среди деревьев. С моря тянуло холодом.

- Обратно в Травемюнде? - спросил Рупп.

- Сяду здесь в первый утренний, - ответил Лемке. Он протянул Руппу руку. - Ну, и еще раз спасибо, друг!..

Вода захлюпала под ногами Франца. Тропинки не было видно. Франц оглянулся и помахал рукой.

Когда домик исчез за деревьями, Франц резко изменил направление и в обход леса вышел на дорогу к станции Дэниш. Дождь прекратился, но ветер пронизывал до костей. Весна была здесь неприветлива.

Надев резиновый фартук, Лемке старательно протирал замшею сверкающий глянцем кузов. То, о чем он мог только мечтать, как о почти несбыточном, сбылось. Эгон устроил его на службу к генералу Швереру. Теперь зависело от самого Франца удержаться на этом месте, дававшем столько преимуществ, неоценимых в его положении. Он не имел права пренебрегать такою службой. И он ухаживал за генеральским "мерседесом", как за капризной дамой. Он мыл и тер его не только после каждой поездки, но и перед выездом со двора.