Чарльз Силсфилд - Токеа и Белая Роза Страница 23

Токеа повернул к своей хижине. Никто не развеял песней его мрачных стариковских дум. Кругом стояла мертвая тишина, лишь перекличка часовых, выставленных у жилища пират и на берегу, указывала на присутствие живых существ.

15

- Капитан! Индейцы что-то чересчур оживились, - доложил лейтенант, переступив порог вигвама.

- А точнее?

- Носятся и прыгают, будто в них бес вселился. Таскают какие-то пожитки, еду, оружие. Вся деревня на ногах.

Пират поднялся и начал быстро одеваться.

- Постарайтесь собрать более подробные сведения. А я тем временем загляну к старику. Обнаружите что-нибудь подозрительное - действуйте, как договорились.

- Да, капитан. Но осмелюсь поделиться...

- Ну, что там еще? Выкладывайте.

- Нам идет в руки недурная добыча.

- Знаю.

- Промедление...

- Имеет свои причины.

- Ясно, капитан.

Лейтенант кивнул и вышел. Лафит вскоре тоже покинул вигвам и направился к мико. Тот неподвижно сидел у входа в свою хижину, лицом к реке. Увидев пирата, он, казалось, потерял самообладание. А тот приветствовал его еще более громко, чем в час прибытия.

Старик не мог скрыть своего беспокойства, а при его всегдашней невозмутимости это особенно бросалось в глаза. Мико вдруг вскочил на ноги и, вытянув шею, начал к чему-то прислушиваться.

Вскоре деревня огласилась протяжным радостным криком, нарастающим от вигвама к вигваму. Это был какой-то невообразимый хор, вобравший в себя голоса всех индейцев от мала до велика. Деревня натурально заходила ходуном. Из-за каждого кустика, каждого бугорка, из каждой хижины, как безумные, выскакивали мужчины, женщины, дети, и все они неслись к вигваму совета. Даже присутствие мико не могло умерить их прыть.

Дело в том, что на другом берегу Натчеза появилось три десятка конных индейцев. Иные уже въехали в воду, вероятно, в поисках брода. Река в этом месте достигала примерно пятисот футов в ширину, да и глубина была порядочная. Однако это нимало не смущало отважных всадников.

Пират, скрежеща зубами, поспешил к берегу. Лицо его было перекошено от ярости.

- Десяток бы добрых карабинов! - бросил он лейтенанту.

- Прошу прощения, капитан. Это не окони, это каманчи, бешеные каманчи. Уж я-то насмотрелся на них в мексиканских переделках.

Небольшая группа всадников была уже в заливчике возле каноэ. А самый первый приближался к окони, столпившимся у вигвама совета.

Мико выступил вперед, вытянув правую руку.

- Большой вождь каманчей и пауни - желанный гость окони, торжественно произнес он.

Молодой индеец остановился и почтительно склонив голову, выслушал его слова. Затем спрыгнул с коня и протянул старику открытую ладонь правой руки. А когда подошел совсем близко, еще раз поклонился старику и, взяв его руку, возложил ее себе на голову.

Трудно вообразить себе две более несхожие фигуры: высокий, напоминающий свилеватый ствол огромного дерева мико, застывший в своем молчаливом величии, и живой, открытый, играющий мускулами юного тела, вождь каманчей. Его голову украшал живописный убор из перьев и звериного меха, выпуклый лоб и все его чуть отливающее медью лицо словно бы стыдились грубой воинственной мазни, которой индейцы так любят покрывать кожу. Выразительные, сверкающие темным блеском глаза и благородный римский нос как нельзя более соответствовали его мужественной фигуре, сила которой удачно подчеркивалась всем его нарядом и вооружением.

Грудь его охвачена лисьим мехом, со спины свешивалась шкура ягуара. Он являл собою великолепный образец мужской красоты, расцветшей в вольных саваннах Мексики, в лоне великого племени, не признающего над собой никаких господ, кроме Великого Духа. Кинжал с рукоятью из чистого золота, небольшой карабин и длинное девятифутовое копье с кистью из конского волоса составляли его вооружение.

Подобным же образом были вооружены и одеты еще четыре воина. Все остальные принадлежали к одной из ветвей племени пауни. Их можно было бы назвать бритоголовыми, если бы не торчал на макушке пук волос, тщательно заплетенных в короткую косицу. Плечи их покрывали дубленые выворотки бизоньих шкур. Седлом также служила шкура бизона. На каждом был пояс шириной в ладонь с лоскутком ткани и мокасины. Добрая половина из них могла похвастаться огнестрельным оружием - мушкетами и карабинами. Но копья, боевые ножи и томагавки были у всех.

- Мой брат - желанный гость! - повторил мико. - Помнит ли могущественный Эль Золь слова, которые Токеа передал ему через своего гонца?

- У него открытые уши и широкое сердце. Обращена ли речь Великого мико только к Эль Золю, или она может быть услышана всеми каманчи и пауни?

- Вожди и воины каманчи и пауни - желанные гости в вигвамах окони, братья окони.

После этих слов Эль Золь, четверо каманчей и столько же пауни спрыгнули с коней и вслед за Токеа направились в вигвам совета.

А на берегу же, опершись на руки, лежали четыре пирата. Капитан и лейтенант расхаживали взад и вперед. Если не считать нескольких быстрых взглядов в сторону индейцев, ничто не выдавало их особого интереса к происходящему в деревне.

Прошло, должно быть, не менее часа, когда на пороге вигвама возникла фигура мико. Он двинулся к берегу, и шаг его был непривычно поспешен. Завидев старика, пират остановился.

- Вожди краснокожих воинов, - сказал мико, - пришли в вигвам, который Токеа отвел своему брату. Они держат совет, не хочет ли вождь Соленого моря послушать их речи?

Пират кивнул, и оба они сквозь молчаливую толпу индейцев проследовали к вигваму. Пирату было указано место среди индейцев. После чего воцарилось полное безмолвие. Наконец мико счел приличным нарушить его:

- Вождь Соленого моря! Деревья дважды сбрасывали листву и дважды одевались ею по воле Великого Духа с тех пор, как Токеа со своими воинами начал охотиться на потребу Лафиту, а скво - выращивать для него зерно.

- Все же оплачено! Если мы задолжали, говори прямо.

Индейцы сидели, как окаменевшие. Лишь Эль Золь поднял голову и пристально посмотрел на Лафита.

- Мико окони, - ледяным тоном продолжал Токеа, - больше не может охотиться для Лафита и его людей. Отныне у них с краснокожими разные тропы.

- Короче говоря, - перебил пират, - вы разрываете узы братства с Лафитом. Может ли он поинтересоваться причинами?

- Смотри, - сказал мико, подымаясь с места и указывая на раскинувшееся за окном хлопковое дерево, - семь лет миновало с той поры, как это дерево пробило почву. Оно было таким хрупким и маленьким, что не устояло бы и перед птичьим клювом. Но вот оно выросло, и десяток мужчин не вырвут его из земли, оно раздавит их своей тяжестью. Вождь Соленого моря никогда не будет охотником, он тянет свою руку к тому, что ему не принадлежит. Его тяга к чужому добру разрослась, как это дерево, и давит собой все другие желания. Ему не дано довольствоваться малым.

По лицу пирата скользнула язвительная улыбка, но он быстро спохватился.

- Мико, - продолжал индеец, - лишь повторил то, о чем говорят друзья и враги Лафита. Смотри, - он вытащил из-за пояса прокламацию и развернул ее перед пиратом. - Отец бледнолицых обещал много долларов за его скальп. Он назвал его вором.

Пират слушал его с непроницаемым лицом дипломата.

- Так значит, этот жалкий клочок бумаги и есть причина вашей обличительной тирады? - Тут он презрительно усмехнулся. - Какие-то несчастные пятьсот долларов! И вы клюнули? Так здесь их тысяча, десять тысяч!

Индеец почувствовал себя оскорбленным.

- Лафит, - сказал он, - в вигваме мико окони он может спать спокойно. Окони бедны, все их богатство - оружие, с которым они ходят на охоту, им не нужны сокровища Лафита. Да и он мало что найдет у окони. Но их тропы должны разойтись.

- А я-то думал, - хладнокровно отвечал пират, - что Токеа такой человек, который не забывает зол, причиненных ему бледнолицыми. Теперь я вижу свою ошибку. Клочок бумаги заставил его предать недавнего друга. Он не мужчина.

В глазах Токеа вспыхнул было огонь, но он мгновенно взял себя в руки и с удивительным спокойствием обнажил свою грудь со страшными следами, оставленными саблями и штыками американцев.

- У Токеа, - быстро и чуть сдавленно вымолвил он, - больше ран, чем у вождя Соленого моря пальцев на руках и ногах. Он смеется над словами Лафита.

- Отчего же вы тогда испугались какой-то прокламации? Она не может причинить вам вреда. Что за дело нам до губернатора Луизианы и прочих янки здесь, в Мексике?

- В Мексике? Что хочет сказать мой брат?

С первых дней пребывания на берегах Натчеза старик был твердо убежден, что живет во владениях Большого Отца янки, мысль об этом терзала его днем и ночью. Пират знал больное место Токеа, но всегда оттягивал сообщение этой новости, надеясь извлечь наибольшую для себя пользу, а может быть, и добиться с его помощью власти над индейцами. И сейчас он пустил в ход этот козырь, вероятно, лишь для того, чтобы хоть как-то повредить замыслу мико объединиться с каманчи.