Георгий Зуев - Петербургская Коломна Страница 23

Через несколько лет после замужества она встретилась на балу в Петербурге с блестящим гвардейским офицером Александром Михайловичем Исленьевым. Молодые люди страстно полюбили друг друга. Решительный гвардеец увез княгиню Козловскую в свое родовое имение Красное в Тульской губернии, где они тайно обвенчались.

Романтичнеская история наделала много шума в светском обществе и даже при дворе. По жалобе князя Козловского брак этот признали незаконным, развод же в те времена не существовал.

После венчания Александр Михайлович вышел в отставку и вместе с женой уехал в Малороссию в имение графа Завадовского – Ляличи, подаренное прадеду Софьи Петровны, Петру Васильевичу, самой императрицей Екатериной. Граф-отец уже ушел из жизни, а мать простила непутевых молодых и ласково приняла их в своем доме.

Однако в 1820 году Александр Михайлович был вынужден вернуться с семьей в Тульскую губернию, где находились его родовые имения, требовавшие постоянного хозяйского глаза и надзора.

Исленьев – человек широкой натуры, страстный игрок, охотник, любитель цыганского пения. Во всем уезде славилась его псовая охота. Он, по словам его внучки Т.А. Кузминской, «имел характер рыцаря. Был предприимчив, самоуверен, любезен и слыл гулякой. Имел две главные страсти в своей жизни – карты и женщины. Он выиграл в продолжение своей жизни несколько миллионов и имел связь с бесконечным числом женщин всех сословий. Александр Михайлович умел нравиться всем, особенно же тем, которым хотел нравиться. Имел хорошее состояние, но, к сожалению, одно имение за другим уходило в уплату карточных долгов. Лишь одно Красное, казалось, было неприкосновенно. Страсть к игре была так сильна, что даже жена его, имевшая на него большое влияние, не могла удержать мужа от игры. Всякий раз, как он уезжал в город, Софья Петровна знала, что будет играть, и проигрыши, которые постепенно вели их к разорению, вносили в их семейную жизнь тревогу и горечь».

Пришел и черный день для родового имения Красное. Из города прискакал верховой с письмом от Александра Михайловича, в котором он сообщал любимой жене, что Красное проиграно. Можно представить себе слезы и муки бедной женщины в ту далекую тревожную ночь. Однако судьба сжалилась над нею – утром прискакал другой гонец с радостным известием о том, что Красное отыграно. Знакомая и друг лихого гвардейца, Софья Ивановна Писарева, ссудила 4 тысячи рублей, и ему удалось отыграть родовую усадьбу. Так бывало неоднократно. Случалось, что Исленьев за вечер проигрывал целое состояние, а затем ставил в банк родовые бриллианты, крепостных, борзых собак, чистокровных лошадей и все отыгрывал.

Павел Александрович Офросимов, крупный тульский помещик и близкий друг Александра Михайловича, рассказывал о его сказочных выигрышах. «На простынях золото и серебро выносили», – часто говаривал он.

Исленьев водил близкое знакомство со многими декабристами, подозревался даже в заговоре, подвергся аресту и с 18 по 25 января 1826 года просидел в Петропавловской крепости, освободили его из-за отсутствия улик.

Правда, в апреле того же года Александра Михайловича все-таки препроводили на поселение в Холмогоры, но не за «политику», а за то, что вместе с графом Ф.И. Толстым («американцем», прозвище графа. – Авт.) лихо обыграл в карты на 75 тысяч рублей С.Д. Полторацкого. Однако и в ссылке он пробыл сравнительно недолго.

После смерти жены, с которой он прожил 15 лет, Александр Михайлович впал в отчаянье. Ему казалось, что с уходом Софьи Петровны потеряно все. Он замкнулся в своем тульском имении и посвятил себя воспитанию детей, усыновить которых, несмотря на все его хлопоты, так и не удалось. Установленный факт незаконности брака распространялся на его сыновей и дочерей, по обычаю того времени они считались незаконнорожденными и поэтому носили фамилию Иславиных, что ставило их порой в двусмысленное и неловкое положение в обществе и в свете.

Шли годы, Александр Михайлович старел. И вот встреча Льва Николаевича Толстого с героем его детства и юности, лихим гвардейским капитаном Исленьевым, теперь 84-летним стариком, тихо доживающим свой век в доме № 3 по Офицерской улице в Санкт-Петербурге.

Архитектор А.Ф. Пель был не только талантливым градостроителем, но и весьма рачительным домовладельцем, заботившимся о повышении доходности доставшихся ему в наследство жилых домов. Поэтому кроме квартир в доме № 3 по Офицерской улице регулярно сдавались в аренду вместительные дворовые флигели. В одном из них в самом начале XX века находились контора и склад известной фортепьянной фабрики Ф. Мюльбаха. В иллюстрированном прейскуранте 1903 года можно было прочитать объявление, в котором указывалось, что инструменты старейшей фортепьянной фабрики, основанной в 1856 году, имеют высокие награды международных выставок (16 золотых медалей «Гранд при») и лестные отзывы знаменитых музыкантов (А. Есиповой, И. Гофмана, И. Подеревского и др.). Фабрика предлагала покупателям «широкий выбор превосходного тона роялей от 550 до 1100 рублей и пианино от 450 до 550 рублей». Фирма также сообщала, что продажу музыкальных инструментов «по условию можно рассрочивать помесячно». В объявлениях, помещенных в ежегоднике Императорских театров в 1892 году, регулярно публиковалась реклама широкого проката у фирмы Мюльбаха музыкальных инструментов: «Большой выбор роялей, пианино и американских органов».

И еще одна небезынтересная подробность: в этом же доме существовало знаменитое в то время Санкт-Петербургское атлетическое общество, воспитавшее известных спортсменов и борцов России, чемпионов мира по классической борьбе. Считают, что датой официального основания спортивного общества является 27 сентября 1896 года. Начиная с 15 мая 1897 года Атлетическое общество состояло под Августейшим покровительством Его Императорского Высочества великого князя Владимира Александровича. Уставом общества четко определялась его основная цель: «Способствовать в России стремлению ко всякого рода физическим упражнениям для телесного развития и укрепления здоровья». В 1905 году Атлетическое общество насчитывало 180 членов (10 почетных и 170 действительных). Однако укрепить в этом замечательном обществе свое здоровье могли далеко не все, ибо вступительный взнос в него был по тому времени достаточно высоким – 10 рублей, а годовая сезонная плата, позволявшая регулярно заниматься в нем, – 15 рублей. Президентом Санкт-Петербургского атлетического общества был отставной гвардии полковник, шталмейстер Высочайшего двора и богатый домовладелец, граф Георгий Иванович Рибоньер.

Театральный сезон 1901/02 года оказался чрезвычайно плодотворным и удачным для Леонида Витальевича Собинова. Он регулярно выступает на Императорской и частных сценах. Среди тех, кто должным образом оценил талант молодого артиста, был Модест Ильич Чайковский – брат и биограф великого композитора.

Л.В. Собинов в роли Ленского

Сам драматург, известный переводчик, либретист и член правления Русского музыкального общества, всегда подходил к оценке молодых талантов с учетом требований, предъявляемых к исполнителям своих опер его братом. На всю жизнь запомнил Леонид Витальевич отзыв Модеста Ильича о трактовке созданного им образа Ленского: «Как жаль, что брат не дожил до такого Ленского. Это как раз то, о чем он в разговорах со мной не раз мечтал, но в возможность чего не верил». Получилось так, что М.И. Чайковский в лице певца Собинова подтвердил преемственную связь замыслов Петра Ильича с их идеальным сценическим воплощением.

Между Модестом Ильичом и Леонидом Витальевичем завязалось тесное знакомство. Приезжая из Клина, М.И. Чайковский всегда встречался с молодым певцом на петербургской квартире другого брата композитора, близнеца Модеста – Анатолия Ильича, тот, также как и Собинов, был юристом по образованию.

Увесистый том адресной книги «Весь Петербург» за 19021904 годы содержал следующие сведения: «Чайковский Анатолий Ильич, чиновник особых поручений 4 класса при Министерстве внутренних дел». Здесь же указан и его адрес: Офицерская, 3.

Главный хранитель Государственного дома-музея П.И. Чайковского в Клину, музыкально-общественный деятель, племянник композитора Юрий Львович Давыдов, вспоминал о встрече с Собиновым в доме на Офицерской улице: «Познакомился я с ним в Петербурге на первых шагах его деятельности у дядюшки Анатолия Ильича Чайковского. По просьбе тетушки Прасковьи Владимировны он спел у них ряд романсов и арию Ленского. Тембр его голоса, его бесконечно экспрессивная фраза произвели на меня потрясающее впечатление. Я плакал от счастья. Трудно было передать свои впечатления от его пения. Это было пение сверхчеловеческой красоты. Кажется, никто за всю мою жизнь меня так не захватывал, как этот поистине гениальный певец.».

В ДОМЕ «ИНОСТРАНЦА ЯКОБСА»