Арабский Халифат в раннее Средневековье - Евгений Беляев Страница 23

Весной 628 года был предпринят поход на Хайбар, в котором жили «евреи» — земледельцы, давшие приют племени надир, изгнанному из Медины. Этот был военный набег с целью захвата добычи. Хайбар был земледельческим оазисом в 150 километрах к северо-востоку от Медины. Его население обитало в семи бурджах, каждый из которых представлял собой отдельную группу укрепленных жилищ. Эти бурджи один за другим были взяты мединским войском после непродолжительной осады. Согласно одной из версий предания, хайбарцы быстро пришли к соглашению с Мухаммедом. Они обязались предоставлять ему ежегодно половину урожая со своих возделанных полей и пальмовых рощ, за что он сохранил им жизнь и свободу, а также принадлежавшие им земли и жилища.

О разделе земель Хайбара между участниками похода не было и речи. Равным образом никто из членов мединской общины не выразил желания поселиться в Хайбаре и заниматься земледелием. Этот хорошо возделанный оазис рассматривался как общая добыча, а поступавшие с него натуральные доходы распределял глава общины; при этом, конечно, не забывались ни жены, ни приближенные пророка.

Земледельцы оазиса Фадак (которых, по необоснованной традиции, тоже относят к числу аравийских «евреев»), не ожидая нападения, сами предложили Мухаммеду заключить с ними такое же соглашение, какое он заключил с хайбарцами. Натуральные поступления с Фадака стали личной собственностью Мухаммеда, так как считалось, что жители Фадака подчинились лично ему, а не были покорены «с помощью лошадей и верблюдов»{71}.

Некоторые современные мусульманские историки полагают, что Мухаммед разработал вполне определенную концепцию «северной политики», которая выражалась в завоевательных планах в отношении Сирии и Палестины, и придерживался ее в своих практических действиях. Действительно, мелкие военные экспедиции предпринимались из Медины в северном, сирийско-палестинском, направлении одна за другой. Но нет оснований считать, что это было осуществлением преднамеренного плана завоеваний вне пределов Аравийского полуострова.

Гораздо более важными следует признать военные предприятия, направленные против большого племени хавазин, кочевья которого раскинулись в районе Таифа. Для обеспечения успеха в предстоявшей решительной борьбе с Меккой важно было установить мединское влияние в этом племени, а также использовать политическую ситуацию в Таифе. В племени сакиф, составлявшем в основном таифское население, наблюдалась борьба двух группировок — бену малик и ахлаф. Первая из них твердо стояла на позиции экономического и политического сотрудничества с мекканцами. Ахлаф же были противниками мекканской ориентации, вследствие чего могли рассматриваться как потенциальные сторонники Медины{72}. Стремление руководителей мединской общины подчинить своему влиянию и власти племена Северо-Западной Аравии, хавазин и Таиф можно рассматривать как проявление политики окружения Мекки. Такую же цель преследовало оживление сношений с Йемамой, где находился ханифский пророк Мусейлима.

Через два года после Худайбии многие бывшие бедуинские союзники Мекки оказались в зависимости от мединской общины. С некоторых из этих племен представители общины взимали налог закят, а в случае столкновения с мекканцами эти племена должны были выступить как союзники мединцев.

В Коране этим новым союзникам предоставлена определенно подчиненная роль в развивавшихся тогда военно-политических событиях. «Сказали бедуины: «Мы уверовали!» Скажи: «Вы не уверовали, но говорите: Мы покорились», ибо еще не вошла вера в ваши сердца. А если вы будете повиноваться Аллаху и его посланнику, Аллах ни в чем не умалит ваших дел» (XLIX, 14). В данном стихе точно определяется различие между «верой» (иман) и «покорностью» или «подчинением» (ислам). Носителями первой из них были муминун — «верующие», члены мединской общины, а второй — муслимун, то есть покорившиеся или подчинившиеся, обязавшиеся повиноваться руководству мединской общины. В то время еще далеко не все муслимун обратились в новую религию; многие из них только подчинились руководству мединской «общины верующих».

После Худайбии перевес сил все определеннее оказывался на стороне мединской общины. Мекка утрачивала свое влияние на хиджазские племена. При таком положении трезвомыслящие мекканские курейшиты стали переходить на сторону мединцев. Как сообщает историческое предание, на следующий год после Худайбии, когда мухаджиры и ансары совершили хадж в Мекку, в их общину тайно вступили некоторые видные мекканцы. В числе их упоминается Халид ибн ал-Валид, командовавший курейшитской конницей в сражении при Оходе, а впоследствии ставший одним из наиболее выдающихся военачальников в период арабских завоеваний. Вместе с ним в общину вступил Амр ибн ал-Ас, также сделавшийся знаменитым военачальником и политическим деятелем.

Правящая верхушка Мекки, правильно оценив создавшееся положение, пошла на соглашение с руководством мединской общины. Абу Суфиан посетил Мухаммеда в Медине и заключил с ним договор (пока еще секретный) о сдаче Мекки при условии, что она останется религиозным центром новой религии. В ознаменование удачно завершенных переговоров Мухаммед взял в жены дочь Абу Суфиана. Этот брак, по обычаям того времени, являлся внешним выражением политического союза, заключенного двумя сторонами.

Предпринятый в 630 году поход мединских муминун и сопровождавших их бедуинских муслимун на Мекку и ее «завоевание» ими были только демонстрацией вооруженных сил «общины верующих», своего рода парадным шествием, которому никто не собирался оказывать сопротивления.

Как сообщается в «Сире», рано утром, когда мединское войско расположилось на ближайших подступах к Мекке, Абу Суфиан явился в палатку Мухаммеда, чтобы подтвердить условия ранее заключенного соглашения. Конечно, «Сира», написанная по заказу багдадского халифа, приписывает Аббасу, дяде Мухаммеда, необоснованно важную роль посредника и покровителя Абу Суфиана, с которым Омар и другие влиятельные мухаджиры будто бы хотели жестоко расправиться.

Показателен тот политический цинизм, который, согласно «Сире», проявлял предводитель мекканских курейшитов не только до, но и после окончательного сговора с Мухаммедом под Меккой. Абу Суфиан охотно принял догмат о единстве Аллаха; ведь под таким именем был известен и до ислама бог племени курейшитов. Но к догмату о божественном посланничестве Мухаммеда и его пророческой миссии этот многоопытный глава и представитель Мекки отнесся с явной иронией.

Сдача Мекки представителем господствовавшей в ней группы курейшитов вовсе не была безоговорочной капитуляцией этого города. Религиозное значение Мекки не только сохранялось, но и, как можно было надеяться, расширялось. Кааба становилась главным святилищем новой религии, а паломничество (хадж) к ней признавалось одной из основных обязанностей ее приверженцев. Все это сулило мекканцам новые и более высокие доходы от многочисленных гостей города. Идолы, стоявшие вокруг Каабы, были объявлены не имеющими значения и низвергнуты. Правда, некоторые европейские исследователи полагают, что их там не было; во всяком случае, число идолов не равнялось числу дней целого года, как это утверждает малодостоверное