Михаил Шевченко - Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти? Страница 24

Уложение от 1 февраля 1597 г. внесло существенные перемены в жизнь кабальных людей. Оно лишило их права выходить на свободу путем погашения долга. Теперь кабальные люди обязаны были работать на своего господина до его смерти. Только после этого они и члены их семей получали отпускную, но уже без уплаты долга. Вместе с тем Уложение 1597 г. разрешало феодалам переводить на положение кабальных холопов, добровольных слуг, проработавших в их дворе шесть и более месяцев. «А кто… послужил у ково добровольно с полгода и болши, а кабалы на себя дати не похочет…,– говорится в Уложении, – и на тех вольных холопей служивые кабалы давати, и челобитья их в том не слушати, потому что тот человек того добровольного холопа кормил и одевал и обувал»[205].

К исходу XVI в. кабальное холопство получило широкое распространение на всей территории Русского государства. В дальнейшем число кабальных холопов продолжало бурно расти, одновременно повышалась их роль в феодальном хозяйстве. Это было одной из форм проявления общего закрепостительного процесса, который в рассматриваемую эпоху протекал чрезвычайно интенсивно, вовлекая в свою орбиту все новые группы полусвободных и свободных еще людей. Б.Д. Греков писал, что начиная с 80-х гг. XVI в. в Русском государстве идет одна линия законодательных мероприятий по отношению к крестьянам, кабальным людям и другим категориям трудового населения, один курс, взятый на обеспечение феодалов рабочими руками, курс, который мы имеем все основания считать эакрепостнтельным[206].

К концу XVI в. классовые противоречия в России чрезвычайно обострились. Новый правовой нажим на крестьян, кабальных людей и вольных слуг привел к росту их возмущения. Закрепощенные массы протестовали как умели и как могли. Невзирая на запретительные законы, они оставляли одних землевладельцев и уходили к другим. Усилилось бегство в Северскую землю и Дикое поле. На южных и юго-западных окраинах государства накапливались массы беглого люда, готового при удобном случае выступить со своими требованиями. Участились случаи прямого неповиновения крестьян и холопов своим владельцам. В стране назревал серьезный социально-политический кризис, который в начале XVII в. вылился в грандиозную крестьянскую войну.

Большое влияние на обострение классовой борьбы в стране оказал невиданный по силе и размаху голод 1601–1603 гг., который был вызван чрезвычайно неблагоприятными погодными условиями и крайне осложнен различного рода социальными факторами. Один иностранец, живший в Москве, так характеризовал сложившуюся обстановку: «В 1601 г. началась неслыханная дороговизна; она продолжалась до 1604 г… Настал такой голод, что сам Иерусалим не испытывал подобного бедствия, когда, по сказанию Иосифа Флавия, евреи должны были есть кошек, мышей, крыс… В Москве я видел людей, которые, валяясь на улицах, летом щипали траву, подобно скотам, а зимою – сено. Зло увеличивалось недобросовестностью людей, которым поручена была царем помощь голодающим, но которые вместо этого оделяли деньгами своих родственников»[207].

Приведенное свидетельство не является единичным, их много. В.И. Корецкий предполагает, что голоду сопутствовали какие-то эпидемические заболевания. Во всяком случае известно, что в Смоленске в то время свирепствовала чума[208]. Началось массовое вымирание населения. По улицам городов и на разных дорогах лежало множество мертвых. Спасаясь от голодной смерти люди ели в буквальном смысле все, что попадало под руку. В записках одного неизвестного очевидца сообщается, что «людие ядоша друг друга, траву, мертвечину, псину и кошки и кору липовую и сосновую…»[209]. По словам другого очевидца, «у мертвых находили во рту человеческий кал; мясо человеческое продавалось на рынках за говядину в пирогах»[210]. Смертность среди крестьян и посадских людей приняла потрясающие размеры. Согласно официальным подсчетам, за два года и четыре месяца в Москве только на трех из ее многочисленных кладбищ было похоронено 127 тыс., а всего около 500 тыс. человек, умерших от голода. Столь огромное число захоронений в Москве современники объясняли тем, что, прослышав о царской милости из окрестных городов, сел и деревень в столицу устремились большие толпы людей в надежде найти там спасение. В.И. Корецкий приводит характерную запись, сделанную около 3 мая 1603 г. жителем одного северского городка. Как видно из этой записи, во время голода 1601–1603 гг. «вымерла треть царства Московского голодною смертью»[211].

Голод 1601–1603 гг. способствовал усилению закрепостительного процесса. Светские и духовные феодалы использовали народные бедствия в личных интересах и всякими средствами закабаляли обнищавшее население. В голодные годы резко возросло число кабальных холопов за счет ранее свободных людей. Одновременно широкое распространение получили факты, когда феодальные владельцы, не желая кормить холопов, насильно сгоняли их со своих дворов без выдачи вольноотпускных грамот. Все это накаляло обстановку, увеличивало число недовольных. Уже с осени 1601 г. в народе возникло «волнение велие». В 1602–1603 гг. многие местности Русского государства были охвачены массовыми «татьбами и разбоями»[212]. Классовая борьба, постепенно нарастая, принимала форму открытых вооруженных выступлений крестьян и холопов против феодалов в масштабе целых районов.

Внутренними затруднениями России не замедлили воспользоваться ее соседи, в особенности Польша, которая своим вмешательством еще больше обострила и без того тяжелое положение. В результате классовая борьба в Русском государстве, как выразился Л.В. Черепнин, «слилась с национально-освободительной», «наполнилась патриотическим содержанием»[213].

В условиях роста народных волнений правительство Бориса Годунова вынуждено было маневрировать, идти на некоторые уступки крестьянам и холопам. Оно пыталось установить предельную цену на хлеб и пресечь спекуляцию продуктами питания, подкрепляя свои распоряжения репрессивными мерами по отношению к их нарушителям, производило раздачу милостыни голодающим и организовывало для них разного рода государственные работы. Не делать таких уступок верховная власть не могла. Однако эти уступки, во-первых, оказались мизерными сами по себе и были не в силах разрядить обстановку в стране. Во-вторых, всякая уступка в пользу крестьян и холопов озлобляла феодалов. Создавался заколдованный круг, из которого Годунов и его окружение лихорадочно искали выхода.

28 ноября 1601 г. издан указ, который начинался многообещающим заявлением о желании царя Бориса Годунова во всем Московском государстве крестьянам «дати выход», чтобы облегчить их положение. Но это был лишь демагогический жест, имевший своей целью ослабить остроту классовых противоречий в стране. На самом деле указ разрешал лишь вывоз крестьян, а не их свободный выход. Причем вывозить крестьян могли только мелкие и средние помещики и в количестве не больше двух. «А которым люцем промежи себя в нынешнем во 110-ом году крестьян возоти, – говорится в указе, – и тем возити меж себя одному человеку, из-за одново же человека крестьянина одного или двух, а трех и четырех одному из-за одново ниикому не возити»[214]. Бояре и близкие к ним по размерам имений землевладельцы, церковь и черные волости права вывоза крестьян не получили. Этого права был полностью лишен и весь Московский уезд. Аналогичный по содержанию указ правительство Бориса Годунова издало и в 1602 г., однако широковещательная вступительная часть указа 1601 г. в нем уже отсутствует, поскольку крестьяне истолковали ее в буквальном смысле и стали сами уходить от своих господ.

Указы 1601 и 1602 гг. явились вынужденной уступкой, продиктованной чрезвычайными обстоятельствами – страшным голодом, волнениями крестьян и холопов. Лишним подтверждением этого, как верно заметил Б.Д. Греков, может служить то, что указ 1601 г. появился только 28 ноября, т. е. два дня спустя после Юрьева дня, а на места пришел еще позже. Такая же картина наблюдается и с указом 1602 г. Правда, срок отказов был продлен, но это не меняет сути дела. Ведь обычное время отказов приходилось на период с 19–20 ноября по 2–3 декабря[215].

Мы рассмотрели господствующую в исторической литературе точку зрения на указы 1601–1602 гг. Позже В.И. Корецкий попытался пересмотреть ее и предложил иную интерпретацию этих указов. Согласно его мнению, между законными крестьянскими выходами и вывозами по Судебнику юридическую грань провести трудно, что различия здесь чисто процедурного характера и вывоз являлся не чем иным, как формой реализации права крестьянина на свободный выход. «Разрешая в 1601–1602 гг. крестьянский выход, – пишет он, – и говоря затем о крестьянском вывозе как форме его реализации, правительство Годунова отнюдь не создавало новых «своеобразных форм», а исходило из той практики, которая бытовала на Руси по крайней мере со второй половины ХV в.»[216]. В итоге В.И. Корецкий пришел к следующему выводу: указы 1601 – 1602 гг. не только разрешали вывоз крепостных, но и «были прежде всего законами, восстанавливавшими право крестьянского выхода»[217]. Что можно сказать относительно такого толкования интересующих нас указов Бориса Годунова?