Георгий Холопов - Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1) Страница 24

- Что же ты молчишь, Кочубей? Почему не благодаришь его высокопревосходительство... верховного правителя, спасителя России Деникина?

- Падло ты, генерал, - задыхаясь от гнева, сказал Кочубей. - И Деникин твой - падло, а не спаситель России! Дайте мне только встать - я порубаю вам головы, белые гады! - В бешенстве он отшвырнул одеяло и ударом ноги отбросил генерала вместе с креслом...

Избитого и окровавленного, на другой день везли Кочубея на казнь. Его сопровождала сотня казаков с оголенными шашками. Кочубея подвели к виселице, и палач стал намыливать веревку. В толпе крестьян, женщин, детей, многие из которых украдкой утирали слезы, пронесся ропот.

Не любил длинных речей Кочубей - ни слушать, ни говорить. А тут, прощаясь с жизнью, вдруг заговорил: торопливо, горячо, призывая толпу к оружию, к борьбе с Деникиным.

Палач накинул ему петлю на шею и намотал конец веревки на жилистую руку.

- Да здравствует Ленин!.. Да здравствует мировая коммуна! - неслись в толпу горячие слова Кочубея.

Палач, казак ростом в сажень, схватился руками за веревку, подпрыгнул и повис на ней, медленно опускаясь вниз.

Так погиб гроза кадетов комбриг Кочубей.

Ч А С Т Ь В Т О Р А Я

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В распахнутой шинели, в сдвинутой на затылок фуражке, Василий влетел в парадный подъезд губкома партии, но был остановлен военными моряками.

- Пропуск! Партбилет!.. - потребовал вышедший из дежурки начальник караула.

- Ни того, ни другого... Мне повидать товарища Кирова, - начал было объяснять Василий.

- Товарищу Кирову только с тобой сейчас и заниматься! Кто такой?

Василий замялся, не зная, как отрекомендоваться. Потом сказал:

- Состою в экспедиции товарища Кирова, по особым поручениям.

- По особым? - переспросил начальник караула, сделав суровое лицо.

- По особым, - ответил Василий.

Начальник караула позвал дежурного, тот долго водил его по коридорам, пока не привел к залу заседаний и не перепоручил матросу-бородачу, стоявшему у дверей. Бородач приказал ему сесть и ждать губвоенкома Чугунова, который был куда-то срочно вызван.

Василий опустился на скамью. Рядом с ним сидели еще двое военных. Человек десять разгуливало по коридору.

А в это время в накуренном зале, где едва различимы были лица присутствующих, шло чрезвычайное объединенное заседание губисполкома, губкома и Реввоенсовета фронта совместно с партийным активом города. Ораторы сменяли друг друга. Они говорили о катастрофе в армии, о сильнейшей эпидемии тифа, о бедственном положении города в связи с нехваткой хлеба.

Вдруг один из военных, сидевший рядом с Василием, вскочил и подбежал к матросу-бородачу.

- Слышишь? - шепотом проговорил он. - Товарищ Киров уже говорит! - И рванулся к двери, но матрос преградил ему дорогу.

- Я же редактор, пойми ты наконец! - старался убедить его военный. Если завтра газета выйдет без речи товарища Кирова, что скажут бойцы? Ты понимаешь, какое это заседание?

- Понимаю, - спокойно ответил бородач, сверкнув глазами. - В том-то и дело, что чрезвычайное. Потому и нельзя.

- Да ты только приоткрой дверь! Я неслышно пройду, никто и не заметит...

- Не надо было опаздывать. - Бородач отвернулся и стал курить цигарку. - Чугунов строго-настрого приказал.

За редактора вступился второй военный, сидевший на скамейке. Это был комиссар Караульного полка. Он, кажется, убедил матроса, и тот на вершок приоткрыл дверь. Тогда все бросились к двери.

Поднявшись на носки, Василий взглянул в зал через головы впереди стоящих.

Киров говорил о положении на фронтах гражданской войны, о врагах Советской России - Деникине и Колчаке, о пермской катастрофе, вскрывал причины временного отступления 11-й армии с Северного Кавказа.

Василий на мгновение закрыл глаза, и перед ним пронеслись картины отступления: колонны тифозных, голодных и замерзших красноармейцев, раздетых и разутых беженцев, бредущих по занесенной снегом степи.

Киров сделал паузу и обратился к собранию:

- К лицу ли нам, коммунистам, сидеть здесь, в Астрахани, сложа руки?

Зал пришел в движение. То здесь, то там с мест вскакивали делегаты. Размахивали шапками, кричали:

- Смерть кадету!

- Всем идти на помощь армии!

Зашумели и в коридоре. Каждый старался оттеснить матроса и проникнуть в зал. Возможно, что у дверей произошла бы потасовка, не покажись в это время на лестнице военный в кожанке, перехваченной широким поясом; с одного бока у него свисала шашка, с другого - наган. Шаг был железный. Усы торчали, как пики. Это был сам Чугунов - губернский военный комиссар.

Редактор армейской газеты подбежал к нему, взмолился:

- Петр Петрович! Скажи матросу!.. Мне же писать!

Чугунов махнул рукой:

- Редактора - пусти.

- Может быть, и мне можно? - осторожно спросил комиссар Караульного полка. - Опоздал не по своей вине.

Чугунов снова махнул рукой:

- Комиссара - пусти.

Матрос приоткрыл дверь, редактор и комиссар на цыпочках прошли в зал.

- А как же нам быть? - спросил один из штабников, подойдя к Чугунову. - Пустите? Ждать? Или уйти?

- А вы могли бы и пораньше прийти. Все равно ни черта не делаете в штабе! Ждите! - Чугунов покосился на Василия, робко и молча сидевшего на скамейке, и грозным голосом спросил: - Ты кто будешь? По какому делу?

Василий вскочил, вытянул руки по швам:

- Мне... повидать товарища Кирова. По важному делу. Я состою в "кавказской экспедиции"...

- Сидеть здесь не положено! - прервал его Чугунов. - Завтра повидаешь Кирова!.. А про "кавказскую экспедицию" забудь, парень. Кирова никуда не отпустим из Астрахани. Выберем его председателем ревкома! Про ревком слыхал?

- Слыхал, - ответил Василий. - Кирова мне надо повидать сегодня, сейчас...

Чугунов насупил брови, покрутил ус, спросил:

- Тебе что же - по государственному делу?

Василий кивнул головой.

Чугунов сел на скамейку, оперся двумя руками на эфес шашки.

- А ты мне в двух словах расскажи. Я передам Кирову. Ты меня знаешь?.. Я - Чугунов, губвоенкомиссар. Садись!

- Много слышал... - проговорил Василий.

- Хорошего? Плохого?.. Наверное, плохого?

Василий промолчал, но сел рядом с Чугуновым.

- А ты, парень, не верь всякой брехне. Это контрики орудуют против меня. Крепко досталось им от Чугунова в январе прошлого года, во время боев за крепость... Чугунов - рабочий человек, бондарь, простой унтер на войне, и вдруг занимает такой пост: губернский военный комиссар! Им это как ржавый гвоздь в одно место... Ну-ну, расскажи! Только коротко и быстро! Некогда! Мне самому охота послушать Кирова. - Он похлопал тяжелой рукой Василия по колену.

- Секретов у меня никаких, и военной тайны тоже, - торопливо проговорил Василий. - Час тому назад я ходил в лазарет - за доктором для Лещинского, друга Кирова, - и там встретил знакомого кубанца из бригады Кочубея. Он мне такое рассказал!.. Бригада в степи разоружена, у кавалеристов отняты кони, а Кочубей ушел в степь; судьба его неизвестна...

- Кто же разоружил?

- Кубанец говорит - штаб Двенадцатой армии.

- Не может быть! Брехня!

- Трудно поверить, но факт! Кубанцу я верю: мы не в одном бою с ним воевали, и Кочубея хорошо знаю. Я ведь кочубеевец! - И Василий гордо тряхнул светлым, как лен, чубом, выбивающимся из-под лихо заломленной офицерской фуражки.

- Худо дело, если это правда. На Кочубея у нас были свои виды. Худо, худо! - Чугунов тяжело поднялся со скамейки, направился к двери. Но, взявшись за ручку, обернулся: - А ты, парень, дождись Кирова. Он выйдет в перерыве. Расскажи про бригаду. - И исчез за дверью, плотно прикрыв ее.

Некоторое время в коридоре было тихо.

Но вот в зале раздались аплодисменты. Штабисты подскочили к двери, и матрос слегка приоткрыл ее.

- Под шумок и пройдем в зал, ничего не случится страшного, - попросил матроса штабист, тот, которому отказал Чугунов.

- Бог с вами, идите, надоели, - махнул рукой матрос и пропустил военных в зал. Прикрыв за ними дверь, он кивнул Василию: - Вот мы и остались вдвоем!

- Ничего, я подожду, - сказал Василий.

- Теперь уж, видимо, недолго ждать. Скоро будет перерыв.

Из зала с кипой бумаг на цыпочках вышел посыльный губкома.

- Ну, как там? - спросил матрос.

- Так и режет, так и режет правду-матку! - с восхищением ответил посыльный. - Жаль, не дали до конца послушать...

Немного погодя матрос сам приоткрыл дверь. В зале горячо аплодировали. Когда шум немножко стих, послышался голос Кирова:

- Преодолеть продовольственный кризис, переживаемый армией и населением, - это первоочередная задача всех коммунистов Астрахани. Нам, товарищи, необходимо совершенно равномерно распределить тяготы затруднений с хлебом. Население города должно быть строго разделено на категории в зависимости от своего труда. Мы должны воплотить в жизнь принцип "кто не работает, тот не ест" и ввести классовый паек, единственно справедливый, ибо главная наша задача - это работа для армии. Ей мы должны отдать все!