Гровер Ферр - Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда Страница 25

Эйхе был арестован 29 апреля 1938 года, т. е. задолго до прихода Берии в НКВД, а следовательно, ещё до того, как Ежов мог испугаться бериевских допросов Эйхе. Судя по тому, что известно из документов, попавших в распоряжение Янсена и Петрова, между Эйхе и Ежовым произошла какая-то ссора. От Фриновского и из других источников мы знаем, что Ежов и его приспешники обычно пытали тех, кто был ими арестован, чтобы вне зависимости от истинной виновности, заставить их дать против себя изобличающие признания.

Увы, нам всё ещё неизвестны другие документы из дела Эйхе, в том числе материалы состоявшегося в феврале 1940 года суда над ним, а также показания свидетелей, акты экспертизы, вещественные доказательства, обвинительное заключение и приговор по его делу. Можно быть уверенным, что само архивно-следственное дело Эйхе существует или по меньшей мере существовало в хрущёвские времена, поскольку на него есть ссылка в приложении к докладу комиссии Поспелова[206].

Но из всех следственных материалов рассекречен один-единственный документ – письмо Эйхе Сталину. Остальная часть дела всё ещё остаётся тайной за семью печатями. Причём и в речи Хрущёва, и в докладе Поспелова письмо Эйхе Сталину процитировано не полностью. У Эйхе, в частности, написано:

«Подвергаться снова избиениям за арестованного и разоблачённого к.р. Ежова, который погубил меня, никогда ничего преступного не совершившего, мне не было сил[207].

Выделенный текст выброшен из доклада Поспелова, равно как и следующие слова:

«Моё показание о к.р. связи с Ежовым является наиболее чёрным пятном на моей совести».

Эйхе, несомненно, был убеждён, что Ежов – контрреволюционер (к.р.); в своих первоначальных показаниях Эйхе сознался, что состоит в контрреволюционных связях с Ежовым, но впоследствии отказался от прежних показаний, обвинив во всех своих бедах Ежова, но не Берию.

Хрущёв же, наоборот, попытался свалить всю вину на Берию, а не на Ежова. Поскольку Эйхе обличал Ежова, все упоминания о нём из «закрытого доклада» Хрущёвым были выброшены. Если бы туда попало заявление Эйхе о том, что Ежов был контрреволюционером, это вызвало бы вопросы со стороны членов Центрального комитета, – вопросы, заметим, крайне неудобные для Хрущёва. В недавно изданных материалах допроса Ежова и в заявлении Фриновского подробно говорится о заговорщической деятельности Ежова и о состряпанных им обвинениях против ни в чём не повинных людей. Хрущёв и Поспелов покрыли эти преступления – и лишь для того, чтобы свалить всю вину на Сталина и Берию.

Разумеется, нам бы хотелось лучше и глубже познакомиться с делом Эйхе, но то, что мы находим в признательных показаниях Фриновского и Ежова, точь-в‑точь совпадает с другими известными фактами.

17. Н. И. Ежов

Хоть мы и нарушаем порядок поднятых в «закрытом докладе» вопросов, именно здесь уместно рассмотреть утверждения Хрущёва о Ежове, поскольку эта тема тесно связана с Эйхе.

Хрущёв:

«Мы обвиняем Ежова в извращениях 1937 года и правильно обвиняем. Но надо ответить на такие вопросы: разве мог Ежов сам, без ведома Сталина, арестовать, например, Косиора? Был ли обмен мнениями или решение Политбюро по этому вопросу? Нет, не было, как не было этого и в отношении других подобных дел. Разве мог Ежов решать такие важные вопросы, как вопрос о судьбе видных деятелей партии? Нет, было бы наивным считать это делом рук только Ежова. Ясно, что такие дела решал Сталин, без его указаний, без его санкции Ежов ничего не мог делать»[208].

Изданные в начале 2006 года материалы допросов Ежова и Фриновского полностью подтверждают злонамеренно творимые Ежовым пытки и убийства множества ни в чём не повинных людей. Эти массовые злодеяния были организованы им ради сокрытия своей причастности к заговору правых, шпионажа в пользу военных кругов Германии, планов убийства Сталина и других членов Политбюро, для захвата власти путём государственного переворота.

Эти признания – самые яркие из опубликованных за последние годы документальных источников, затрагивающие интересующую нас тему. По своему содержанию они противоречат Хрущёву в каждом из пунктов его доклада: Ежов действовал самостоятельно, а не «под диктовку» Сталина; обвинения против военачальников носили отнюдь не фиктивный характер, а большие московские процессы вовсе не были постановочной фальшивкой (на что Хрущёв, правда, только намекал).

Хрущёв и его прихлебатели, творцы-составители доклада Поспелова и авторы «реабилитационных» справок имели в распоряжении всю эту информацию. Но почему тогда её нет в подписанных ими документах? Объяснение напрашивается само собой: сведения оказались невостребованными потому, что, только скрыв их, можно было обосновать положения «закрытого доклада», не имеющие ничего общего с правдой.

Возникает законный вопрос: почему Ежов делал всё это? Юрий Жуков полагает, что Ежов, по всей видимости, был заодно со многими первыми секретарями и состоял с ними в одном заговоре. С первыми секретарями тесно сотрудничали на местах и сообщники Ежова. В документах, которые в начале 1990‑х годов оказались в распоряжении Янсена и Петрова и которыми они активно пользуются в своей книге, говорится, что начальник УНКВД Западно-Сибирского края С. Н. Миронов получил от Ежова инструкции, в соответствии с которыми ему запрещалось чинить препятствия Эйхе даже тогда, когда тот настаивал на необоснованных арестах и лично вмешивался в следствие[209]. Остаются пока не рассекреченными стенограммы процессов, где разбирались дела тех, кто был осуждён одновременно с Ежовым. Очень может быть, что многие из этих лиц (а среди них и Эйхе) попали на скамью подсудимых и были осуждены вместе с Ежовым за уничтожение невинных людей.

Недавно изданные признания Фриновского и Ежова теперь подтверждают, что Ежов руководил заговором правых, состоял в сговоре с военными кругами Германии и лично пытался захватывать власть в СССР.

Вся эта информация и много больше, разумеется, была доступна Хрущёву и его «исследователям». За две недели до XX съезда он всё ещё считал, что не Ежов виноват в своих преступлениях, а один только Сталин![210] В «закрытом докладе» Хрущёв чуть подкорректировал своё суждение, но ответственность за действия Ежова там по-прежнему возлагалась на Сталина.

Сталин, однако, считал, что основная вина за содеянное лежит на Ежове, и его доводы полностью совпадают с теми свидетельствами, которые представлены в книге Янсена и Петрова. По крайней мере в России довольно хорошо известны (чуть выше уже цитировавшиеся) воспоминания авиаконструктора Яковлева, где он вспоминает, как Сталин говорил, что Ежов виноват в том, что лишил жизни многих невинных людей. Нечто похожее Молотов и Каганович рассказывали Феликсу Чуеву.

Освобождение Ежова от обязанностей наркома проходило с большими трудностями. В апреле 1939 года он был арестован и быстро сознался в крупных злоупотреблениях при ведении следственных мероприятий – в истязаниях, фальсификации протоколов признаний и беззаконных расстрелах. Янсен и Петров, полагаясь на документы, которые больше недоступны исследователям, а отчасти – на те, что опубликованы в 2006 году, показывают громадный размах злоупотреблений и описывают преступные методы Ежова и его подручных. Нет вообще ни одного свидетельства, что Сталин или центральное руководство стремились к тому, чтобы направить действия Ежова в указанном направлении, и, наоборот, имеется достаточно доказательств, которыми удостоверяется их убеждённость в том, что такие его поступки заведомо преступны.

18. Дело Я. Э. Рудзутака

Хрущёв:

«Полностью отказался на суде от своих вынужденных показаний кандидат в члены Политбюро тов. Рудзутак, член партии с 1905 года, пробывший 10 лет на царской каторге… Его даже не вызвали в Политбюро ЦК, Сталин не пожелал с ним разговаривать… Тщательной проверкой, произведённой в 1955 году, установлено, что дело по обвинению Рудзутака было сфальсифицировано и он был осуждён на основании клеветнических материалов. Рудзутак посмертно реабилитирован»[211].

В соответствии с реабилитационной запиской Р. А. Руденко, Рудзутак всё-таки оставил письменные признания своей вины[212]. Несомненно, речь идёт об очень подробных показаниях, т. к. он назвал «свыше 60 человек» тех, с кем имел заговорщические связи (а среди них дважды упомянут Эйхе). Но на суде Рудзутак отрёкся от своих признаний, заявив, что его «принудили» дать их, т. к. «в органах НКВД имеется ещё невыкорчеванный гнойник». При том Руздутак ни единым словом не обмолвился о применении пыток, иначе Генеральный прокурор СССР Руденко, подписавший реабилитационную справку, не преминул бы указать на данное обстоятельство; несмотря на всё сказанное, Молотов по прошествии многих лет говорил Чуеву, что Рудзутаку пришлось-таки испытать на себе истязания[213].