Андрей Никитин - Королевская сага Страница 25

Трудно сказать, когда именно возник этот грандиозный торговый путь, связавший Среднюю Азию и страны халифата с Северной Европой. Самые ранние клады с восточными монетами были зарыты на этом пути в конце VII века. К тому же времени относят начало поселений на берегах рек, в слоях которых археологи находят безусловно привозные, по большей части скандинавские вещи. Пришельцы с берегов Балтики селились среди местных племен, в какой-то мере смешивались с ними… Под многочисленными курганными насыпями исследователям открываются погребения воинов и купцов с оружием и неизменными принадлежностями тогдашней торговли - весами, гирьками и монетами.

Особенно много вдоль этого Великого восточного пути денежных кладов. Серебряные арабские дирхемы, найденные здесь за последнее столетие, исчисляются сотнями тысяч штук и десятками килограммов веса. Клады арабского серебра найдены на берегах Волги, Оки, на их притоках, вдоль рек Новгородской земли, возле Старой Ладоги, по Западной Двине, на землях всей Восточной Прибалтики, особенно много в Эстонии и Финляндии. Еще больше таких кладов на Аландских островах, на островах Готланд и Борнхольм, в прибрежной Швеции. И все же подавляющее количество этого серебряного богатства приходится на земли древнего славянского Поморья, где были расположены города Волин, Колобжег, Гданьск, Трусо, а также на знаменитый в славянской истории остров Рюген, где в священном городе Арконе находилось центральное святилище балтийских славян - храм Святовита. Эти славянские города, о которых нам еще слишком мало известно, были основными центрами северной торговли, куда съезжались купцы всего известного тогда мира - от Волжской Булгарии, стран закаспийских, Индии (в одном из шведских кладов того времени была обнаружена маленькая статуэтка Будды), Византии, Северной Африки, Италии и Испании до Шотландии, Ирландии, Исландии и гренландских поселений норвежцев.

Северная Европа испытывала острый серебряный голод. Собственных серебряных рудников у нее практически не было. Серебряные рудники Чехии и Швеции только начинали разрабатываться, а вся Восточная Европа, на которой возникали первые славянские города, пользовалась исключительно привозными драгоценными металлами.

Вот почему через "восточный путь" с конца VII и вплоть до начала XI века, когда перестают закапывать клады, из стран мусульманского мира на берега Балтийского моря изливается непрерывный поток серебра, отдельные струи которого задерживаются, расходятся в стороны и оседают, не доходя до общемировых рынков. Можно думать, что их все больше "отфильтровывали" нарождавшиеся древнерусские княжества, начавшие свою политическую жизнь задолго до легендарного появления на этой земле Рюриковичей. Рядом с этими племенными центрами возникают маленькие поселки-фактории восточных и западных торговцев. Найденные здесь арабские дирхемы отмечены процарапанными знаками древнегерманских рун. В кошельках погребенных восточных купцов они соседствуют с западноевропейскими денариями. Вместе лежат восточные украшения, сосуды и характерные скандинавские застежки-фибулы, покрытые плетеным орнаментом и головами драконов; костяные гребни, ножи, шахматные фигурки, в которые викинги играли с таким азартом, что проигрывались донага, стеклянные пастовые и сердоликовые бусы лежат вместе с излюбленными скандинавами амулетами, изображавшими "молоточки Тора", и многим другим, что позволяет нам представить красочный облик той далекой, не всегда понятной нам жизни.

Обратившись к археологическим картам, на которых клады восточных монет и отдельные их находки отмечают торговые магистрали средневековья, я недоумевал, почему никто из моих предшественников, искавших Биармию, не догадался сопоставить эти так бросающиеся в глаза факты? Что мешало? Предвзятость взгляда? Традиция? Между тем стоило бы помнить, что для скандинавов, если верить сагам, "страна бьярмов" была всегда синонимом "страны серебра". Не мехов, которые они могли получать - и получали! - от саамов, населявших Финмарк и внутренние области Скандинавского полуострова, а именно серебра. Еще точнее - серебряных монет, за которыми викинги охотились в своих разбойничьих набегах.

Северные государства Западной Европы только еще начинали чеканить монету, ее было мало, а то и не было вообще. На рынках обращалось восточное серебро. По нему и надо было искать. Достаточно было взглянуть на карту, чтобы увидеть: там, куда всегда помещали злополучную Биармию, не было не только кладов, по вообще никаких монет! Смотрели, похоже, все, но единственно возможный вывод почему-то не приходил в голову. Правда, к тому, что позднее кажется очевидным, обычно идешь долгим и кружным путем, пробами и ошибками вытравляя из сознания угнездившиеся там ложные представления…

Ведь и я сам точно так же рассматривал карты, но но мог понять, о чем они сигнализируют. "Восточный путь" ни у кого не связывался с Биармией, тем более со "страной бьярмов". Зато теперь многое всплывало в памяти и каждое лыко, как говорится, ложилось в строку. Например, мне припомнилось, как Гардизи, иранский историк и географ XI века, писал, что при торговле со славянами и русами восточные купцы больше всех других товаров запасаются серебряными дирхемами, поскольку "те люди" не продают товаров иначе как за чеканные дирхемы. Сходное сообщение содержится в записках секретаря посольства халифа Багдада к царю волжских булгар в 921-922 годах. Ахмед ибн-Фадлан ибн-ал-Аббас ибн-Рашид ибн-Хамад, более известный в научной и популярной литературе просто как ибн-Фадлан, писал о купцах русов, что те, поклоняясь деревянным идолам и принося жертвы, просят, чтобы боги "послали им купца, имеющего многочисленные динары и дирхемы".

Арабские купцы и путешественники восточного средневековья в своих странствиях проникали в самые отдаленные уголки известного и не известного тогда европейцам мира, в полном смысле слова "на край света". Но их записки, так же как и ученые труды мусульманских географов, в отличие от их европейских собратьев, часто оказываются наполнены таким же безудержным вымыслом, как знаменитые сказки "Тысячи и одной ночи". Видели ли восточные читатели разницу между теми и другими? Трудно оказать. Еще труднее сейчас нам отделить в этих записках правду от фантазии. Ведь если бы мы не знали достаточно хорошо по сагам мир Северной Европы в эпоху викингов, то скорее всего и предельно правдивую характеристику скандинавов и балтийских славян у Марвази отнесли бы за счет фантазии рассказчика!

Какая тому причина?

Рассказы об увиденном и пережитом, о путешествиях, странах и народах записывались не под свежим впечатлением и даже не сразу по возвращении. Сам очевидец, если только он не был ученым человеком, редко брался за перо, чтобы занести на бумагу или папирус свои впечатления и мысли. Обычно это делал кто-то другой, не всегда даже непосредственный слушатель, а тот, к кому рассказ доходил, что называется, через вторые и третьи руки. И каждый считал своим долгом этот рассказ приукрасить по собственному разумению, что-то опустив, что-то прибавив из уже слышанного, расцвечивая повествование былями и небылицами совсем из других областей света.

Подобная литературная обработка преследовала две цели. В первой из них был заинтересован купец, державший в секрете пути своих торговых операций. Ему было выгодно не привлекать, а, наоборот, отводить возможных конкурентов от пути к открытому им рынку с его спросом и предложением. Другим немаловажным обстоятельством оказывалось желание записывающего сравняться с красноречивейшими образцами своих предшественников и, по возможности превзойти их. С этой целью он включал в обычный деловой текст отрывки из других сочинений, поправляя их и видоизменяя. Этим он как бы подтверждал достоверность своего рассказа, который теперь не отличался от уже известных сообщений. Все написанное прежде как бы канонизировалось. Человек средневековья, живший на Востоке, должен был хорошенько подумать, прежде чем публично усомниться в правоте своих учителей или - не дай бог! - попытаться их опровергнуть. В подобном случае окружающие и читатели могли не только не поверить его рассказу, но решить, что сам он вообще нигде не был.

Так получалось, что из сочинения в сочинение кочевали новеллы о встречах с живыми деревьями и растениями, с великанами, чудодейственными источниками, небывалыми обычаями и несуществующими народами. Ибн-Фадлан, исполняя обязанности секретаря багдадского посольства, не был исключением из этого правила. Его задача заключалась, как можно думать, отнюдь не в сборе точных сведений и столь же точной фиксации виденного, а несколько в ином.

Повелитель правоверных халиф ал-Муктадир, пославший ибн-Фадлана с миссией к царю булгар, по свидетельству современников, никогда не был трезв. Его занимали не государственные дела, а гарем, музыка, вино, иногда - охота, придворные празднества и прочие удовольствия безмятежной жизни. Главной заботой его министров было достать и представить ко двору как можно больше диковин - зверей, птиц, насекомых, человеческих уродов, чудовищ - для развлечения халифа. Нет ничего удивительного, что ибн-Фадлан, надеясь привлечь внимание халифа к своей особе и к судьбе посольства, должен был превратить свой отчет о поездке в самую что ни есть "лживую" сагу, наполненную в каждой своей строке чудесным, комическим, парадоксальным и забавным.