Стефан Цвейг - Корона и эшафот Страница 25

26 августа Учредительное собрание приняло Декларацию прав человека и гражданина — программный документ, провозгласивший основные принципы нового, созданного революцией общества. Декларация должна была дать законченные и точные определения «естественных, священных и неотчуждаемых прав» человека и гражданина.

17 статей определяли эти права. «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах», — гласила первая статья. Свобода личности, свобода слова, свобода совести, безопасность и сопротивление угнетению провозглашались священными и неотчуждаемыми правами человека и гражданина. Но таким же «священным» и нерушимым правом было объявлено и право собственности (статья 17-я).

Статья 17-я декларации была направлена не только против неимущих, но и против феодалов и была призвана защитить буржуазную и крестьянскую собственность от их посягательств.

В декларации нашла свое выражение революционная решимость буржуазии, тогда еще молодого, восходящего класса. Вместе с тем в декларации ярче и сильнее, чем в каком-либо другом документе той норы, отразилось влияние многомиллионных народных масс, поднявшихся на борьбу против феодализма. Знаменитая триединая формула «свобода, равенство, братство», извлеченная из декларации 1789 года, громовым эхом прокатилась по всей Европе. В период, когда на всем континенте еще господствовал феодально-абсолютистский порядок, этот смелый манифест революционной буржуазии, провозглашающий юридическое равенство людей, свободу личности и право на сопротивление угнетению, сыграл прогрессивную роль.

Король отказался утвердить Декларацию прав человека и гражданина. В Версаль и Париж стягивались надежные части. 1 октября на банкете в Версале офицеры открыто демонстрировали свою враждебность Учредительному собранию и революции.

В Париже уже давно с тревогой следили за политикой двора. Хотя и в столице большинство населения стояло еще за сохранение монархии, развитие революционного сознания здесь шло быстрее, чем среди депутатов Собрания, принадлежавших в большинстве к верхам имущих классов. С сентября в Париже стала выходить знаменитая газета Марата «Ами дю пёпль» («Друг народа») и ряд других изданий демократического направления. В саду Пале-Руаяль происходили многочисленные собрания. Общественная жизнь столицы кипела. К тому же продовольственное положение в Париже становилось все более тяжелым. В осенние месяцы снова возник острый недостаток в хлебе. Женщины, часами простаивавшие в очередях, резко выражали свое недовольство.

5 октября со страниц газеты Марата раздался призыв к походу на Версаль. Огромная толпа народа, главным образом женщины, двинулась по размытым дождями дорогам в резиденцию короля. Среди жен рабочих, ремесленников, мелких торговцев шла и бывшая актриса Теруань де Мерикур, ставшая одним из популярных агитаторов на импровизированных уличных собраниях Парижа. В широкополой шляпе, украшенной трехцветной кокардой, перетянутая красным поясом, с пистолетом и кинжалом, заткнутым за него, она казалась живым олицетворением революции. Женщины окружили королевский дворец, громко требуя хлеба.

Позднее в Версаль пришла и национальная гвардия во главе с Лафайетом. Колебавшийся Лафайет так и не решил, должна ли национальная гвардия защищать Учредительное собрание от контрреволюционных королевских войск или защищать короля и его семью от парижского народа.

День 5 октября прошел сравнительно спокойно, по утром 6 октября вспыхнуло вооруженное столкновение с, королевской стражей. Народ ворвался во дворец, в покои Марии Антуанетты. Перепуганный король дважды выходил на балкон с Лафайетом, чтобы успокоить возбужденную толпу. Страшась вооруженного народа, Людовик XVI поспешил утвердить Декларацию прав человека и гражданина! По требованию народа король в тот же вечер, окруженный многотысячной толпой, переехал в свой дворец в Париж. За ним последовало и Учредительное собрание.

Переехал в Париж и Бретонский клуб. Здесь он преобразовался в Общество друзей конституции, или Якобинский клуб, как он стал называться по помещению библиотеки монахов-якобинцев, в котором происходили его заседания.

В отличие от Бретонского Якобинский клуб принимал в свои ряды не только членов Учредительного собрания. Он объединял в этот первый период всех сторонников нового, революционного порядка — от Мирабо и Лафайета до Робеспьера. В Якобинском клубе обсуждалось большинство вопросов, рассматривавшихся Учредительным собранием, Якобинский клуб создал ряд отделений в провинции. Его политическая роль день ото дня становилась все более значительной.

Выступление народных масс 5–6 октября второй раз сорвало контрреволюционные планы партии двора и укрепило революцию. Под непосредственным влиянием событий 5–6 октября Учредительное собрание ускорило работу над редактированием разделов конституции, устанавливавших разделение граждан на активных и пассивных.

Соответствовало ли это законодательство Декларации прав человека и гражданина, принятой теми же депутатами всего лишь 4 месяца назад? Конечно, нет. Оно прямо противоречило ей, но буржуазных депутатов это нимало не смущало. Крупная буржуазия стремилась юридически закрепить свое политическое господство.

В самом Учредительном собрании лишь 5 депутатов — представители демократической левой — выступали против этих законов. Самым принципиальным и твердым среди них был депутат от города Арраса Максимилиан Робеспьер (1758–1794).

Развитие демократического движения, рост активности народных масс, непрекращающиеся крестьянские выступления в деревне усилили размежевание внутри бывшего третьего сословия. По мере того как народные массы и их политические руководители двигались влево, господствующая крупная буржуазия и объединившееся в ней либеральное дворянство поворачивали вправо. Их представительство в Учредительном собрании («умеренные либералы — конституционалисты», как их часто называли) превратилось в консервативную силу.

Внешним выражением отделения «умеренных либералов — конституционалистов» от демократической буржуазии было обособление части членов Якобинского клуба в 1790 году в новую политическую организацию — Общество 1789 года. В Общество вошли Мирабо, Лафайет, Байи и другие. Его председателем был избран Сиейес. Оставаясь в своем большинстве членами Якобинского клуба, конституционалисты-антидемократы создали в Обществе 1789 года политический центр тех, кто стремился затормозить развитие революции.

Как бы то ни было, революция шла вперед, и силам абсолютизма приходилось отступать. После событий 5–6 октября эмиграция придворной аристократии, дворянства, князей церкви приняла гораздо более широкий характер. Сначала в Турине, затем с 1791 года в Кобленце — поблизости от французской границы — сложился возглавляемый графом д'Артуа центр контрреволюционной эмиграции.

Кобленц стал осиным гнездом контрреволюции. Здесь плелась паутина заговора против революционной Франции, отсюда расходились тайные нити контрреволюционной конспирации, протягивавшиеся и в Париж, во дворец короля, и в столицы Европы — Лондон, Вену, Берлин, Мадрид, Петербург. Надменные аристократы, вначале в некоем самообольщении рассчитывавшие на быструю реставрацию старых порядков, вскоре должны были убедиться, что революция — это не результат козней Неккера или Мирабо, а движение народа. Они поняли ее силу и движимые ненавистью стали на путь национальной измены.

Уже с конца 1789 года граф д'Артуа и его многочисленные эмиссары стали обращаться к абсолютистским правительствам Европы с настойчивым призывом к вооруженной интервенции против «взбунтовавшейся» Франции. Европейская интервенция становится главной ставкой контрреволюционных сил и за пределами Франции, и в самой стране.

Таковыми же были и тайные расчеты короля и двора. Оказавшись со времени переезда в Париж под наблюдением революционного народа, король лицемерно заверял Учредительное собрание и страну в своей верности новым, революционным законам, в любви к свободе и решимости ее защищать.

В то же время королева Мария Антуанетта через тайных агентов посылала своему брату — австрийскому императору Леопольду письма, в которых умоляла его поскорее выступить для подавления «мятежа» и спасения королевской семьи.

С 1790 года тайно подготавливался план побега короля и его семьи за границу — в лагерь объединенной эмигрантской и иностранной контрреволюции.

Утром 21 июня 1791 года Париж был разбужен гулом набата и тремя пушечными выстрелами. Тревожные сигналы возвещали необычайную весть: Тюильрийский дворец был пуст, король и королева бежали из столицы. Волнение и негодование охватили народ. На улицах, в общественных зданиях разбивали бюсты короля. Массы стихийно начали вооружаться.