Сергей Волков - 1918 год на Украине Страница 25

Никто на меня не обратил внимания, и я без всяких приключений доехал до Ростова, а оттуда проехал в Новочеркасск (Новочеркасск был освобожден от большевиков вслед за занятием Ростова немцами. Новочеркасск был занят донскими казаками и отрядом полковника Дроздовского, пришедшим с Румынского фронта. - А. А.).

Я хотел, прежде чем ехать к генералу Деникину, повидаться с донским атаманом генералом Красновым [53] и вполне ориентироваться в той обстановке, которая сложилась в Новочеркасске.

По дороге на Дон, в Екатеринославе, ко мне подошло несколько офицеров и, жалуясь на то, что они уже несколько дней не могут попасть в поезда, идущие на Дон, просили взять их в вагон, в котором я ехал. Кое-как мы их устроили у себя. В пути я от многих слышал, что немцы всеми способами стараются не пропускать офицеров в Добровольческую армию.

Тяжело было увидеть и на Ростовском вокзале германские каски.

Приехав в Ростов, я узнал, что германцы, достигнув Дона на участке Аксай – Ростов, дальше не продвигаются. На левом берегу Дона ими занимался лишь Батайск (предместье Ростова), и у Аксая (на полпути между Ростовом и Новочеркасском) мосты через Дон охранялись их караулами.

В Новочеркасске жили лишь два германских офицера, являвшиеся представителями германского командования при донском атамане.

В ЗОНЕ НЕМЕЦКОЙ ОККУПАЦИИ ВЕСНОЙ 1918 ГОДА [54]

Германская армия к концу апреля прошла победным маршем по югу России вплоть до Ростова, освободив его от большевиков и разных банд, но и оккупировав его. Заняв часть Донской области, немцы, однако, не покусились на полную самостоятельность Дона, так как он добровольно вошел в орбиту германской политики. Они не препятствовали ему формировать свою армию и даже в этом оказывали ему помощь; они не мешали ему и в свободной связи с Добровольческой армией. В большей зависимости от них были Украина с гетманом во главе и Крымская республика. Им дозволено было иметь свои армии, но под полным их контролем.

Жизнь в оккупированных зонах быстро входила в нормальную колею, находя гарантию в силе германского оружия. Но оккупация, отделение от России новых государств и даже начало спокойной жизни не могли удовлетворить национально и патриотически настроенных людей. Мысли их стали направляться к Добровольческой армии. Немцы знали об этом, но беспокоиться им не приходилось: Добровольческая армия для них не представляла ни угрозы, ни препятствий их стремлениям, тем более что они имели союзников в лице украинских шовинистов-«щирых».

Однако кое-какие меры в отношении Добровольческой армии они принимали: по доносам «щирых» арестовывали откровенных противников «Вільной Украины» и сторонников Добровольческой армии. Но главная мера немцев против Добровольческой армии, ее идеи и цели заключались в разложении русских патриотов политически: играя на антибольшевистских и монархических убеждениях и настроениях их, они стали формировать Южную и Астраханскую [55] монархические армии, в которых офицеры получали командные посты и хорошее денежное содержание. И им удалось отвлечь от Добровольческой армии тысячи бойцов.

Между тем командование Добровольческой армии, как только закончился поход на Кубань, стало принимать меры, чтобы снова оповестить русских людей об армии, ее целях, задачах и призвать их к выполнению их патриотического долга в ее рядах. Обстановка этому благоприятствовала: было свободное передвижение по всему оккупированному немцами югу; был и почти свободный, во всяком случае не чреватый расстрелом, путь на Дон.

И от Добровольческой армии по всему югу разъехались ее посланцы. В секретном наказе между прочим говорилось: «Никаких сношений ни с немцами, ни с большевиками»; «Единственно приемлемые положения: уход из пределов России первых и разоружение и сдача вторых». Посланцы должны были действовать в зависимости от положения и возможностей на местах, но действовать быстро и энергично.

* * *

Станица Каменская в зоне оккупации, но на донской территории. В ней штаб германской дивизии. На видных местах расклеены афиши с широкой «бело-сине-красной» полосой по диагонали, с призывом в ряды Добровольческой армии. Два юных офицера с черными погонами и национальным углом на рукаве записывают добровольцев. В 1-й день их записалось свыше 20 человек, все из тех, которые раньше ехали в Добровольческую армию, но не застали ее на Дону и осели в станице, а с приходом немцев записались в формирующийся донской отряд. Теперь они бросают отряд и отправляются в Новочеркасск и назначаются в 1-й Офицерский полк.

Одесса. Город с десятками тысяч офицеров. Посланник Добровольческой армии, капитан, помещает в газетах объявление о собрании офицеров в оперном театре, на котором будет прочитан доклад о современном положении и судьбе русского офицерства. Явилось около 200 человек. Доклад делал сам капитан. Он говорил о большевиках – врагах народа; об оккупантах, легко одержавших победу; о русских силах, продолжающих борьбу против большевиков, – казаках и Добровольческой армии.

О Добровольческой армии он рассказал особенно подробно: об ее целях и задачах, о вождях, о патриотическом, жертвенном горении добровольцев… о добывании всего необходимого армии «ценою крови». И закончил горячим призывом: «Все на Дон!» Затем отвечал на вопросы. Собрание прошло в полном порядке, и все разошлись с него с глубокими внутренними переживаниями и думами.

Но… в ближайшие дни записалось и выехало в Новочеркасск только 150 офицеров и только 20 доехали; остальные свернули в Южную армию. Через месяц выехала другая партия – 87 человек, прибывшая полностью. Обе эти партии были назначены в 1-й Офицерский полк.

Александровск. На собрание явилось до 150 офицеров. Выехало и зачислено в 1-й Офицерский полк – 30.

В Кременчуге, Бахмуте, Павлограде и других городах собрания не могли быть организованы, но тем не менее эти города дали полку по нескольку десятков офицеров и добровольцев.

Харьков. Ни о каких собраниях при господстве там «щирых» не могло быть и мысли. Однако в нем многие, если не все, были хорошо осведомлены о Добровольческой армии. Разговоры о ней шли и интересовали всех, но одни видели в ней одну «авантюру», другие – задумывались и решали, ехать или не ехать. Сначала на Дон уезжали одиночки и маленькие группы, или тайно, или с ложными документами, чтобы избавиться от насилий и арестов «щирых». Но потом, когда выяснилось благорасположение германских комендантов, не раз выручавших едущих на Дон от ареста «щирых», стали выезжать и большими партиями, вполне организованно и даже с оружием. Харьков мог дать Добровольческой армии десятки тысяч офицеров и добровольцев, но на Дон выехало едва тысячи две.

Екатеринослав дал полку пополнение в 100 офицеров из многих тысяч бывших в нем.

Киев, город со многими десятками тысяч офицеров, дал полку и всей армии ничтожное пополнение. В столице Украины было трудно и опасно развернуть деятельность посланцам Добровольческой армии. Об армии в городе хорошо знали, но ехать не только не решались, но и не желали. «Укрылись» они «постановлением» какой-то тесно связанной группой офицеров, побившим все рекорды непонимания обстановки и лицемерия.

«Мы должны быть в полной готовности, ввиду скорого восстановления неделимой России под скипетром законного монарха силами самого русского народа». И обращение к населению города: «Поддержать, помочь офицерам пережить невзгоды революционного времени и оберечь их, жаждущих подвига во благо Родины, от вторжения их во всевозможные авантюры».

С каким презрением выслушивали подобные разглагольствования те, кто направлялся в Добровольческую армию и приехавшие из армии отпускные и раненые! Эти киевские господа выжидают лучших времен «в полной готовности», «жаждут подвига». Родина будет освобождена «силами самого русского народа», но без их участия. Они просят «поддержать и оберечь от вторжения их во всевозможные авантюры»… – они не способны даже «оберечь» себя! Для них Добровольческая армия – это авантюра. Им дороги собственные жизни, и немногие потом возьмутся за оружие, но только чтобы спасти себя, хотя фактически будут защищать «свободную Украину» от петлюровцев. А затем они будут спасаться, уходя с немцами или убегая в Одессу, куда высадятся союзники России по Великой войне, или зароются в норы с воплем: спасайте нас!

А пока, при немцах и гетмане, масса офицеров и интеллигенции юга устраивала как могла свою жизнь. Мирилась с немцами – «они лучше, гуманнее и культурнее большевиков» – и мирилась со «свободной Украиной», утешая себя мыслью, что в будущем Украина, сформировав сильную армию, послужит делу освобождения России и сольется с ней. Для устроения своей жизни офицерство не гнушалось даже услугами перед немцами в роли официантов и «забвением» русского языка.