Леонтий Раковский - Генералиссимус Суворов Страница 26

- Э, не слушай этого старого ворона, не унывай, Башилов! - сказал Зыбин.- Сзади не оставайся, в бока не подавайся, вперед не лети, молодцом гляди! Вишь, генерал-то наш выехал уже в сторонку, машет рукой, стало быть привал близко!

Действительно, корпус прошел еще с полверсты и остановился в долине у ручья. Солдаты уже привыкли к походному порядку генерала Суворова: в самые жаркие часы дня отдыхать, а потом, пообедав, идти дальше по холодку весь вечер и большую часть ночи. Потому они располагались основательно: составив ружья в козлы, снимали ранцы, пропотевшие насквозь мундиры, треуголки, разувались и устраивали постель.

Башилов, наконец вдосталь напившийся воды, укладывался вместе с другими товарищами по капральству, свободными от нарядов, спать. Все жались поближе к кустам, в тенек. Только один Воронов стоял на солнцепеке, поглаживая лысину и переминаясь с ноги на ногу.

- А ты чего не ложишься? - окликнул Воронова капрал.

- Он теплое местечко высматривает, - уронил Огнев.

- С походу завсегда надо сперва постоять немного, а потом уже ложиться. И то с умом, - ответил Воронов. Он лег в высокую траву, поднял кверху свои босые жилистые ноги и стал ими трясти.

- Эвона, что дяденька выдумал! - прыснул со смеху Башилов.

Солдаты потешались, глядя на Воронова.

- Глянь, ровно маленький, - задрал ноги кверху...

- Ремнем бы его теперь...

- Воронов чертей колышет!

- От старости из ума выжил, - прибавил Огнев.

Воронов, не слушая иронических замечаний, продолжал трясти ногами. Потом сел и, обращаясь к Огневу, строго сказал:

- Погляжу я на тебя, Ильюха, ломаный ты, старый уже солдат, а еще дурак!

Все кругом рассмеялись.

- Отчего так думаешь? - спросил, улыбаясь, Огнев. - Что ногами не трясу, как ты? Как жеребец, что катается по лугу?

- Не смейся раньше сроку. Я потрясу ногами, вся тяжесть с ног и отольет, понял? А ты вот кувыркнулся поскореича, а посмотрю, как встанешь...

- Встану. Тебе подымать меня не придется...

- Посмотрим, чьи ноги будут больше скучать, твои аль мои, приговаривал Воронов, устраивая тень из мундира, который он распяливал на кусте.

III

Суворов нагнал корпус генерал-поручика Каменского в ту же ночь, у деревни Юшенли.

Снявшись с привала в седьмом часу пополудни, Суворов тотчас же свернул на шумлинскую дорогу и увидал на ней свежие следы недавно прошедшего войска. Тысячи ног отпечатались на песке, посреди дороги шли глубокие колеи от обозных телег и пушек. На дороге то тут, то там попадались сломанное колесо, павший от безводья вол, рогаточное копье, брошенная пустая бочка - в них обычно перевозилась мука. А пройдя еще с полверсты, он наткнулся на один из казачьих разъездов, которые были посланы Каменским на розыски пропавшего генерал-поручика Суворова.

Суворов был доволен, что ночью может нагнать Каменского. Он знал, что Каменский ночью продвигаться дальше не станет, и решил обогнать его. Иначе ничего не оставалось делать. Солдаты Суворова прекрасно отдохнули за день и могли продолжать поход.

Когда Суворов со своими шестью полками пехоты, двадцатью пушками, пятью полками конницы и казаками подошел к деревне Юшенли, вокруг которой бивуаком расположились войска, генерала Каменского, лагерь, окруженный деревянными рогатками, крепко спал. Лишь кое-где еще чуть тлели костры. Да у деревенского колодца, вычерпанного за вечер до дна, все еще маячила кучка солдат, терпеливо дожидавшихся под одиноким деревцом белой акации, пока в колодце снова соберется вода.

"Ну, будет сейчас баталия, помилуй бог!" - улыбаясь подумал Суворов, зная вспыльчивый, крутой нрав Михаила Федотовича.

Остановив корпус на дороге, он с казаком-вестовым поехал в деревню к генералу. Еще издали, по этой необычной для валашской деревни генеральской коляске, стоявшей у одного из дворов, и по фигурам двух часовых, ежившихся от ночного холода у двери мазанки, Суворов увидел, где остановился генерал-поручик Каменский.

Подъехав, он соскочил с коня, бросил поводья казаку и, с удовольствием разминая после долгой верховой езды затекшие ноги, шагнул в темные сени мазанки.

В густой темноте слышался храп денщика. Суворов набрел на Егора впотьмах и с трудом растормошил его. Сначала денщик не хотел вставать, но услышав, что с ним говорит генерал-поручик Суворов, сразу пришел в себя. Он вскочил и побежал будить барина.

До Суворова донеслось недовольное бурчанье разбуженного генерала: "А, что?" Затем послышалось чирканье огнива - денщик зажигал свечу. В полуоткрытой двери блеснул огонек. Дверь распахнулась, и Егор, стыдливо подтягивая сползающие штаны, сказал:

- Пожалуйте, ваше превосходительство!

Суворов вошел в мазанку.

При скудном свете огарка он увидал злое, нахмуренное лицо Михаила Федотовича. Генерал Каменский, повязанный сбившимся набок платком, приподнялся на пуховике. Он был так зол, что не знал, с чего начать.

- Напрасно беспокоились, Михаил Федотович. Вот и мы! - козыряя, сказал Суворов.

- Извольте, ваше превосходительство, слушаться старшего! Извольте впредь быть вместе, чтобы не приходилось вас больше разыскивать! - строго отрезал Каменский. - Вы всё сзади где-то...

- Мы люди необученные, идем не по-прусски, а по-русски, как умеем. А впрочем, я могу идти в авангарде. Мои ребята отдохнули, и я тотчас же исполню ваше желание! - ответил Суворов, круто поворачиваясь к двери.

- Ночью вы никуда не пойдете! Я не разрешаю! - крикнул Каменский.

Суворов обернулся к нему. Он закрыл глаза и раздельно отчеканил:

- Запрещать, Михаил Федотович, вы мне ничего не можете- я такой же генерал-поручик, как и вы! И тоже кое-что в военном деле смыслю! Можете спать спокойно, а я пойду вперед, к Козлуджи! - И он выскочил из мазанки.

- Ступай к черту! - крикнул ему вдогонку Каменский.

Строптивость Суворова окончательно вывела Каменского из терпения. Он лежал и прислушивался: неужели этот сумасброд пойдет ночью куда-нибудь?

Через минуту послышался топот коней и сдержанный говор людей - мимо окон мазанки ехали казаки Суворова.

Каменский накрыл голову подушкой, чтобы ничего не слышать. Он пролежал так довольно долго. Потом вспотел и со злостью отбросил подушку. Мимо окон продолжали топать шаги. Привычное ухо Каменского уловило, как звякнула водоносная фляга,- это уже шла пехота.

Шеститысячный корпус Суворова, без всяких прусских хитростей и эволюции, упрямо двигался вперед.

IV

Деревня Юшенли давно осталась позади. Уже начинало светать. Шли не останавливаясь: Суворов хотел пройти лес Делиорман, который лежал на его пути, и устроить привал у городка Козлуджи.

Делиорман уже был виден. Он высился как черная, непроницаемая стена. Посреди него чуть белела узкая полоска дороги, быстро исчезавшая из глаз в непроглядной лесной чаще.

У самого леса остановились - ждали, пока возвратится эскадрон сербских гусар, посланный вперед на разведку.

Остальные четыре эскадрона Сербского полка отошли в сторону с дороги, чтобы хоть немного дать отдых измученным, еле волочившим ноги лошадям. Голодные кони с жадностью набросились на скудную, жесткую траву - чем дальше продвигались на юг, тем каменистее становилась почва.

Стоять без движения пехоте было хуже, нежели идти: сразу наваливалась дремота, по спине подирал холодок. Зевалось. Воронов, опершись на ружье, клевал носом.

Зыбин, схоронившись за спинами товарищей, высекал огонь, собираясь закуривать: турок еще не ждали и шли без особых предосторожностей.

Башилов, для которого все представляло интерес, жадно смотрел по сторонам.

Впереди плотной стеной возвышался лес, сзади такой же стеной стояли полки суворовского корпуса.

- Дяденька, чего мы стоим? - спросил он у Огнева.

- Послали гусар посмотреть, что в лесу. Видишь, какой он. Сунешься туда, а в нем, может быть, турок притаился, - ответил Огнев.

Было тихо. Слышался приглушенный говор сотен людей, где-то сзади взвизгнул жеребец.

И вдруг по лесу пронесся дробный треск ружейной стрельбы. Эхо донесло какие-то крики, топот лошадиных копыт.

- Басурманы!

- На турка напоролись! - заговорили все. Дремота вмиг пропала.

Гусары садились на коней, строились сбоку от дороги.

- В каре! - раздалась команда. Апшеронцы быстро стали в батальонные каре. Первая рота занимала передний фас (Ф а с - сторона.) каре. Справа от Огнева плечом к плечу стоял Башилов. Огнев чувствовал, как мелкой дрожью трясется плечо рекрута.

"Робеет, бедняга!"-подумал Огнев. Сам он неоднократно бывал в бою, пообвык, но все же каждый раз перед началом сражения ему было как-то не по себе.

Из лесу, пригибаясь к шеям лошадей, выскочили врассыпную с десяток гусар. В предутренних сумерках было видно, как у одного со щеки на васильковый доломан ручьем льется кровь. На втором не было кивера. Одна лошадь промчалась без всадника. Седло съехало на бок, и стремя било по каменистой дороге.