Владимир Мединский - О жестокости русской истории и народном долготерпении Страница 26

Не менее странным было для европейцев и равнодушие большинства русских к тем формам личной независимости, которыми гордилась Европа. Для европейца казалось очевидным, что человек должен стремиться к утверждению своих неотъемлемых личных прав. Так же естественно, как он должен стремиться к материальному благосостоянию.

А здесь какие-то странные люди, которые совершенно равнодушны к праву голоса при выборе бургомистра или к праву на предпринимательскую деятельность… А дети купцов даже отказываются быть бизнесменами, чтобы стать интеллигентами… безумцы!

Русские духовно жили вне тех ценностей, которые европейцы считали само собой разумеющимися, эталонными.

Люди, равнодушные к протестантским ценностям, казались им или отсталыми, или равнодушными к собственной судьбе. Раз не хотят демократии и не борются за права человека, значит они любят государственное насилие, приспосабливаются к любой жестокости. Мордуй их как хошь угодно, русские и не почешутся.

Сатира и реальность

Дураком быть выгодно. Но очень не хочется.

Как?! — скажут мне. А как же быть с сатирой? Фонвизин? «Недоросль»? Разве в этой комедии речь идет о духовных и умственно одаренных людях? «Нас, детей, было восемнадцать человек, да кроме меня с братцем все, по власти Господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о святой неделе с колокольни свалились; а остальные сами не стояли, батюшка!»

Н-да… То-то у нас время от времени речи заводят о генетическом вырождении России… Как, оказывается, давно начали вестись эти беседы!

Причем если кто-то из Скотининых и выживет, все равно дураком живет, дураком и помрет. Потому как их батюшка грозит проклятием всякому из всех восемнадцати детей, кто «чему-нибудь учиться захочет».[56]

В общем, царство кошмара и фильм ужасов.

А пьесы Островского о «темном царстве» купцов? Их же без отвращения читать невозможно.

Д.И. Фонвизин.

Самое удивительное и смешное, что его «Недоросля» до сих пор, спустя 230 лет, смешно читать. Эта комедия даже выпущена в современном формате аудиокниги

Но ведь ответ совсем прост. Отнестись к этим произведениям нужно так же, как ко всякой сатире… как к сатире! Видеть в них не фотографию, а карикатуру того, что в жизни не нравится автору.

Разве Митрофанушка — положительный персонаж Фонвизина? Разве его считало нормальным тогдашнее русское общество? Отнюдь…[57] Митрофанушкой разве что дочерей пугать в духе педагогики XVIII века. Никакой розги не надо: «Доченька, будешь плохо учиться, выдам замуж за Митрофанушку». И готово, и девица, вздев юбки, несется зубрить французские глаголы, только бы не за Митрофанушку.

Да и вся семья Скотининых — символ того, какими дворяне становиться ни в коем случае не должны.

Исключения из правила

Разумеется, из всякого правила есть исключения. Отвратительную память о себе оставили купцы-выскочки. Нувориши, сколотившие неожиданные состояния. Малокультурные, дикие, они прославились пьяными дебошами в трактирах и кабаках (в рестораны для «чистой публики» их не пускали), невероятными выдумками на всякие гадости: любой ценой обратить на себя внимание, продемонстрировать свое богатство.

Этот типаж широко представлен в художественной литературе. Таков Хлынов у А.Н. Островского: вечно пьяный, с компанией прихлебателей ловит путников на дороге, упаивает до морока. Таков у него же Тит Титыч Брусков, по поводу которого впервые произнесено и вошло в русский язык слово «самодур».[58]

Таковы купцы-«золотишники» у Шишкова.[59]

Здесь в очередной раз приходится огорчиться: не вывела классическая русская литература, увы, ни одного образа умного и образованного купца-мецената, щедрого и разумного. Есть Хлынов, но нет Третьякова. Есть спившийся Прохор Громов, но нет персонажей, восходящих к просвещенным сибирским купцам, строителям прекрасных зданий Иркутска, основателям гимназий и картинных галерей в этом «медвежьем углу».

Но даже и в той литературе, которая есть, мы не увидим поэтизации грубости и пьянства. Демонстративное мотовство купцов-нуворишей антипатично Островскому. Его герои — скромные правдоискатели, люди духовные и умные. Видимо, таков и был народный идеал.

Казалось, опровержением написанного может показаться жизнь царей, а более — цариц XVIII столетия. Никакой сложной духовной жизни невозможно обнаружить у Анны Иоанновны, обожавшей грубые забавы шутов и шутих, никогда ничего не читавшей, двор которой побивал все рекорды расточительства.

Веселая и добрая Елизавета Петровна, конечно, посимпатичнее Анны Иоанновны, но и она считала, что в Англию можно проехать сухим путем, а после ее смерти нашли ни много ни мало 15 тысяч ни разу не одеванных платьев и несколько сундуков с чулками, подвязками, рубашками, пуговицами и башмаками. Прямо скажем: не светоч умственной жизни. Как бы сказали сейчас героини Кэндес Бушнел, откровенная «шопоголичка», с явной склонностью к сверхпотреблению.

Да и сама Екатерина II, далеко не глупая, прекрасно образованная правительница, обожала роскошь и, говорят, даже поощряла дворян к расходам, намного превышавшим доходы.[60]

Анна Иоанновна. Гравюра из книги «Сказание о венчании русских царей и императоров». 1896 г.

Кстати, именно по ее инициативе в Москве и Петербурге завели уличное освещение, так что доброе слово можно найти в истории даже для нее.

Но отметим — все это характерно именно для «прозападного» XVIII века, века «дворцовых переворотов». Один из многих парадоксов нашей истории: в XVII веке царь Алексей Михайлович был сдержан в еде, вне парадных выходов и «сидения» в тронном зале одевался подчеркнуто просто. Был столь же прост в обращении. Любил истории про заморские путешествия, охотно общался с вернувшимися из дальних стран. С Семеном Дежневым царь проговорил несколько часов, расспрашивал его о Ледовитом океане и моржах. Любил читать, собирал диковинные механические игрушки и часы. Очень русский царь, очень соответствующий всему, о чем говорилось: низкий уровень потребления при высоком уровне умственных интересов и интенсивной духовной жизни.

Это был царь настоящий, уверенный в себе и взошедший на трон по закону.

В XIX веке у нас тоже правили цари, законно наследовавшие трон. Потомственные владыки, а не «случайные» («случаем» на престоле). И тоже как один просты, естественны в поведении, образованны, культурны и ставят духовное куда выше материального.

Александр I посвятил сад в Царском Селе «Дорогим моим сослуживцам».

Николай I не считал зазорным пойти за гробом отставного солдата, которого некому было проводить в последний путь. Оценки императором русской литературы обнаруживают очень высокий уровень его личной культуры, царь Николай I вообще слыл одним из самых образованных людей своей Империи.

Александр II обожал собирать грибы и проводить время в кругу семьи. Он же написал на проекте Третьяковской галереи «Принять с благодарностью», поддерживал Пирогова и надеялся, что освобожденные им крепостные люди быстро поднимутся до культурного уровня дворянства.

Александр III называл свою деятельность «службой», был сдержан в еде, не любил украшений и вообще ничего нарочитого и яркого. Что не мешало ему свободно говорить на нескольких языках, много читать и организовать Русский и Исторический музей.

Давным-давно одна очень немолодая дама рассказала А.М. Буровскому историю, которую я попытаюсь пересказать вам своими словами. В далекой юности каталась она на велосипеде по Летнему саду и сбила пожилого господина с тростью: тот прогуливался по аллеям. Девушка кинулась поднимать господина, а он ее. В ходе взаимной помощи гимназистка покраснела как маков цвет и присела в глубоком книксене — она узнала Императора. Ведь ЕГО портрет в гимназии висел в каждой классной комнате.

— Ох, извините! Мне нет прощения, Ваше императорское величество!!!

— Что Вы, барышня! Я давно так не смеялся.

Император отряхнул одежды барышни, несмотря на ее смущение, и ушел, широко улыбаясь.

Я буду считать Россию до конца выздоровевшей страной, когда наш Президент будет гулять по паркам без охраны, а в налетевшей на него старшекласснице будет видеть не «террористку» и не попытку покушения, а милую девочку.