Джим Корбетт - Леопард из Рудрапраяга Страница 26

По цвету туч я знал, что будет сильный град, поэтому предусмотрительно выбрал дерево, чтобы под ним укрыться. Мне приходилось видеть как людей, так и животных, убитых градом и молниями, которые неизменно сопровождали грозы с градом, поэтому, забраковав большие пихты с коническими верхушками, я выбрал небольшое деревце с округлой кроной и густой листвой, дававшее достаточную защиту от ливня. Собрав сухие ветки и еловые шишки, я развел огонь и в течение часа, пока над моей головой грохотал гром и свирепо хлестал град, я сидел у подножия моего дерева в безопасности и тепле.

В тот момент, когда град кончился, проглянуло солнце, и, выйдя из своего укрытия под деревом, я попал в волшебную страну чудес: град покрыл землю ковром из миллионов сверкающих точек, к которым каждый влажный лист и травинка добавляли свою долю игры света. Поднявшись еще на две или три тысячи футов, я дошел до скального выхода, у подножия которого оказалась полянка с голубыми горными маками. Многие стебли были поломаны, и все же эти небесно-голубые цветы - прекраснейшие полевые цветы Гималаев, стоявшие на своем белом, без единого пятнышка основании, - создавали такую картину, которую невозможно было забыть.

Скалы оказались слишком скользкими, чтобы взбираться на них, но не представляло труда подняться на вершину горы в обход, поэтому я повернул налево и после полумили хода через лес гигантских пихт пришел к покрытому травой склону, который, начинаясь с вершины горы, протягивался на несколько тысяч футов вниз до самого леса. Проходя через лес и приближаясь к этому травянистому склону, я заметил животное, стоявшее на маленьком бугорке спиной ко мне. Вспоминая иллюстрации, которые я видел в охотничьих книгах, я понял, что передо мной красный кашмирский олень, а когда он поднял голову, мне стало ясно - это самка.

С той стороны травянистого склона, где я стоял, и примерно в тридцати ярдах от опушки леса находился изолированный скальный выступ футов четырех высотой. Двигаясь только тогда, когда самка объедала траву, и застывая на месте каждый раз, как она поднимала голову, я прокрадывался под укрытие скалы. Несомненно, самка была сторожем, и по тому, как она смотрела направо, каждый раз поднимая голову, я понял, в каком направлении находятся ее спутники. Подойти к ней несколько ближе, идя по траве, и остаться при этом незамеченным было невозможно. Снова войти в лес и пробраться сверху не составило бы труда, но цели я бы не достиг, так как ветер дул с холма вниз. Оставалось одно - все-таки войти в лес, но обогнуть нижний угол травянистого склона. Однако это заняло бы время и повлекло за собой в дальнейшем трудное восхождение.

Поэтому я окончательно решил оставаться там, где находился, и посмотреть, будет ли эта дичина, которую я впервые встретил, реагировать на голос леопарда так же, как читал и замбар; я знал, что по меньшей мере один леопард находится на горе, так как заметил следы, оставленные его когтями. Высунувшись так, чтобы можно было наблюдать, я дождался, пока самка принялась щипать траву, потом подал рык леопарда.

При первом звуке моего голоса самка повернулась и, став лицом ко мне, начала передней ногой бить землю.

Это было предупреждение оленям быть настороже, но я знаю, что они мне так хотелось увидеть их - не тронутся с места, пока самка не подаст сигнал, а этому не бывать, пока она не увидит леопарда. На мне был коричневый пиджак из твида; высунув левое плечо, я начал слегка то подниматься, то опускаться. Это движение было немедленно замечено оленихой, она сделала несколько быстрых шажков вперед и начала подавать сигнал; опасность, о которой она предупреждала сотоварищей, была на виду, и им спокойнее теперь собраться всем вместе. Первым к ней подошел одногодок, изящно переступавший по покрытой градом земле, и встал рядом; вслед за одногодком появились три оленя-самца, которых в свою очередь сопровождала старая самка. Все стадо из шести оленей было отлично видно на расстоянии тридцати пяти ярдов. Самка продолжала еще подавать клич, меж тем как остальные стояли совершенно неподвижно, вглядываясь в лес, находившийся за моей спиной; их уши то застывали неподвижно, поднятые вверх, то двигались вперед и назад в зависимости от направления звука. Я сидел на тающих градинках - место и неудобное, и мокрое; оставаться в таком положении, не двигаясь, значило рисковать схватить простуду. Я уже увидел представителей семьи самых знаменитых оленей - кашмирских - и слышал клич самки, но оставалось еще одно, чего я очень хотел: это услышать зов самца-оленя. Поэтому я снова высунул из-под скалы свое плечо примерно на дюйм и был вознагражден тем, что услышал клич оленей-самцов, самок и одногодка, испускаемый в тонах разной высоты.

С ружьем моего калибра я легко мог застрелить одного из оленей, и, насколько я понимал, голова такого самца была бы рекордным охотничьим трофеем, но, хотя я отправился в это утро с целью их найти и снабдить лагерь мясом, сейчас мне стало ясно, что настоятельной необходимости в этом не было. К тому же оленина могла оказаться жесткой, поэтому вместо того, чтобы использовать ружье, я встал во весь рост, и шесть наиболее удивленных оленей во всем Кашмире молниеносно исчезли из поля зрения, а в следующий момент я услышал, как они стремглав спускались сквозь подлесок по той стороне холма.

Наступило время возвратиться назад в бунгало. Я решил спуститься по травянистому склону и пробраться через редкий лес у подножия горы. С одного края склон вел к более легкому спуску, при условии, что каждый шаг следовало делать осторожно и ставить ноги в надлежащее место. Я двинулся посередине этой открытой площади, и, когда пробежал около шестисот ярдов, в поле моего зрения попалось что-то, белевшее на скале у опушки леса с левой стороны склона, примерно в трехстах ярдах ниже того места, где я находился. Быстрый взгляд убедил меня, что этот белый предмет- коза, возможно, заблудившаяся в лесу. Уже две недели мы были без мяса, а я обещал Фортескью принести с собой что-нибудь, и вот мне представился удачный случай. Коза меня видела; если бы я только мог усыпить ее подозрения, тогда, возможно, она дала бы мне подойти к ней достаточно близко, чтобы я смог схватить ее за ноги. Поэтому, сбежав вниз вприпрыжку, я срезал угол слева, не спуская глаз с животного. Бели бы только оно осталось стоять на месте - трудно придумать лучшую ситуацию для его поимки, так как плоская скала высотой около пяти футов, на самом краю которой стояла коза, выступала, нависая над склоном. Скрывая от козы, что я наблюдаю за ней, и равномерно двигаясь, я, проходя мимо скального выступа, сделал левой рукой взмах, чтобы схватить ее за передние ноги. Издав тревожный звук, напоминающий чиханье, животное попятилось, избежав моей руки, и когда я полностью вышел из-за скалы и повернулся, то, к моему изумлению, увидел, что животное, которое я принял за белую козу, оказалось кабаргой-альбиносом [* Альбинос (от лат. atbus - белый) - животное, лишенное окраски вследствие врожденного отсутствия пигмента меланина]. Только десять футов разделяли нас, меня и маленькое животное - добычу охотника, и вот оно храбро решилось во что бы то ни стало не отступать и, фыркая, с вызовом на меня глядело. Снова я повернулся и спустился под гору на пятьдесят ярдов. Обернувшись, я увидел оленя, все еще стоявшего на скале, возможно поздравлявшего себя с тем, что, напугав меня, заставил бежать.

Когда несколькими неделями позже я рассказал о случившемся смотрителю охоты, он выразил сожаление, что я не застрелил оленя. Ему очень хотелось знать точное местонахождение и район, где я видел животное, но так как моя память на места и мои описания местности, к большому сожалению, бывают ошибочными, то я не думаю, что именно эта кабарга украшает какой-либо музей.

Самцы-леопарды приходят в крайнее бешенство в случаях вторжения других леопардов в район, который они рассматривают как свой собственный. Правда, территория людоеда распространялась на площадь в пятьсот квадратных миль, на которой, возможно, были и другие самцы-леопарды; но в этой, отдельно взятой местности людоед находился в течение нескольких недель и вполне резонно мог рассматривать ее как свою. И опять-таки сезон спаривания только кончился, леопард мог ошибочно принять мой клич за призыв самки, ищущей самца, поэтому, дождавшись, пока станет совершенно темно, я снова издал призывные звуки и, к моему удивлению и восторгу, немедленно получил ответ от леопарда, находящегося ниже и немного правее, примерно в четырехстах ярдах.

Поверхность земли между нами была покрыта большими скалами и разросшимися дикими и спутанными кустарниковыми зарослями. Я знал, что леопард не пойдет по прямой линии ко мне; возможно, он обойдет пересеченную ущельями местность и приблизится по боковому кряжу туда, где росло мое одинокое дерево. Когда зверь издал следующий призывный рык, я заметил, что леопард так и поступил. Пятью минутами позже я определил местонахождение хищника по его голосу, раздававшемуся с тропинки, начинавшейся от моего дерева и проходящей по переднему краю горы примерно в двухстах ярдах от меня. На этот его зов я ответил, чтобы дать ему направление. Тремя или, может быть, четырьмя минутами позже он снова позвал с расстояния в сто ярдов.