Иван Забелин - Домашний быт русских царей в Xvi и Xvii столетиях. Книга первая Страница 27

В заключение этого обозрения верховых садов должно упомянуть, что цари вообще любили садоводство, которое занимало самое видное место в их домашнем хозяйстве. Здесь неуместно распространяться о разных других садах, существовавших не только в Москве и ее окрестностях, но даже и во многих городах. По переписи 1702 г. царскому обиходу принадлежало 52 сада, огород и набережные Берсеневские и другие сады в Москве. Садового строенья во всех этих садах было: 46 694 дерева яблонных, кроме почек, прививков и пеньков; 1565 д. груш; 42 д. дуль; 9 136 д. вишень; 17 кустов винограду; 582 д. слив; 15 гряд клубницы; 7 д. орехов грецких, куст кипарису, 23 д. черносливу, 3 куста терну, 8 д. кедру, 2 д. пилты, 2 д. черешнику; и, сверх того, множество кустов и гряд вишен, малины, смородины красной, белой и черной; крыжу, байбарису и серебориннику, или шиповнику, красного или белого. В том числе в одних только московских садах было: 14 545 д. яблонных, 494 груши, 2 994 д. вишен, 72 гряды малины, 14 кустов винограду, 192 сливы, 260 гряд на 252 куста смородины красной, 74 гряды черной. Все садовое слетье верховых и аптекарских садов подавалось про государев обиход в кушанье. Их всех остальных садов, московских и городовых, часть поступала также на обиход государя, а остальное продавалось.

При обозрении верховых садов мы упоминали о прудах, которые наполнялись водою посредством водовзводной машины, устроенной еще при царе Михаиле Фед., в 1633 г., англич. Галовеем в наугольной кремлевской башне, от Боровицких ворот, называвшейся прежде Свибловой, а с того времени получившей название Водовзводной. В нижнем этаже этой башни находился белокаменный колодезь с трубою, проведенною из Москвы-реки, из которого вода поднималась лошадьми в верхний колодезь, выложенный свинцом. Отсюда уже вода проходила свинцовыми трубами в водовзводную палатку, стоявшую подле Старого Денежного двора, у Верхнего Набережного сада. Из палатки вода шла также свинцовыми трубами, лежавшими в земле, по разным направлениям, в верховые сады, на Сытный, Кормовой, Хлебенный, Конюшенный и Потешный дворцы, на поварни и в разные приспешные палаты, в которых находились особые водоемы, водовзводные лари, выложенные также свинцом и опаянные английским оловом. Водовзводная машина, по свидетельству иностранцев, стоила несколько бочонков золота. После пожара в 1737 г. из пруда в Верхнем Набережном саду вынуто было обгорелого свинца 176 пудов 10 фунтов. Все водовзводное дело с починкою свинцовых труб и разных снастей отдавалось на подряд за 200 рублей на год. С 1683 г. подрядчиком был водовзводного дела работник Галахтион Никитин [66].

Дополним сведения о дворцах Конюшенном и Потешном:

От Боровицких ворот, возле Кремлевской стены, в гору, как было упомянуто, тянулось здание дворца Конюшенного, или аргамачъих конюшен, в которых стояли государева седла аргамаки, жеребцы, лошади, мерины, иноходцы. Здесь же была и санниковая конюшня, на которой стояли санники, каретные и колымажные возники, то есть упряжные лошади, ходившие в санях и колымагах. Число лошадей на этой царской конюшне простиралось до 150. Летом большую часть их отводили в Остожье, или на государев Остоженный двор, находившийся недалеко от Зачатейского монастыря, в Москве. От него осталось теперь только одно название улицы Остоженки. Отсюда лошадей выгоняли каждый день на обширные в то время москворецкие луга, под Новодевичьим монастырем, где они и паслись под надзором стадных конюхов. Ворота Конюшенного дворца находились прямо против Красных, или Колымажных, ворот царского дворца. Они были украшены высокою башнею, в которой находились часы, что подтверждается следующим известием: «В 1680 г. токарь Евтюшка Антонов делал и точил к часам на Конюшенный двор векши, к колокольному подъему, что в башне, над вороты». Самые Колымажные ворота названы так потому, что возле них находились сараи с царскими колымагами и разными другими экипажами. Подле Конюшенного дворца стоял дворец Потешный, бывший двор царского тестя И. Д. Милославского, сохранившийся доныне и недавно возобновленный. При нем была церковь Похвалы Богородицы с приделами, мерою и с алтарями длины 5 саж., шир. 6 саж. 1 арш. У ней было три крыльца; кровля была крыта на шесть шатров медными целыми листами и клиньями. Кроме «комидейных действ», которые здесь были даны в первый раз [67], о чем мы упоминали, на Потешном дворе устроивались также и старинные русские потехи, напр., скатные горы, обыкновенная масленичная потеха. При Петре здесь же в особой палате бывал съезд к славленью, на известные потехи во время рождественских праздников. Впрочем, к концу XVII столетия, Потешный дворец приобрел значение собственно дворца, потому что по смерти царя Федора, при разделении царской семьи на несколько особных партий по родству, этот дворец, удаленный от главного помещения фамилии подле Терема, послужил весьма приличным отделением для помещения царевен и вдовствующих цариц. С этою целью он был значительно распространен новыми пристройками и великолепно украшен как внутри, так и снаружи. В XVIII ст., когда все другие здания Кремлевского дворца обветшали, он один только служил наиболее удобным жилищем для императриц Анны и Елисаветы, во время их приездов к коронации, и оставался со значением дворца до конца XVIII ст. В 1806 г. он был отдан для помещения коменданта.

Кстати, сообщим несколько подробностей о башенных часах, которые были совершенно необходимы во дворце но многочисленности живших и работавших там должностных лиц, крупных и мелких, обязанных или явиться, или приготовить что ко времени, к назначенному часу. Употребление карманных, или зепных, часов в то время было весьма незначительно, частию по их редкости и дороговизне, потому что русского часового производства почти не существовало и русские мастера карманных часов были такою же редкостью, как и самые часы русского производства; а к тому же и немецкие часы, которые все-таки достать было легче, хотя и за дорогую цену, по своему разделению времени не соответствовали русским, и, следовательно, были неудобны для употребления. Русские часы делили сутки на часы денные и на часы ночные, следя за восхождением и течением солнца, так что в минуту восхождения на русских часах бил первый час дня, а при закате — первый час ночи, поэтому почти каждые две недели количество часов денных, а также и ночных, постепенно изменялось следующим образом, как записано в тогдашних святцах:

В начале сентября, с которого начинался тогдашний новый год, именно с 8 числа, било 12 часов дня и 12 часов ночи; с 24 сентября 11 ч. дня и 13 ч. ночи; с 10 октября 10 час. дня и 14 ч. ночи; с 26 октября 9 ч. дня и 15 ч. ночи; с 11 ноября 8 ч. дня и 16 ч. ночи; с 27 ноября 7 ч. дня и 17 ч. ночи. В декабре (12-го числа) был возврат солнцу на лето и потому часы оставались те же. Затем с 1 генваря било 8 часов дня и 16 ночи; с 17 генваря 9 ч. дня и 15 ч. ночи; с 2 февраля 10 ч. дня и 14 ч. ночи; с 18 февраля 11 ч. дня и 13 ч. ночи; с 6 марта 12 ч. дня и 12 ч. ночи: с 22 марта 13 ч. дня и 11 ч. ночи; с 7 апреля 14 ч. дня и 10 ч. ночи; с 23 апреля 15 ч. дня и 9 ч. ночи; с 9 мая 16 ч. дня и 8 ч. ночи; с 25 мая 17 ч. дня и 7 ч. ночи. В июне, 12-го числа, возврат солнцу на зиму — часы оставались те же, что и с 25 мая. С 6 июля било 16 ч. дня и 8 ч. ночи; с 22 июля 15 ч. дня и 9 ч. ночи; с 7 августа 14 ч. дня и 10 ч. ночи; с 23 августа 13 ч. дня и 11 ч. ночи.

По такому разделению суток и устроивались наши старинные часы, именно в Московской стороне, потому что существовала, напр., разница между часами московскими и новгородскими, как замечено и летописцем. Так в 1551 г., 9 мая, ночью случился пожар в новгородском Юрьеве монастыре: летописец замечает, что загорелось «в третий час нощи по московским часам (по теперешнему счету в 11-м часу ночи), а по новгородским часам на шестом часе на нощном» [68]. Новгородские часы по этому свидетельству, по-видимому, делили сутки пополам, на две равные части, по 12 часов в каждой, считая первый час также с восхождения солнца. Однако не ручаемся за верность этого предположения.

За редкостью и дороговизною карманных часов, как мы упомянули, в большом употреблении были часы башенные, составлявшие общее достояние жителей каждого города и почти каждого монастыря, потому что и монастыри, особенно удаленные от городов, всегда строили для себя такие же часы.

Мы не знаем, какой конструкции была механика этих часов. По случаю их переделок упоминаются между прочим следующие их части: вал ходовой и при нем колесо с трубкою большою; ветреник с зубчатым репьем; маятник и при нет колесо; шестерня; подъем переносный; боевая пружина и н. др. [72]Указные, или узнатные, круги или колеса, т. е. циферблаты, устроивались только с двух сторон, одно в Кремль, другое в город, и состояли из дубовых связей, разборных на чеках, укрепленных железными обручами. Каждое колесо весило около 25 пудов. Средина колеса покрывалась голубою краскою, лазорью, а по ней раскидывались золотые и серебряные звезды с двумя изображениями солнца и луны. Очевидно, что это украшение изображало небо. Вокруг в кайме располагались указные слова, т. е. славянские цифры, медные, густо вызолоченные, числом 24, а между ними помещались получасные звезды, посеребренные. Указные слова на Спасских часах были мерою в аршин, а на Троицких в 10 вершков. Так как в этих часах, вместо стрелки, оборачивался самый циферблат, или указное колесо, то вверху утверждался неподвижный луч, или звезда с лучом вроде стрелки, и притом с изображением солнца, как было на Спасских часах [73].