Владимир Рыжков - Закулисье российской истории. Завещание Ельцина и другие смутные события нашей страны Страница 27

В России очень специфический капитализм. Наша власть, с одной стороны, реально выражает интересы нефтяных и финансовых баронов. Это полуфеодальный клан. Их спасают резервами страны. Но власть устроена как абсолютистская. И точно так же, как царь всегда защищал бояр и князей, но любому боярину и князю, который пытался отнять у него кусок власти, давал по морде, — точно так же устроена и наша система. Вот в этом парадокс.

И все же, кто и как может изменить эту ситуацию?

Самое печальное то, что сейчас этих сил нет. Есть подспудное брожение в среде интеллигенции, прежде всего рядовой интеллигенции. Не надо думать, что интеллигенция — это всегда какая-нибудь элитная фигура с телеэкрана. На самом деле это учитель, воспитатель детского сада, библиотекарь, врач в деревне. А еще есть рабочие, которые сейчас оказались востребованными, но которых держат буквально за скот на заводах, потому что им что-то платят, но за людей не считают. Таких людей десятки миллионов, и они на самом деле потенциально могут и готовы изменять эту систему. У них очень быстро рождаются социально-творческие способности. Были же примеры оккупационных забастовок в нашей стране в 1998–2000 годах, когда обычные люди на обычных предприятиях оказывались хозяевами и очень хорошо их налаживали. И есть примеры за рубежом. Поэтому эти люди могут это сделать. Но им этого сделать не дают. Это невыгодно. И вот в той мере, в какой власть не дает реализовать людям свой человеческий потенциал — хоть немножко сделать то, что абсолютно необходимо, — в той самой мере власть готовит яму для всех нас.

Революция может быть разной. Революция может быть подготовлена последовательными социальными реформами, после чего страна переходит к качественно-новому обществу. Без потрясений, путем парламентских выборов, поддержанных большей частью гражданского общества. Например, Альенде так победил. Можно по-разному относиться к Чавесу, но его к власти привели городские низы, местная маленькая власть, и даже никакой левой партии не было. Вот что может быть и должно быть, если говорить о социальной революции в позитивном смысле этого слова. Но может получиться и страшный клинч, когда противоречие накалено, когда власть не идет ни на какие уступки, когда энергию людей все время загоняют в тупик. Обычно в таких условиях котел взорвется, а если он взрывается, происходит трагедия.

А что же Россия? В ней что — ощущается нарастание социальной напряженности в последние годы? Нет. Пока нет. Сейчас имеет место ситуация, напоминающая ура-патриотический подъем накануне Первой мировой войны. Кстати, накануне 1914 года в Петрограде были баррикады, но все остановили благодаря Первой мировой войне. Людей просто переключили на внешнюю угрозу.

Сейчас люди, объективно истосковавшиеся по уважению к своей собственной родине, действительно хотят почувствовать свое единство и почувствовать уважение к стране, в культуре которой они живут. Но властям пока удается переключать социальное недовольство на внешних врагов.

Мнение по этому вопросу Александра Бузгалина:

Очень быстро мы убедимся в том, что колосс российского государства сейчас стоит на глиняных ногах. Я говорю об этом с болью, потому что это моя родина — но это факт. К сожалению. Это очень быстро прояснится, и тогда могут быть очень жестокие социальные столкновения.

А пока пошли жестокие сокращения, когда рухнула цена на нефть, когда оказалось, что у России долгов гораздо больше, чем резервов, когда власть спасает в первую очередь крупнейших монополистов, а не сбережения собственного населения.

И, как ответ на это, могут пойти волны протестов. И то, что уже произошло в Барнауле, — это лишь предвестник. Это означает, что люди доведены уже до края. И это реально свидетельствует о росте напряженности.

Слушателям «Эха Москвы» был задан вопрос: «Возможна ли в России новая социальная революция?» Результат: 82,9 % проголосовавших считают, что социальная революция в России возможна, и лишь 17,1 % — что это невозможно.

Социальное напряжение обязательно выйдет на поверхность в той или иной форме. И дело тут не только в так называемой пассивности населения, и не только в том, что политики очень хорошо умеют делать отводные каналы. Да, они умеют манипулировать общественным мнением, менять повестку дня и т. д. Но это все — до поры до времени.

А потом надо будет что-то объяснять. Например, уже не раз говорили, что во всем виновата Америка.

А еще грузинские террористы могут быть виноваты. Да, собственно, кто угодно может быть виноват.

В условиях глубоких кризисов иногда маленькая капля может изменить соотношение на чашах весов. Второе — долго морочить голову людям, которые живут в очень тяжелых условиях, невозможно. Просто жизнь их протрезвляет. И это протрезвление будет чем дальше, тем больше наступать. А Россия сейчас имеет объективно ситуацию наступающего глубокого кризиса, переходящего в депрессию. А это угроза серьезных потрясений.

Мнение по этому вопросу Александра Бузгалина:

Обычно меня критикуют, когда я выступаю, за чрезмерный реформизм, хотя с точки зрения всех моих коллег-интеллигентов я ужасный революционер. Но я хочу сказать одно — на самом деле люди подспудно чувствуют, что что-то неладно в нашей родной России. И это чувствуют очень разные люди, начиная от тех, кто ездит на хорошей машине, но стоит два часа в пробке и не понимает бессмыслицы этого процесса, и заканчивая человеком, который, как пенсионер, страдает из-за того, что у него отняли 200 рублей в месяц, потому что их ему не хватит на то, чтобы купить лекарство и просто выжить. Мы опять дошли до этой ситуации.

В России уже дошли до такой жизни, что пенсионеры говорят о нормальном выживании. И таких противоречий, очень разных, накопилось много — они не разрешены на протяжении 15–18 лет. И они, к сожалению, лишь обостряются.

Но нужна ли России социальная революция? Вот люди говорят о том, что она возможна. Но то, о чем мы говорим — социально ориентированная политика, действительно настоящая демократия и развитое гражданское общество — по большому счету, это реформы в рамках рыночной капиталистической демократической системы. Но у нас сейчас — опять-таки по большому счету — такой нормальной системы нет. Поэтому переход к такой нормальной системе в России будет политической революцией.

Конечно, лучше будет, если новая революция в России будет делаться гражданским обществом, а не силовыми методами. Если у власти хватит ума пойти по этому пути, то будут политические реформы. Если не хватит — будет взрыв.

Цена человеческой жизни в России

[22]

1 декабря 1896 года родился будущий маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков, и в связи с этим возникла тема о цене человеческой жизни в России.

Не обсуждая ни Жукова, ни других советских руководителей в качестве военных стратегов, хотелось бы понять, что для них была человеческая жизнь? И можно ли вообще в годы страшной войны говорить о цене человеческой жизни? Или это категория, которая в драматические моменты истории страны вообще не должна учитываться?

Мнение по этому вопросу Виктора Суворова, историка и писателя:

Думаю, что на войне цена человеческой жизни должна подниматься гораздо выше, чем в обыкновенной ситуации, ибо, если бы мы сберегли ту кадровую армию, которая была в СССР до войны, если бы берегли людей, то завершили бы войну гораздо раньше. И надо говорить не только о цене человеческой жизни, но и вообще об отношении к человеку. Однажды меня здесь, в Англии, пригласили на маневры батальона на учениях. И меня поразило то, как они относятся к продовольствию, как кормят солдат. Оказывается, первыми едят в батальоне — там кухня, все как положено — первыми едят солдаты. После этого кормят сержантов. Офицеры — последние в батальоне, а по традиции, которой уже более двухсот лет, самым последним в батальоне ест его командир. И если не хватило пищи кому-то — так это офицерам не хватило и не хватило командиру батальона. Меня это настолько поразило — как-то это у них все не по-советски. И тут я бы сразу хотел привести обратный пример, который достаточно хорошо известен. Во время войны генерал-майор Ортенберг был главным редактором «Красной звезды». И вот журналист «Красной звезды» в звании политрука, то есть старшего лейтенанта в переводе на понятный всем язык, был направлен на Калининский фронт. Там собирается конференция врачей, врачи обсуждают свои вопросы, и корреспондент думает о полевой хирургии, о том, как в морозной землянке или в палатке в тридцатиградусный мороз делать ампутацию ноги и т. д. Но главная тема у врачей на Калининском фронте — это борьба с дистрофией. Журналист взял этот листочек, повестку дня, положил себе в карман и поехал в Москву, а там передал все Ортенбергу, главному редактору. А у главного редактора был прямой вход на товарища Сталина, и он ему это дело доложил. Сразу же на Калининский фронт выехала комиссия в составе товарища Маленкова и других товарищей. Приехали, разобрались, отчего дистрофия на фронте. Оказывается, была составлена таблица где-то в Москве — таблица заменителей, то есть килограмм мяса можно заменить каким-то количеством крупы или количеством чего-то еще. А тогда шел яичный порошок из Америки. И этот яичный порошок — он не портится, его хорошо транспортировать, и этим яичным порошком кормили весь фронт. И главные потери Калининского фронта, а это были четыре армии, зимой с 1941–1942 гг. были от дистрофии, а не от действий противника. А командующий фронтом, командующие армиями, политработники, они жили хорошо, и никто этого не замечал.