Дмитрий Иловайский - История Рязанского княжества Страница 27

Успехи христианской проповеди в рязанских пределах замедлились в первое время после татарского нашествия. Хотя татары, как известно, не воздвигали гонения на православную веру; но близкое соседство с ними и частые грабежи, конечно, мешали материальному благосостоянию жителей и развитию христианской цивилизации. Тем не менее, святая вера продолжала постоянно приобретать новых поклонников. Грамоты митрополитов на Червленный Яр указывают на присутствие оседлого христианского населения в местах между Доном и Хопром. Остатки половцев, теснимые татарами, искали убежища в юго-восточных пределах Руси, и, сближаясь с русскими, мало-помалу обращались к христианству. Многие потомки половецких ханов и вельмож вступили в службу к рязанским князьям, и сделались родоначальниками некоторых дворянских фамилий таковы, например, Кобяковы. В Рязань приходят также выходцы из Орды, и принимают св. крещение.

К первой половине XIV в. относится начало христианских князей в Мещере. Князья Ширинские подняли брань на царя Большой Орды, и в 1298 г. ушли из нее кочевать на Волгу. Один из них Бахмет Усейнов сын пришел в Мещеру, {100} взял ее войною и остался здесь княжить. В Мещере родился у него сын Беклемиш, который впоследствии принял крещение и назвался Михаил. Он поставил в Андрееве Городке храм Преображения и крестил с собою многих людей. У него был сын Федор, а у Федора Юрий, который в 1380 г. пришел с полком своим на помощь к великому князю Димитрию против Мамая, отличился и пал в битве на Куликовом поле 3*2. Таким образом, в Мещерских землях по Цне и Мокше в начале XIV ст. образуется новое удельное княжество и в то же время полагаются основы для будущих успехов христианского учения и гражданственности. Андреев Городок, конечно, не был единственным городом в этих местах; уже мы встретили здесь прежде Кадом, а несколько позднее находим еще Темников и Елатом. Кроме Бахметева рода в Мещере продолжали существовать и туземные князья. Последние также начинают в XIV в. принимать христианство, на что намекает загадочный Александр Укович, который встречается в договорных грамотах Димитрия Донского и его преемников с Рязанскими князьями; первая половина его имени обнаруживает христианина, а вторая указывает на отца язычника. Судя по тому, что Александр Укович в грамотах сопоставляется рязанскому князю Ивану Ярославичу, можно отнести его к первой половине XIV в. Мещерские князья, конечно, были слишком слабы для того, чтобы пользоваться самостоятельностью и не подпасть влиянию русских соседей, преимущественно рязанцев; но со второй половины этого века здесь начинает преобладать господство Москвы.

______________

* 32 Родосл. Кн. Долгор. II. стр. 15, 23.

Если обратиться к внутреннему состоянию Рязанского княжества в первый век монгольского владычества, то и в этом отношении мы не можем представить утешительной картины. Княжество, насколько позволяют судить источники, плохо оправлялось от татарского погрома. Главною причиною того было невыгодное географическое положение. Над Рязанскою землею более, нежели над какою-либо другою частью России, тяготело варварское иго. Какая могла быть безопасность в стране, не имеющей естественных границ и совершенно открытой с юго-востока, в соседстве с варварами, которые не пропускали ни одного удобного случая по-{101}грабить русские города и селения? А при отсутствии безопасности могло ли население, в особенности сельское, много заботиться об улучшении своего хозяйства? Завидев густое облако пыли или отдаленное зарево пожара, народ спешил собирать свои семейства и стада; захватывал то, что можно было унести с собою, и, если, успевал, спасался в соседние леса; бедные хижины оставались на жертву огню, а не убранная жатва исчезала под копытами татарских коней. Жители поэтому искали более безопасных мест для поселения, и целыми толпами уходили далее на север, особенно в московские владения, сравнительно наслаждавшиеся гораздо большим спокойствием. Хотя митрополичьи грамоты упоминают о городах по Хопру и Великой Вороне; но источники нигде не называют их по имени, и трудно себе представить, что это были за города и как велико было население той стороны, когда места, гораздо ближайшие к центру Рязанского княжества, напр., берега верхнего Дона, в конце XIV в. все еще представляли развалины и запустение; в самой средине княжества до второй половины XIV в. не встречаем новых городов. Варварский элемент в составе, населения с XIII в. еще более усилился новыми толпами половцев и татар. При таких обстоятельствах, разумеется, нельзя ожидать, чтобы смягчилась та суровость нравов, о которой мы говорили. Летописи изображают нам рязанцев XIV в. людьми свирепыми, гордыми, в то же время коварными и робкими. Несмотря на явное пристрастие, в этом изображении есть значительная доля правды; только в трусости рязанцев упрекать нет основания, и поражения, которые они терпели иногда от москвитян, скорее можно объяснять излишнею отвагою и плохим состоянием военного искусства, нежели робостью.

Внешняя политика рязанских князей определялась географическим положением княжества. На первом плане, стояли отношения к завоевателям. Близость Орды, полустепной характер природы на юг от Оки и Прони, разъединение и слабость сил отнимали всякую надежду на возвращение независимости. Действительно летописи ни разу не говорят о том, чтобы в этой стороне когда-либо обнаружилась попытка к борьбе за свободу Русской земли. В безусловной покорности рязанские князья видели единственное средство удержать за собою свои волости и спасти их от новых разорений. Нет сомнения, что они усердно исполняли все ханские требования; часто ездили в Орду с выходом и богатыми подарками {102} и водили свои дружины на помощь татарским войскам. Покорность хану, однако, не мешала им, как увидим после, оружием расправляться с толпами кочевников, которые самовольно приходили грабить их волости. Подобные шайки из грабителей нередко обращались в союзников и вступали в службу князей, также без ханского позволения; татары, например, вместе с рязанцами были разбиты под Переяславлем в 1301 г.; а между тем незаметно, чтобы это обстоятельство произвело неудовольствие в Орде. С начала XIV в. явилась новая и едва ли не самая важная причина, заставлявшая рязанских князей заискивать благоволения ханов;- это была опасность, которая начинала грозить их самостоятельности со стороны Москвы. Уже при первом столкновении рязанцев с москвитянами обнаружилось все материальное и нравственное превосходство собирателей Русской земли над своими соперниками. На этот раз рязанцы спаслись, может быть, покровительством Орды и отделались потерею Коломны. Московские великие князья после того идут к своей цели более медленными, но зато верными шагами: отнимая волости у рязанских, они в то же время искусно ведут с ними борьбу в самой Орде, и, приобретая благосклонность ханов, лишают их самой могущественной опоры. Едва ли, например, не происки Калиты были причиною того, что Иван Ярославич лишился головы по приказанию Узбека. Сыновья Калиты в этом отношении подражали отцу, и близорукая политика Орды не препятствовала усилению Москвы насчет тех или других соседей. Успехам москвитян много содействовало внутреннее разъединение рязанцев и княжеские усобицы, обычное явление древней Руси. С конца XIII в. Рязанские земли опять распадаются на два главные удела: собственно рязанский и пронский; вражда не раз возобновлявшаяся между их князьями, сделалась наследственною в потомстве двух сыновей Александра Михайловича, Ивана и Ярослава. Кроме споров за волости причиною неприязни было стремление пронских князей обособиться и стать в равные отношения к старшей линии. Слишком слабые для того, чтобы бороться собственными средствами, они нашли могущественных союзников в московских князьях, которые пользовались случаем утвердить свое влияние на дела соседнего княжества и постепенно приготовить его падение.

После ордынских и московских отношений, которые стояли на первом плане, рязанские князья не упускали из виду также своих западных и восточных соседей. В XIII в. они воспользова-{103}лись раздроблением Северского княжества, и с успехом старались подчинить своему влиянию потомков Михаила Черниговского. Но в XIV ст. это влияние встретило себе опасное соперничество кроме москвитян еще со стороны литовских князей, которые в то время начали собирание юго-западной Руси. На востоке рязанцы без сомнения не упускали случая подчинить себе мещерских и мордовских владетелей; но и здесь в XIV в. они встретили тех же торжествующих соперников москвитян.

Трудно представить характеристику самой личности рязанских князей во второй половине XII в. и в первой XIV; они появляются в истории всегда мимоходом, большею частью по поводу своей кончины, а некоторые известны только по имени, так что не оставляют после себя никакого определенного образа. Только два лица несколько выделяются из ряда 12 или 13 князей: с одной стороны останавливает наше внимание Роман Ольгович, окруженный ореолом христианского мученика; а с другой, как противоположное явление, мрачная тень Коротопола. Конечно, убиение родственников свидетельствует о жестоком характере князей и загрубелых рязанских нравах; надобно вспомнить, однако, что подобные примеры встречались в те времена не в одной Рязани, и не производили, по-видимому, особенно сильного впечатления на народ. (Напр. борьба Москвы с Тверью).