Олег Ивик - История сексуальных запретов и предписаний Страница 27

Танские законы вообще не жаловали внебрачные связи. Вступать в таковые китаец мог только с жительницами «веселых кварталов» и с собственными рабынями. Даже раб и рабыня, имевшие смелость заняться беззаконным сексом, получали по девяносто ударов тяжелыми палками. За добровольный, но внебрачный союз неженатого свободного китайца и столь же свободной от любых уз китаянки каждому из нарушителей полагалось по полтора года каторги. Если же выяснялось, что китаянка замужем, то это считалось отягчающим обстоятельством и приравниваюсь к нанесению тяжких телесных повреждений при изнасиловании.

Но особо строго преследовал Танский кодекс любые близко- и даже дальнеродственные связи. Китаец, имевший неосторожность вступить в любовные отношения с родственницей, будь она даже «седьмой водой на киселе», рисковал получить три года каторги. Сексуальные контакты между родственниками входили в число так называемых «Десяти Зол»; они не погашались никакими амнистиями, от наказания не спасали никакие привилегии… Если связь была кровосмесительной в прямом смысле слова — с любой женщиной по прямой восходящей или нисходящей линии рода — преступников наказывали удушением, причем защита нравственности распространялась на четыре поколения в обе стороны, включая не только праправнучек, но и прапрабабушек возможного нарушителя.

Несколько легче была судьба у сластолюбцев, чьи дамы состояли с ними в родстве по боковой линии. Здесь запрет уходил лишь на одно поколение вниз и на два поколения вверх. То есть соблазнение дочери брата под отягчающие обстоятельства еще попадало, а вот с внучкой того же брата можно было заниматься любовью сравнительно безнаказанно — таковая связь была запретна лишь постольку, поскольку были запретны внебрачные связи вообще. С сестрой же собственного деда или с женой брата собственного деда заниматься любовью было рискованно: соблазнитель старушки наказывался ссылкой на две тысячи ли (около 800 км. — О. И.), как и сама бабушка. Если же старушка могла доказать, что над ней совершили насилие, незадачливый внук-геронтофил подлежал удушению.

Трудно понять, почему Танский кодекс придавал защите старушек от сексуальных посягательств большее значение, чем защите молодых женщин и девушек. В. Рыбаков в статье «Иерархия внебрачных связей по законам периода Тан» попытался проанализировать этот парадокс. Он пишет: «Рассуждая здраво, попытка соблазнить родственницу поколения внука выглядит, казалось бы, более вероятной, нежели попытка соблазнить родственницу поколения деда. Но, возможно, мы опять чего-то не понимаем. Возможно, для жителя Тан в сексуальном контакте с, например, женой старшего брата деда (коль скоро она еще жива) таился некий особый преступный, но и сладостный привкус: шутка сказать, на миг уравняться в правах с досточтимым предком! Возможно, это был куда более сильный стимул, нежели юная привлекательность, например, жены внучатого племянника, и, следовательно, чтобы парировать его, надлежало пригрозить более суровым наказанием? Кто знает…»

Авторы настоящей книги, полностью соглашаясь с рассуждениями известного синолога (а заодно и известного писателя-фантаста), рискуют высказать на этот счет еще одно предположение. В стране, где сексуальные практики использовались для достижения долголетия и совершенства (как духовного, так и физического), связь с сестрой деда не должна особо удивлять, поскольку почтенные дамы, десятилетиями практиковавшие «искусство внутренних покоев», должны были с возрастом становиться лишь привлекательнее. И хотя большинство даосских сексуальных рекомендаций предназначались мужчинам, кое-что полезное могли из них извлечь и женщины. В трактате «Тайные предписания для нефритовых покоев» сказано, что если во время соития женщине удастся не допустить впитывания мужчиной ее любовной влаги, то ее энергия инь начнет питаться за счет мужской энергии ян. «Благодаря этому она не будет подвержена никаким болезням, ее лицо будет безмятежным, а кожа гладкой. Она продлит срок своей жизни, перестанет стареть и навсегда останется юной девой». В качестве дополнительного стимула трактат обещает, что подвижница «не будет нуждаться в обычной пище, сможет в течение пяти дней оставаться без еды, но при этом не испытывать голода».

Впрочем, голодная или сытая, китаянка имела реальный шанс сохранить привлекательность и вводить в соблазн собственных внуков (хотя это и было строжайше запрещено законом). Недаром китайский литератор седьмого века (современник Танского кодекса) Вэй Юн писал: «Настоящая красавица в каждом возрасте имеет свои прелести. В юности, когда ей лет пятнадцать или шестнадцать, она подобна гибкой иве, благоухающему цветку или весеннему дождю: телом чиста и непорочна, личиком гладка и нежна. В цветущем возрасте она подобна солнцу, сияющему в небесах, и луне, проливающей с высоты свой бледный свет… Когда же подступает старость и любовное чувство в ней ослабевает, к ней приходят мудрость и покой души. В такие годы она подобна выдержанном вину, или мандариновому плоду, тронутому ранним инеем, или же многоопытному полководцу, постигшему все тайны военного искусства».

Современницей Танского кодекса (и его активной нарушительницей) была и знаменитая императрица У Цзэтянь — единственная в истории Китая женщина, принявшая титул «императора» и самовластно правившая страной. Она начала свою карьеру в гареме императора Тайцзуна в скромной роли младшей наложницы. Но ни незначительность ее положения, ни категорические запреты законодателей не помешали юной красавице соблазнить сына и наследника всемогущего владыки Поднебесной. Когда император скончался и его сын Гаоцзун взошел на престол, он вызволил вдову своего отца из буддистского монастыря, куда ей пришлось отправиться по обычаю того времени. Вскоре, несмотря на противодействие закона, возмущение приближенных и наличие у императора законной супруги, У Цзэтянь стала императрицей и родила новому мужу пятерых детей, а заодно и полностью захватила в свои руки реальную власть над Поднебесной. После смерти второго супруга вдова возвела на престол по очереди двух своих сыновей, но ни один из них не оправдал ее надежд, и вдовствующая императрица отстранила от власти их обоих и провозгласила «императором» самое себя.

У Цзэтянь активно насаждала в стране буддизм, но сама, вероятно, не чуждалась даосских сексуальных практик, по крайней мере, своими любовными похождениями она продолжала славиться и в старости. Возможно, именно пример императрицы У вдохновлял Вэй Юна при описании красавиц, подобных «выдержанному вину». Но это «вино» оказалось чересчур «выдержанным» даже с точки зрения китайцев. Знаменитой владычице Поднебесной было уже изрядно за семьдесят, когда она сделала своими любовниками сразу двух братьев из клана Чжан. Не известно, как долго могла бы продолжаться эта двойная связь, но после того, как императрице исполнилось восемьдесят, влияние братьев Чжан на их подругу все еще не ослабевало, и группа заговорщиков положила конец любовному треугольнику. Братья были убиты, императрица отстранена от власти, а на трон снова взошел ее старший сын Чжунцзун.

Даосские сексуальные практики, применение которых доставляло некоторые хлопоты законникам эпохи Тан (да, впрочем, и более поздних эпох), стоят того, чтобы остановиться на них подробнее, тем более что эти практики в свою очередь налагали на своих последователей немало разнообразных и не всегда удобоисполнимых запретов.

Даосизм как философское учение начал складываться в Китае во второй половине эпохи Чжоу. Его основополагающий трактат «Дао дэ цзин» о сексе как таковом ничего не говорит, проповедуя лишь отказ от страстей и принцип «недеяния». Лао-цзы, которому традиция приписывает авторство этой книги, жил в шестом веке до н. э., был современником Конфуция, но, в отличие от учителя Куна, вопросами взаимоотношений полов не увлекался. В его великой книге есть лишь упоминание о том, что совершенный человек владеет «животворящей способностью», «не зная союза двух полов». Кроме того, некоторые исследователи считают, что описанные Лао-цзы взаимоотношения великого царства, названного «самкой Поднебесной», и маленького царства, из которых первое ставит себя ниже второго («Великому полагается быть внизу»), в метафорической форме представляют классическую сексуальную позу. Но авторам настоящей книги эта трактовка кажется несколько надуманной хотя бы потому, что Лао-цзы ставит самку ниже самца не в физическом смысле, а «по своей невозмутимости». Что же касается маленького царства, то оно, по мнению великого учителя, в свою очередь должно ставить себя ниже царства великого. В этой ситуации авторам настоящей книги не вполне понятно, кто же в конце концов оказывается сверху и в каком смысле. Поэтому они решительно не видят в данной главе никаких сексуальных аллюзий. Впрочем, даже если таковые и имеются, ни запретов, ни советов о том, как вести себя в постели, великий даос в своей книге не дает.