Георгий Фруменков - Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI–XIX вв Страница 27

9 октября 1764 года комиссия уведомила монастырские власти, что вопрос решен в их пользу. Соловецкая воинская команда по-прежнему осталась введении архимандрита. Единственное новшество, не менявшее существа дела, состояло в том, что солдаты снимались с монастырского хлебного и денежного довольствия и поступали на содержание того учреждения, к которому перешли обширные монастырские угодья. Отныне жалованье воинским чинам выплачивала Коллегия экономии из своих доходов.[282] Обмундирование же солдатам не выдавалось, и они должны были покупать одежду и обувь.

Численность команды монастыря определялась законом 1764 года в 125 человек.[283]

Половинчатое решение вопроса о воинской команде, дислоцирующейся на островах и в береговых укреплениях, привело к неопределенности в ее положении. Такое не могло продолжаться бесконечно. Через 17 лет правительство повелело вовсе изъять солдат из ведения соловецких настоятелей и передать их в полное распоряжение военного начальства. 8 марта 1781 года Ярославский и Вологодский генерал-губернатор Мельгунов следующим отношением довел до сведения архимандрита Иеронима об этом распоряжении Екатерины: «Е. и. в. высочайше указать соизволила находящимся при Соловецком монастыре солдатам быть в ведомстве моем и для того прошу меня уведомить, сколько вам из оных солдат для употребления в самом монастыре надобно и на какие именно потребности; почему о командовании их и повеление от меня дано будет Онежскому городничему, а между тем которые солдаты ныне находятся в самом монастыре, тех предписано оставить во оном же монастыре».

Военную власть у настоятелей отняли, но сами крепостные сооружения, пушки и другое оружие осталось собственностью монахов.

По предписанию Мельгунова, на остров прибыл прапорщик Архангелогородского первого батальона Василий Иванов, который принял монастырских солдат «в свою команду» для несения ими службы по военным уставам и законам.[284]

Списочный состав отряда, сданного Иванову, был 109 человек. В это число, кроме боеспособных людей, входили старики и больные, а также 19 малолетних солдатских детей мужского пола, находившихся на содержании отцов, и двое увечных (хромых). На жалованьи состояло 88 человек: 17 подростков и 71 взрослый мужчина. Среди последних встречались пожилые и больные люди. Так, Федору Иконникову было 62 года. Против его имени находим следующую запись: «По старости лет и от болезни в голове щеки искривились, что и говорить едва может и пищу с нуждою употребляет. К службе не способен». Солдат Андрей Иванов, 57 лет, имел «внутреннюю животную болезнь и по старости лет к службе не способен». Такая же пометка против имени Ивана Титова, 58 лет: «Имеет в голове ломоть и частый обморок от ушибления в малолетстве, от чего и рубец на лбу есть, и напущается в очи кровь, и от того левый глаз не видит». У 38-летнего сумского солдата Якова Маселгина «за давнею в ногах внутреннюю болезнью оные высохли, во рту от болезни ж зубы все ослаблены». Евстрат Зубков, 43 лет, был «крив правым глазом». Дряхлых и больных солдат с подобными примечаниями против их фамилий насчитывалось 14 человек.[285] Если к этому числу приплюсовать детей, увечных и сумму вычесть из 109, то останется 57 имен.

Указы 1764 и 1781 годов не внесли существенных изменений в обязанности солдат, сохранили старый порядок комплектования войска и не сократили срока солдатчины.[286] В 1790 году солдатский стаж Ивана Черепанова разнялся 53 годам. Иван Титов продолжал тянуть солдатскую лямку после полувековой службы.

Часть личного состава (28 человек), поступившего под начальство офицера, охраняла ссыльных и заключенных,[287] часть содержала караулы в самом монастыре при Святых, Никольских, Архангельских и Рыбных воротах, при пороховой, ружейной, ризной и прочих кладовых палатах да в Сумском остроге и в Кемском городке сторожила такие же пороховые, ружейные и хлебные магазины. Отдельные солдаты охраняли присылаемых зимой в Сумский острог арестантов до открытия навигации, весной доставляли их на остров, использовались «для поимки какого нечаянно случающегося тех ссылочных людей побегу», сопровождали колодников в разные присутственные места и т. д.

Против штата, установленного указом 1764 года, монастырь имел большой недокомплект солдат:[288] в 1773 году на жалованьи было вместе с детьми 86 человек, в 1788 г. — 85, в 1790 г. — 88 человек и т. д. Частично этим можно объяснить непомерную тяжесть военной службы при монастыре. Каждый солдат нес службу за двоих. На это указывают многочисленные солдатские жалобы, хранящиеся в подлинниках в архиве Соловецкого монастыря. Приведем одну характерную жалобу. 13 апреля 1787 года солдаты монастырской команды, находившиеся в Кеми, подали архимандриту прошение следующего содержания: «…Посланы мы, нижеподписавшиеся, в здешний городовой караул, где и находимся с прошедшего августа по нынешний апрель месяц, а как за недовольствием полного штата солдат имеемся быть бессменно на караулах, а по рассуждению зимнего времени и великих тягостей все мы пришли в изнеможение, в чем имеем большую нужду к сему прошению. Того ради вашего высокопреподобия просим дабы соблаговолено было снабдить нас сменою и о сем нашем прошении учинить отеческое милосердие и резолюцию». Письмо скреплено подписью грамотного солдата Петра Евтифеева, расписавшегося по поручению своих товарищей за всех их. Из дела не видно, как было разрешено законное требование солдат и рассматривалось ли оно вообще. Можно думать, что приведенное прошение, как и другие жалобы солдат, было положено под сукно.

Служба солдат была нелегкой, но отягощала не столько она, сколько работа на «святую обитель». Правительственные реформы 60–80 годов XVIII века превратили солдат в даровых работников монастыря. Государство содержало солдат, а они трудились на монахов. Многие солдаты были обучены «собственным тое обители коштом из христолюбивого подаяния», как любил подчеркивать «бессребреник»-архимандрит, различным монастырским нуждам — строительным специальностям и «потребным художествам»: иконописному, серебряному, резному по дереву, столярному, медному, кузнечному и т. д. В свободное от несения караульной службы время монастырь по-прежнему эксплуатировал их, как сезонных подневольных работников. Летом они были лоцманами, матросами, грузчиками, разнорабочими на четырех мореходных монастырских ладьях — привозили из Архангельска, Онеги и других мест известковый камень, лес, продовольственные товары, чинили церкви и ограду. Отдельные солдаты (Василий Соханов, Исидор Корнилов) посылались в Петербург для поднесения подарков высокопоставленным лицам и закупок для монастыря.

За службу солдатам платила жалованье казна. С 1764 года Архангельская губернская канцелярия два раза в год выдавала монастырю на солдат и их детей, находившихся при деле, денежный оклад (по 3 руб. в год) и за хлеб деньгами по существовавшим в момент расчета на архангельском рынке ценам:[289] по 2 руб. за четверть в 1766 году, по 2 р. 50 к. в 1776 году, по 1 р. 60 к. в 1780 году, по 4 руб. за четверть в 1788 году. По 20 коп. выдавалось на доставку одной четверти ржи от Архангельска до Соловков.

Деньги принимал в Архангельске по «верющему письму» монастыря надежный человек, чаще всего солдат. Затем по ведомости монастырь раздавал солдатам жалованье по полугодиям, реже по третям года, причем деньги выдавались за прошедшую половину (треть) года, а хлеб вперед, на наступающую половину (треть) года.

Когда солдаты находились на монастырских трудах, они сверх жалованья получали бесплатное питание. Никакого дополнительного вознаграждения им не выдавалось. Монастырь не раскошеливался. Только квалифицированные специалисты из солдат поощрялись монахами за хорошую работу премиями, но все это делалось с единственной целью: извлечь из бесплатной рабочей силы максимальную прибыль. Монастырь смотрел на солдат как на статью дохода и не упускал ни одной возможности увеличить за их счет свои накопления. Поскольку правительство не обеспечивало солдат обмундированием, монастырь развернул бойкую торговлю одеждой и обувью, сбывая поношенные вещи втридорога.[290]

«Святые отцы» присваивали себе часть жалованья, отпускаемого казной на солдатских детей.[291] По положению 1768 года у подростков, которые проживали не на берегу, а на Соловецком острове и питались с монастырского котла круглый год или некоторое время, монахи могли производить удержание из хлебного жалованья из расчета 1 четверть 4 четверика за год. Монастырь произвольно изменял нормы вычета в свою пользу. Так, у Дмитрия Маселгина и Козьмы Навагина удерживалось за питание три четверти хлеба в год. На руки они получали по одной четверти четыре четверика. О жадности и жестокости «божьих слуг» говорит и такой пример: солдат Кемского городка Иван Евтифеев получил на первую треть 1773 года одну четверть и четыре четверика хлебного жалованья, но 12 февраля неожиданно умер. Монастырь считал, что одна четверть «незаработанной» ржи осталась за покойным, и велел уряднику Михайле Зубкову «оное оставшее незаслуженное жалованье… от него, Евтифеева, из дому от жены его тебе отобрать и отдать с запискою в монастырский приход».[292]