Олег Большаков - История Халифата. Том 2. Эпоха великих завоеваний, 633—656 Страница 27

Конечно, участники событий, по рассказам которых писалась история этого периода, не любили вспоминать собственные неудачи и поражения. Поэтому история завоеваний по арабским источникам выглядит сплошным успехом. Вероятно, какая-то частная неудача действительно имела место. Но она явно относится к более позднему периоду. Войска Халида и Абу Убайды не могли после завоевания Киннасрина и Халеба провести зиму 636/37 г. в Химсе, так как в это время они уже были в Палестине. Да и трудно предполагать, чтобы оба командующих, потеряв какую-то часть завоеванной территории на севере Сирии, вместо того, чтобы организовать оборону своей провинции, бросили ее на произвол судьбы и заторопились помогать в осаде города на другом конце страны, где было достаточно собственных сил. Видимо, в памяти участников событий произошло, во-первых, смещение во времени, а во-вторых, войско Халида и Абу Убайды ушло не в Химс, а на юг Сирии, в район Джабин. Амр б. ал-Ас в это время продолжал осаждать Иерусалим, а Йазид б. Абу Суфйан — Кесарию (Кайсарийу). Здесь же, в Палестине (а может быть, и в Джабии), находился Шарахбил.

Версия с приездом Умара в Палестину специально для подписания договора с Иерусалимом по просьбе осажденных — тоже следствие какого-то позднего переосмысления событий и давно признана несостоятельной [+71]. Но истинные причины до сих пор не были ясны. В используемых источниках содержатся неясные сведения о необходимости раздела каких-то средств, об установлении жалованья сиро-палестинской армии и продуктовых пайков. Нет определенного мнения исследователей о том, кто был инициатором поездки: сам Умар или кто-то из вождей мусульманского войска.

Конкретных сведений о самой поездке очень немного, она служит лишь нитью, на которую нанизываются рассказы о решениях Умара по различным религиозно-правовым казусам. Тут и решения о человеке, женатом на двух сестрах, и о старце, который делился своей женой с пастухом в виде платы за его работу [+72], и рассказы о поразительной непритязательности праведного халифа в пище и одежде. Принимать все эти рассказы за чистую монету нельзя, хотя они дают какое-то общее представление о взглядах Умара и отношении к тому, что привелось увидеть в завоеванной стране[[+73].

Несомненно, часть рассказов об аскетизме Умара в связи с этой поездкой (вроде единственной рубахи, которая сопрела от пота) [+74] является плодом благочестивых измышлений, но какая-то основа под ними должна быть. Похоже на то, что в Сирии и Палестине Умар ощущал себя глубоким провинциалом, попавшим в столицу, а это могло заставлять его бравировать аскетизмом, пренебрежением к внешнему блеску, излишне придираться к своим сотоварищам, перенявшим местный образ жизни.

В Азри’ате, где Умара встречали вожди мусульманской армии, местные жители чествовали его игрой на бубнах и пением. Умар потребовал прекратить и успокоился только после уверения, что запрещение подобного проявления верноподданничества может привести местных жителей к подозрению, что он хочет аннулировать договор с ними [+75]. Умар должен был с удивлением смотреть на старых соратников по вере: шелковые и парчовые одежды, дорогая сбруя на конях, драгоценные украшения — не такими были они три года назад, уходя из Медины в неизвестность. Слезши с верблюда, Умар поднял с земли камень и бросил во встречавших со словами: «Быстро же отвернулись вы от своих взглядов. Встречать меня в такой одежде! Ишь, отъелись за два года. Быстро же совратило вас чревоугодие…» Соратники оправдались тем, что, несмотря на все это, — они в броне и при оружии (и, следовательно, свой долг не забывают) [+76]. Сцена живая и вроде бы возможная, да только термин, обозначающий броню (или кольчугу), йаламак, несомненно, тюркского происхождения и не мог в VII в. проникнуть в арабский язык (кстати, он больше не встречается в рассказах о завоевательных походах арабов).

По другому рассказу, Умар приказал забросать пылью лица арабов, форсивших в византийских одеждах, «чтобы вернулись к нашему облику и нашим обычаям». На что Йазид б. Абу Суфйан заметил: «Одежд и коней у нас много, и жизнь у нас легкая, и цены у нас низкие, оставь мусульман жить, как хотят. Да и тебе надо бы надеть эти белые одежды и поехать на таком скакуне — это возвеличило бы тебя в глазах неарабов» [+77].

Из Азри’ата Умар направился в Джабийу, где зимовали основные силы сирийской армии. Как ни странно, в памяти современников не сохранилось никаких воспоминаний ни о встрече с войском, ни о времени прибытия, ни о длительности пребывания. Запомнились отдельные фразы из речи на пятничном молении, связанные с разделом каких-то средств («воистину, Аллах сделал меня хранителем этого богатства (мал) и делителем его…»), а более всего запомнилось осуждающее отношение к роскоши, которой окружили себя предводители мусульманской армии. Они наперебой приглашали халифа в гости и, вероятно, старались блеснуть приемом. Лишь быт Абу Убайды, не имевшего ничего, кроме войлочной подстилки, пролил бальзам на душевные раны халифа. Скудной же жизни большинства мусульманских воинов не из благочестия, а по бедности Умар не замечал, пока ветеран ислама, муаззин пророка Билал, не сказал ему без обиняков: «Предводители сирийских войск едят только птичье мясо и белейший хлеб, а у простых воинов ничего этого нет» [+78].

Этим Билал, как считают арабские источники, раскрыл глаза Умару, и тот принялся наводить порядок в распределении доставшихся богатств и учредил диваны, т. е. списки воинов, которым причиталось жалованье (‘ата’), и установил пайки, которые должны были гарантировать прожиточный минимум, определенный будто бы опытным путем: местный землевладелец сказал, что на месяц человеку надо два модия пшеницы. Это количество пшеницы смололи и испекли из нее хлеб, посадили тридцать человек, и они досыта наелись этим хлебом [+79].

К сожалению, это сообщение не помогает нам узнать, сколько же хлеба съедал в один присест проголодавшийся арабский воин, так как неизвестна величина модия, которым мерили пшеницу (о размере пайка в других областях, где величина меры известна лучше, мы скажем дальше, в гл. 5). К хлебу полагался еще кист (ксест) оливкового масла, т. е. 1 л.

Главным результатом посещения халифом Сирии (кроме заключения договора с Иерусалимом) всегда называется установление диванов, т. е. списков воинов с указанием размера жалования (но поскольку при этом указываются и пенсии вдовам пророка, то можно думать, что имеется в виду мероприятие, проведенное позже в Медине), и учреждение военных округов — джундов [+80].

Один из рассказов о посещении Умаром Джабии, сохранившийся в сравнительно недавно вошедшем в научный оборот, сочинении современника ал-Балазури, содержит прямое указание на главную цель поездки. Поэтому процитируем его полностью: «Абдал’азиз ибн Марван [*3] спросил Курайба ибн Абраху: «Ты присутствовал, [когда] Умар ибн ал-Хаттаб был в Джабии?” Он ответил: “Нет». — «А кто расскажет нам об этом?” Курайб ответил: “Пошли за Суфйаном ибн Вахбом ал-Хаулани, чтобы он рассказал тебе». Послали за ним. Абдал’азиз сказал: “Расскажи нам о речи Умара ибн ал-Хаттаба во время пребывания в Джабии». Суфйан сказал: “Когда собрали фай’, амиры войск послали [письмо] Умару ибн ал-Хаттабу, чтобы он сам приехал. Он приехал. И восславил и возблагодарил Аллаха, а потом сказал: “А после этого — воистину, эти деньги (мал) мы по справедливости разделим между теми, кому даровал Аллах, кроме этих двух племен: лахм и джузам. Они не имеют на него права"». Это вызвало возмущение сирийских арабов, и Умар должен был согласиться, что они не виноваты в том, что воюют близко от дома [+81].

Ключевым в понимании ситуации являетея употребленный в речи термин фай’. Им обозначались средства, полученные от сбора податей (джизьи и хараджа) в отличие от добычи. С добычей все было ясно: 4/5 — войску, 1/5 — халифу. А здесь впервые были собраны деньги, которые не были непосредственно связаны с боевыми действиями, непонятно было, как их делить. Не исключено, что еще до Умара начались споры с местными арабами о праве на эти средства. Именно проблема распределения налоговых поступлений заставила амиров звать халифа. Прямых свидетельств о том, как он поступил с ними, нет, но упоминание диванов говорит о том, что деньги поступили не в раздел, а были превращены в общий фонд, из которого выплачивалось жалованье. Из того же источника явствует, что было принято частное решение на данный случай, так как сумма выдач была еще заметно меньше жалований, которые были установлены в конце того же года, — всего лишь полдинара в месяц (5 — 6 дирхемов) одинокому и динар семейному, тогда как позже низшая ставка составляла 200 дирхемов в год.

Весть о прибытии главы мусульман дошла, конечно, и до жителей Иерусалима, и они решили воспользоваться этой возможностью, чтобы получить более твердые гарантии, которые не хотели им дать осаждавшие военачальники. С этой целью их делегация прибыла в Джабийу для переговоров, здесь же и был заключен договор, пространный текст которого, близкий к оригиналу, сохранила «История» ат-Табари.