Петр Северов - Морские были Страница 27

- Второй ушел... Он бросился в воду и поплыл. Было очень темно, и мы напрасно его искали. Очевидно, он успел взять кожаную сумку русского начальника. В байдаре этой сумки не оказалось. Можно было бы утром пойти на розыски беглеца, но я не знал, нужно ли мстить и проводникам.

- Это очень печально, - негромко заметил "доктор".

- Да, это очень плохо, - согласился Инхаглик.

Окончательно смущенный суровостью старого вождя, воин сказал убежденно:

- Один человек без оружия, без продуктов ни за что не уцелеет в том краю. Он умрет. Он утонет в болоте или его растерзают гризли*. Скорее всего он умрет от голода.

______________ * Гризли - серый медведь. Распространен в Северной Америке.

Инхаглик ничего не ответил. Он по-прежнему был задумчив и хмур и нисколько не заинтересовался ни оружием, ни вещами русских. Но "доктор" оживился, даже привстал со скамьи, и снова маленькие прищуренные глазки его засмеялись.

- У тебя отважные воины, брат мой, и они достойны награды! После победы должно наступить всеобщее торжество... У меня найдутся для этого случая "веселые капли"... Хватит для всех!

Боб Хайли знал, чем можно расшевелить вождя. И он не ошибся: Инхаглик сразу же повеселел и приказал готовить общий праздничный ужин.

Проводник Анатолий бежал по берегу Медной весь остаток ночи. Утром, опасаясь преследования, он свернул в горы. В дебрях тайги пробираться было еще труднее. Но он упорно продвигался на юг, прижав к груди кожаную сумку Серебренникова...

Ужас и отчаяние заполнили сердце индейца, и если бы не эта сумка с заветными бумагами начальника, которые во что бы то ни стало нужно было спасти, Анатолий давно уже остановился бы и, может быть, пошел бы навстречу убийцам.

В тех местах, через которые бежал индеец, наверное, не бывал еще ни один человек. В непроходимой тайге, в болотистых долинах, на скалистых горных перевалах Анатолий не видел ни тропинки, ни срубленного дерева, ни следов костра. Только птицы да звери населяли этот суровый край.

Силы изменяли Анатолию. Ему хотелось упасть на гнилую листву и лежать, ни о чем не думая. Но кожаная сумка, которую он все время прижимал к груди, напоминала о долге перед русским начальником. Проводник вспомнил дальнюю дорогу по руслу Медной, борьбу с водоворотами и плавучими льдами, бесконечные ночи под дождливым небом, знакомую улыбку штурмана и его уверенный веселый голос: "Мы расколдуем эту реку!.."

Нет, Анатолий не остановится ни на минуту, он будет идти всю ночь напролет и доберется к Плавежному озеру, к стойбищу знакомых индейцев. Он передаст им кожаную сумку и потребует клятвы, добрым именем русского друга потребует слова, что эта сумка будет доставлена на Константиновский редут...

Он шел до рассвета, уже не различая направления, стараясь внушить в себе, что Плавежное озеро близко, стараясь верить в эту ложь. А утром он увидел на крутом откосе три высоких сосны и белую скалу перед ними и понял, что возвратился на то самое место, где был вечером... Значит, за ночь он обошел огромную гору вокруг и не заметил, когда сбился с дороги. В отчаянии он упал на траву и долго молча плакал.

Послышался шорох. Подняв голову, Анатолий увидел неподалеку медведя. Косматый плосколобый гризли железно-серой масти, насторожив короткие уши, пристально следил за индейцем с ближней скалы. Анатолий медленно поднялся с земли.

- Ты не тронешь меня, гризли, - сказал он негромко, - правда, не тронешь? Ты не знаешь, какое несчастье случилось на реке!..

Медведь покачивал тяжелой головой, а индейцу в полубреду казалось, будто зверь выражал ему сочувствие, будто он все понял и потому вскоре скрылся в сосняке.

Сколько дней и ночей шел проводник на юг, сколько раз падал и терял сознание, - он и сам не мог припомнить. Анатолий питался корой березы и корнями трав, пил воду из черных удушливых болот, спал на голых камнях, не чувствуя холода.

Глубокой беззвездной ночью он выполз на берег реки Тлышитны. Последние сутки он не мог идти, но, собрав последние силы, упрямо полз. Утром его заметили на берегу индейцы-рыбаки, те самые, что недавно помогали штурману строить байдару. Их испугал Анатолий - полуголый скелет, обтянутый кожей, залитый кровью, сочившейся из израненных рук и лица. И рыбаки изо всех сил стали грести к противоположному берегу.

Тогда он приподнялся на локте и крикнул:

- Я - проводник русского начальника...

Медленно, осторожно, поминутно отгоняя криками "злых духов", индейцы приблизились к Анатолию. Он лежал на галечнике, широко открыв мутные глаза, крепко прижимая кожаную сумку к груди.

Они узнали проводника и хотели поднять, чтобы перенести в байдару, но он сказал:

- Не трогайте... Не нужно. Русский начальник и весь отряд погибли, а я доживаю последние минуты. Дайте мне клятву... Поклянитесь, что отнесете эту сумку на берег океана и передадите русским...

- Клянемся... - негромко сказали рыбаки.

Он помолчал, собираясь с силами.

- Хорошо. Теперь возьмите сумку...

- Кто их убил? Расскажи нам... Кто? - допытывались индейцы.

Но Анатолий уже не слышал их голосов. Мутные глаза его остановились, в них больше не отражалось солнце...

Шумное веселье в лагере "воронов" началось на закате. В свете огромных костров, зажженных на берегу, воины плясали и пели, и черные тени их метались по стволам деревьев, стоявших у берега сплошной стеной. Празднество было тем более громким, что уже перед самым вечером старому Инхаглику удалось застрелить неподалеку от селения большого оленя, и шаманы сочли это признаком счастливой охоты на целый год.

Гордый своей удачей, Инхаглик с радостным удивлением осматривал ружье и подробно рассказывал любопытным, как это произошло.

- Я стреляю из этого ружья в десятый раз... Я не верил, что из такого красивого, как игрушка, ружья можно убить большого оленя. Но когда я прицелился и выстрелил - олень сразу же упал.

Индейцы слушали изумленно, и каждому хотелось прикоснуться к чудесному ружью. Инхаглик не возражал, - в этот вечер старый вождь был очень добр.

В самый разгар веселья старший из воинов, тот, что руководил походом мстителей, спросил у вождя:

- Почему ты, храбрейший из храбрых, не был обрадован нашей победой? Мы сделали то, что ты приказал, однако ты встретил нас молчанием...

"Доктор", сидевший напротив вождя, ответил за него через переводчика:

- Это потому, что брат мой, Инхаглик, все время думал о вашей судьбе и пережил, быть может, больше, чем вы пережили.

Но к удивлению многих старый Инхаглик-Черная Стрела покачал косматой головой и впервые твердо, угрюмо, почти зло возразил "доктору":

- Нет, это произошло по другой причине, - сказал он.

Боб Хайли сделал вид, будто не расслышал этих интонаций, и заметил поспешно:

- Мало ли забот у вождя? Он думал не о том, что уже сделано, - о завтрашнем дне и заботы его и мудрые мысли...

Хайли взял бутыль и до краев наполнил большую деревянную чашку, стоявшую перед вождем:

- "Веселые капли" помогут тебе, брат мой, быстро и смело принимать решения...

Инхаглик улыбнулся:

- Ты добр... Ты подарил мне красивое ружье и сказал, что даришь на счастье... Твои слова, я думаю, оправдаются.

Боб Хайли повеселел:

- Конечно, оправдаются, брат мой! Это ружье даст тебе еще десятки оленей, а если тебе случится встретиться с врагом, он станет перед тобой на колени.

- Хорошо, - сказал Инхаглик, - если мне случится встретиться с врагом, я заставлю его стать на колени. Но скажи мне, доктор, если смерть так послушна этому ружью, нет ли у тебя лекарства, дающего бессмертие?

"Доктор" ответил смеясь:

- Такого лекарства не существует...

- Но есть ли другое лекарство, призывающее смерть?

Боб Хайли насторожился:

- Не знаю... Не слышал.

- А если на маленькой посуде изображены мертвая голова и кости, что это означает?

- Где видел ты такую посуду? - спросил американец, бледнея.

Инхаглик подал ему темный флакончик и заметил, как дрогнула рука "доктора", когда тот принял его. Впрочем, Хайли сразу же овладел собой и засмеялся:

- Этим лекарством я лечил твоего сына, и оно, как ты знаешь, помогло. Оно дает человеку силу и бесстрашие, но у меня больше нет такого редкого и дорогого лекарства.

- Я хочу, чтобы ты был сильным и бесстрашным, - сказал Инхаглик. Здесь оставалось несколько капель твоего редкого лекарства, но ты уже проглотил их с олениной.

Трясясь и еще больше бледнея, Боб Хайли медленно встал из-за стола:

- Это неправда... Ты не мог этого сделать!

Большими глотками индеец выпил всю чашку до дна, и глаза его потускнели:

- Я хотел, чтобы ты был бесстрашным и сильным. Я знаю, что все твои лекарства поддерживают здоровье и не приносят вреда.

Возможно, что и теперь "доктор" смог бы сохранить спокойствие - у него оставалась все-таки малая надежда на ослабленность яда и на то, что доза была слишком незначительной, не смертельной. Но его выдал переводчик. С криком он бросился к вождю.