Валерий Сойфер - Власть и наука Страница 27

Помощь Горбунова предопределила также столь важное решение, как непосредственное административное подчинение института Правительству советской республики: "при Управлении делами Совета Народных Комиссаров СССР было создано Управление Научными Учреждениями, в которое входили, кроме Академии наук, Институт прикладной ботаники и новых культур во главе с Н.И.Вавиловым -- головной институт будущей ВАСХНИЛ, Монголо-Тибетская экспедиция под руководством П.К.Козлова10 и Особое техническое бюро (Остехбюро)" (78). Открытие нового научного учреждения было обставлено в высшей степени торжественно. Хотя базироваться он должен был в Ленинграде, церемония открытия, приуроченная к первому заседанию ученого совета института, состоялась летом 1925 года в Москве, причем непосредственно в Кремле. Вот что писала "Правда" об этом экстраординарном событии:

"20 июля, в 3 часа дня, в Кремле, в зале заседаний Совнаркома РСФСР, открылось первое торжественное заседание ИПБ и НК [Института прикладной ботаники и новых культур -- В.С.]...

На заседании присутствовал весь цвет сельскохозяйственной научной мысли СССР.

Председатель ЦИК СССР т. Червяков охарактеризовал значение института, являющегося первым звеном в деле создания всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В.И.Ленина.

Совет института образован в следующем составе: председатель совета -- Н.П.Горбунов, директор института -- Н.И.Вавилов, два заместителя -- В.В.Таланов и В.Е.Писарев. Кроме того, в состав совета входят председатели наркомзема союзных республик, председатель ЦК Всеработземлеса т. Анцелевич и представитель Сельскосоюза.

Институт имеет шесть основных опытных станций, шесть... опытных учреждений, 5 лабораторий, 55 географических пунктов, представительство в Нью-Йорке.

Основной задачей института является повышение урожайности всех видов сельскохозяйственных и лесных угодий СССР... т. Горбунов сообщает, что... Совнаркомом было ассигновано 4 миллиона рублей на ввоз первоклассного (семенного материала)... и около 3 млн. рублей на расширение семенных посевов. Это должно дать к осени миллион пудов исключительных по качеству отечественных семян, превосходящих лучшие заграничные образцы.

Институт в своей работе преследует практический уклон" (79).

Горбунов как человек, работавший личным секретарем Ленина вплоть до его смерти, озвучил тезис о том, что, создавая этот институт, Правительство исполняет волю Ленина, якобы выраженную им за год до смерти, в декабре 1922 года:

"Все делается... во исполнение завета обновления сельского хозяйства нашего Союза, данного Владимиром Ильичом Лениным..." (80).

Далее, представляя собравшимся руководящее ядро института, он говорил:

Директор института -- профессор Николай Иванович Вавилов, ученый мирового масштаба, ...пользующийся громадным научным авторитетом как в нашем Союзе, так и в Западной Европе и Америке.

Заместитель директора -- профессор Виктор Викторович Таланов... Ему Союз обязан выведением лучших сортов кукурузы, суданской травы и других кормовых трав.

Заместитель директора -- Виктор Евграфович Писарев... один из крупнейших русских селекционеров..." (81).

Примат практицизма в научной деятельности Вавилова

При оценке деятельности Вавилова не следует забывать то важное обстоятельство, что, поставив себя на службу новой власти, он, в соответствии с требованиями этой власти, направил основные усилия на всемерное развитие прикладных направлений, развитие науки, обращенной "лицом к практике".

В гимне коммунистов "Интернационал" был многократно повторен один и тот же лозунг относительно разрушения старого общества и создания на его обломках более совершенного. "Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног", -- выводили коммунисты, веря в то, что им будет несложно построить "наш, новый мир!". Вавилов также включился в этот мифический процесс, найдя свое место среди строителей новых устоев, заявив, что он и его сотрудники коренным образом изменят ассортимент выращиваемых в сельском хозяйстве культур, что разыщут на земном шаре массу новых видов полезных растений и введут их в практику. Экспедиции вавиловского института обследовали все уголки земного шара и собрали огромную коллекцию семян. Теперь, обещал Вавилов, основываясь на этой уникальной коллекции, специалисты начнут скрещивать лучшие формы. Он нередко употреблял метафоры вроде того, что "Мы будем проводить опыты на глобусе -- земном шаре".

Введением в название института девиза о новых культурах Вавилов привлек к себе внимание властителей, и несомненно слава крупного ученого помогла ему завоевывать доверие верхов, а умело разрекламированные обещания практической полезности его науки обеспечили такую финансовую подпитку его детища, какой не имело ни одно другое научное учреждение страны в те годы. Достаточно сказать, что в его институте уже в начале 30-х годов работала почти тысяча научных сотрудников, а через пять лет она возросла до тысячи семисот сотрудников! Эта цифра была по тем временам невообразимо большой. Для сравнения -- в ведущем в стране биологическом научном учреждении -- Институте экспериментальной биологии Кольцова штатных сотрудников было около десяти, в главном физическом институте страны -- Физико-техническом в Ленинграде, руководимом академиком А.Ф.Иоффе, -- институте, где работали будущие Нобелевские лауреаты Л.Д.Ландау, П.Л.Капица, Н.Н.Семенов и И.Е.Тамм (был в институте в 1942-1946 годах), было сто штатных научных сотрудников. Но как много из этой сотни оказалось по-настояшему великих физиков!11.

В соответствии с заказом властей, Вавилов с первых дней создания института, помимо серьезной научной задачи, связанной с изучением эволюции культурных растений, стал требовать, чтобы сотрудники были максимально настроены на практические задачи. Отнюдь не чистая наука должна была превалировать в деятельности сотрудников. Этим обстановка в новом институте коренным образом отличалась от той, что была заведена годами в Бюро по прикладной ботанике. От отделов физиологии, генетики, цитологии (первоначально входившей в лабораторию генетики, руководимую Карпеченко), биохимии требовалось теперь львиную долю времени отдавать практическим работам. Таланов, Писарев, Говоров, Максимов без возражений и внутреннего протеста подчинились этому требованию. Несколько труднее складывалось взаимопонимание между Вавиловым и талантливейшим генетиком Карпеченко. Отголоски такого отношения можно легко увидеть в письмах Вавилова Карпеченко, особенно в годы, когда Карпеченко работал за границей (те же разногласия проявились и в 1938-1939 годах). Хотя у Вавилова в целом были прекрасные отношения с Георгием Дмитриевичем, однако, просматривая письма той поры, можно найти немало сердитых строк как раз по поводу излишней, по мнению Вавилова, увлеченности Карпеченко теоретическими, а не узкоприкладными вопросами (приводимые ниже отрывки взяты из писем, которые Вавилов направлял в Англию, куда Георгий Дмитриевич был командирован в 1926 году):

"Что касается того, что мы все не занимаемся генетикой, что генетика отодвинута, объясняется логикой исследования... Не думаю, что такие большие работники, как Максимов, Левитский, Воронов, Жуковский и др., были бы меньшими сторонниками свободы, чем Г.Д.Карпеченко. Но, если нас мало интересует редька и очень интересует пшеница, ячмень, овес и рожь -- ничего не поделаешь...[редька как раз и была центральным объектом карпеченковских исследований -- В.С.]

Жаловаться на то, что Вам придется заниматься организацией, считаю сплошным недоразумением, ибо Вы поступили фактически на все готовое. Я привык ставить интересы дела выше своих личных, думаю, что это общее положение, на котором строится научная работа больших учреждений. Неся крест по налаживанию и обеспечению работы огромного коллектива, я, как и большинство из нас, наряду с минусами персонального порядка вижу в этом большой плюс и полагаю, что и в нашем учреждении действительно, может быть, существует для Вас несколько неприятная дисциплина...

Смысл нашего учреждения -- его безусловная полезность стране, и нужно уметь сочетать свои личные устремления с общими. Мне приходилось довольно много учиться, пожалуй, более, чем многим из моих коллег, и..., как мне кажется, та линия, которую мы ведем, не стоит в противоречии с общим ходом исследовательской работы...

Во всяком случае Вам придется внимательно учесть нужды Института..." (82). "Ведя большую машину, каковую представляет собой Институт, мы, конечно, делаем это не потому, что имеем склонность быть метродотелями по устроению сотрудников и комфорта для них, а потому, что понимаем, что при всех дефектах... это учреждение может дать огромный эффект даже практически... Вы напрасно отлыниваете от наших пожеланий и просьб..." (83)