История Бастилии. Четыре века самой зловещей тюрьмы Европы. 1370—1789 - Семён Дмитриевич Ахшарумов Страница 27

Между тем маршал д’Анкр стал серьезно опасаться, как бы и его самого не постигла беда, и хотел добровольно удалиться от управления делами.

Он сообщил о своем намерении жене и при этом перечислил своих врагов, беспрестанно ему угрожавших.

На это его жена ответила: «Мы всем обязаны королеве: нашим саном, нашим состоянием и почестями, которыми пользуемся. За это мы должны отплатить ей преданностью. Сильная интрига, говорите вы, возникает против нее и против нас. Любимцы молодого короля, а в особенности де Люинь, поклялись погубить и ее, и нас. Вместо того чтобы удаляться, мы должны смело противодействовать любимцам короля и де Люиню. Не устрашимся борьбы, начнем ее, и, когда мы восторжествуем, когда власть королевы утвердится непоколебимо, тогда удалимся, исполнив наш долг, не покинув благодетельницу в минуту опасности». Маршал возразил: «Но тогда, может быть, уже будет поздно: все предвещает наше падение, и предвестники грозящей нам катастрофы уже налицо». Затем, объясняя далее свои опасения, он высказал, что считает возможным, что враги их прибегнут даже к убийству. Несмотря на все доводы маршала, его жена стояла на своем. Хотя это нисколько не изменило убеждений маршала, с тех пор он стал действовать иначе. Он устранил всех лиц, враждебно против него настроенных, и окружил себя только людьми, ему преданными; укрепил принадлежавшие ему крепости, назначил командующими войсками лиц, в которых был вполне уверен, как, например, графа Овернского, и появлялся всюду в сопровождении 40 человек.

Однако, несмотря на все эти меры осторожности, он был убит 24 апреля 1617 г., когда шел окруженный всей этой толпой на совет в Лувр. Убийство это было совершено по приказанию короля. Когда ему сообщили об убийстве маршала, он воскликнул: «Теперь я король Франции!» Витри, один из убийц, был тотчас же после этого возведен в сан маршала Франции, а другой, убийца Персàн, назначен губернатором Бастилии. Ему было приказано, чтобы он, условившись с Витри, заключил туда вдову маршала д’Анкра и Барбина. Это было исполнено. Все совершилось на протяжении одного дня, и главным виновником всего этого был Люинь. Ему хотелось быть первым министром и получить все состояние Кончини, и Людовик XIII ему это обещал. Первое вполне от него зависело, относительно же второго представлялись затруднения: во-первых, вести процесс с человеком умершим, во-вторых, осудить вдову умершего маршала д’Анкра, не повинную ни в чем, что ставили в упрек ее мужу, и которой причиталась значительная часть имущества семейства Кончини. Однако же интриган, каковым был Люинь, и притом столь алчный, как он, нашел возможным начать процесс против покойного маршала и его вдовы. Но как ни старались извращать факты, чтобы иметь возможность обвинить ее в лихоимстве и других преступных деяниях, которые ставили в укор ее покойному мужу, так и не могли найти ни малейшего для этого повода. Люди, производившие следствие по этому делу, заявили наконец Люиню, что если дело будет в этом виде представлено на суд парламента, то подсудимая будет оправдана, и предложили этому временщику обвинить ее в колдовстве.

Люинь не гнушался никакими средствами, если они вели к достижению желанной цели, а потому согласился на это и подкупил судей, и парламент присудил вдову маршала д’Анкра к смертной казни. Только пятеро из судей отстранились от участия в этом деле, видя, что не могут освободить подсудимую от этой участи. Итак, в XVII в. госпожа д’Анкр была присуждена к смертной казни по обвинению в колдовстве, и казнь эта действительно совершилась. Госпожа д’Анкр находилась в Бастилии в подземной тюрьме. Что она там вытерпела – можно судить по тому, что тело ее опухло, и ей угрожала водянка.

Приговор свой она выслушала с твердостью и во время самой казни выказала столько мужества, что тронула даже самых ярых врагов своих. После этой казни Люинь стал обладателем огромного состояния. Он хотел, чтобы, кроме него, никто не имел влияния на короля[26], а потому старался как можно долее держать в изгнании королеву-мать, находившуюся в Блуа. Мария Медичи в особенности сожалела о Барбине и боялась, чтобы он не был вынужден дать такие показания, которые могли бы совершенно ее погубить. Она в этом случае действовала ловко, и ей удалось подкупить губернатора Бастилии. Хотя он и отказался содействовать бегству Барбина, но согласился передавать письма. Люинь узнал об этом, и губернатор Персан был арестован и заключен в ту же самую тюрьму, в которой томилась перед тем госпожа д’Анкр. Люинь вскоре сделался всесильным человеком, но, чтобы еще более упрочить свою власть, он привлек на свою сторону духовенство. Однако противная партия начала уже действовать: приверженцы королевы-матери и принца де Конде приободрились, и едва не дошло до междоусобной войны между Марией Медичи и ее сыном. Люинь находился в затруднительном положении, а у него при этом не было достаточно опыта, да и посоветоваться было не с кем.

Тогда епископ Люсонский, известный впоследствии под именем кардинала Ришелье, внимательно следивший за происходящим, предложил свои услуги. Его предложение было принято, и он был отправлен к Марии Медичи. Он действовал весьма успешно, и кончилось тем, что ему удалось наконец помирить королеву-мать с сыном. По настоянию этого ловкого прелата Люинь освободил принца де Конде, чтобы противопоставить его Марии Медичи и приобрести себе приверженца. В то время принц находился уже не в Бастилии, а в Венсенском замке, куда был переведен, потому что захворал в Бастилии, а Люинь, опасаясь ответственности, которой мог бы подвергнуться, если бы принц крови погиб там, перевел его в этот замок, чтобы де Конде мог дышать свежим воздухом. Когда решено было освободить Конде, Люинь сам отправился в Венсен, с почтением, подобающим принцу крови, вывел его из этой тюрьмы 20 ноября 1619 г. и затем представил его Людовику XIII. Через некоторое время после его освобождения появилась королевская декларация, в которой, между прочим, было сказано, что «кроме тех бедствий, которые они (то есть маршал д’Анкр и его жена) причинили Франции, одно из самых величайших было заключение всем нам дорогого и нами любимого кузена принца де Конде…».

Далее в этой декларации говорилось, что «король в обвинениях против принца де Конде усматривает только коварство и злой умысел тех, кто хотел погубить как государство, так и упомянутого его кузена». Между тем епископ Люсонский, которого мы