1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории - Коллектив авторов Страница 27

что не все руководители «братских» стран с самого начала воспринимали его остро критически. В историографии неоднократно отмечена умеренность и сдержанность венгерского лидера Яноша Кадара, имевшего за плечами трудный опыт «прерванной» революции 1956 г. в собственной стране. В мае 1968 г. на совещании «пятерки» в Москве Кадар подчеркивал: «… Мы не должны исходить только из фактов, которые лежат на поверхности. Если мы будем считать, что Мао Цзэдун и его товарищи выжили из ума, что Фидель Кастро – мелкий буржуа, Чаушеску – националист, а в Чехословакии действуют попросту сумасшедшие, то при таком подходе мы вообще не сможем ничего решить»[235]. Однако замечу, что уже через несколько месяцев, к августу 1968 г., позиция лидера венгерских коммунистов изменилась: он поддержал решение о вводе союзных войск на территорию Чехословакии.

Информация о подготовке силового варианта поступала в Бухарест по различным каналам, но о состоявшемся вводе войск румынское руководство официально узнало только в 3 часа 21 августа 1968 г., когда в ЦК РКП из советского посольства было доставлено курьером письмо (без подписи). В нем сообщалось, что войска пяти стран по просьбе большинства членов ЦК КПЧ были введены в Чехословакию в целях противодействия контрреволюции. Ознакомившись с письмом, Чаушеску в 6 часов 30 минут срочно созвал заседание Исполнительного комитета ЦК РКП, а в 10 часов утра уже состоялся расширенный пленум ЦК совместно с правительством Румынии.

Чаушеску представил на пленуме четко сформулированную позицию, согласно которой угрозы контрреволюции в Чехословакии не существовало, ЦК КПЧ владел ситуацией в стране, и, следовательно, для военной акции не было никаких оснований. Интервенцию Чаушеску оценил как грубую ошибку, подчеркнув, что Румыния может стать следующим объектом вторжения. Исходя из сложившейся обстановки, румынский руководитель указал на необходимость мобилизации армии, усиления охраны жизненно важных объектов, создания рабочих и патриотических отрядов самообороны. «Путь решения проблем, на который вступило руководство пяти стран, – заявил Чаушеску, – это путь авантюр, и нет никакой гарантии, что подобное не может случиться с другими странами, прежде всего с Румынией»[236]. Хотя Чаушеску не упоминал об особом курсе Румынии, по всей вероятности, именно его он считал основанием для подобных опасений.

Несомненно, важным стимулом решительных заявлений Чаушеску являлись его опасения потерять власть. Не случайно поэтому уже на упомянутом выше заседании Исполкома ЦК РКП он, по сути, встал на путь круговой поруки: заставил каждого участника дать оценку случившемуся. Скорее всего, он не хотел допустить, чтобы в руководстве РКП появилась «группа товарищей», наподобие «чехословацкой четверки», которые в будущем могли бы попытаться посягнуть на его власть. Благо прецеденты в истории румынской компартии имелись – «дела» Штефана Фориша (1944 г.), Анны Паукер и Василе Луки (1952 г.), Мирона Константинеску, Теохари Джорджеску и Иосифа Кишиневского (1957 г). Уместно напомнить и другие, менее известные факты, как, например, неудавшаяся попытка Хрущёва отстранить от власти в 1956–1957 гг. и в 1962–1963 гг. Георгиу-Дежа, заменив его на Киву Стойку или Георге Апостола, что не могло не повлиять негативно не только на личные отношения двух лидеров, но и на двусторонние отношения Румынии и СССР в целом[237].

Выступая вслед за генеральным секретарем, член Политбюро ЦК РКП Георге Апостол, впоследствии один из оппонентов Чаушеску, поддержал его позицию и заявил: «От советских можно ожидать всего, чего угодно». В том же ключе оценил обстановку Д. Поп: «События в Чехословакии, – заявил он, – вызывают не только возмущение, но и требуют принять меры для защиты нас не только от США и ФРГ, о чем постоянно твердят советские товарищи, но и против интервенции первого в мире социалистического государства не на словах, а на деле… Интервенция в Чехословакию показала его подлинное лицо, чуждое марксизму-ленинизму. Ведь в Чехословакию вторглись не США и ФРГ, а Советский Союз и войска еще четырех социалистических стран»[238].

Все выступившие поддержали Чаушеску, демонстрируя при том из карьеристских побуждений свои верноподданнические чувства. На их фоне выделялось выступление Киву Стойки, в котором он ни разу не упомянул ни Советский Союз, ни Чаушеску. Он акцентировал внимание на характере отношений между социалистическими странами: сотрудничество и взаимопомощь, но никоим образом не подчинение и господство[239].

В конечном итоге все члены Исполнительного комитета ЦК РКП, как представители старшего поколения (Ион Георге Маурер, Эмил Боднэраш, Александру Бырлэдяну, Леонте Рэуту и др.), так и новые выдвиженцы, высказались в поддержку сформулированной Чаушеску позиции[240].

В тот же день, 21 августа, состоялось заседание руководства Министерства обороны Румынии, наметившее конкретные меры по защите военных объектов, аэродромов, железных дорог, усилению охраны границ и пр.

В полдень 22 августа в Бухаресте состоялся многочисленный митинг трудящихся. По призыву ЦК РКП огромные массы народа стекались в центр столицы, демонстрируя с небывалым подъемом солидарность с братской Чехословакией. С балкона здания ЦК Чаушеску произнес пламенную речь, основное содержание которой сводилось к следующему: предпринятый через голову чехословацкого руководства, ЦК КПЧ и чехословацкого правительства ввод войск в Чехословакию равнозначен оккупации; нарушены принципы взаимоотношений между социалистическими странами и коммунистическими партиями стран-членов Варшавского договора.

Возглавлявший в то время кабинет министров Ион Маурер признал позднее, что Чаушеску, «опьяненный реакцией масс», отступил от заранее подготовленного текста и сказал больше, чем предполагалось. Ввод войск он, в частности, резко квалифицировал как «момент позора в международном рабочем движении»[241].

Пользуясь сложившейся ситуацией, Чаушеску и его окружение пытались создать в румынском обществе атмосферу политического психоза, подключив к этому средства массовой информации и весь пропагандистский аппарат.

В стране ширились слухи о предстоящем вторжении в Румынию, называлась и дата – 8 сентября 1968 г.[242]

Прозвучавший на массовом митинге в центре столицы призыв Чаушеску «быть готовыми в любой момент выступить на защиту нашей социалистической родины» начал стремительно воплощаться в жизнь. Уже на следующее утро несколько батальонов бойцов патриотической гвардии с оружием в руках прошли по улицам Бухареста, в том числе и перед зданием советского посольства. 23 августа отряды гвардейцев приняли участие в демонстрации трудящихся по случаю 24-й годовщины освобождения Румынии от фашизма[243]. В последующие дни на большинстве предприятий, в учреждениях и кооперативах были сформированы отряды патриотической гвардии, которые были сведены в роты и батальоны. Решалась задача их вооружения и обучения. Так, на крупный металлургический комбинат в Галаце было завезено оружие, которое было роздано рабочим, была организована усиленная военная подготовка[244].

Настроения в румынском обществе были сложными: по мнению тщательно изучившего источники историка В. Буги, поддержка румынами своего руководства не была всеобщей. Эта важная констатация нуждается в пояснении.

Значительная часть рабочего класса, крестьянства, партийных и