Гордон Брук-Шеферд - Перелетные птицы Страница 28

У Хохлова не было сомнений насчет того, кто хотел убить его, но ему было интересно узнать о методах, которые использовали его бывшие коллеги. Уже будучи в Соединенных Штатах, он узнал из токсикологического анализа, что был отравлен радиоактивным таллием. Бывший хорошо тренированный советский киллер, который выступал за использование в работе самых современных форм, был наконец удовлетворен.

8

Канберра

Эти драмы зимы 1954 года закончились уникальным двойным побегом. За девять дет до этого Игорь Гузенко сбежал из советского посольства в Оттаве вместе с женой, и она помогала ему в последовавших злоключениях. Но Анна была обыкновенной советской женщиной, как и жены других перебежчиков, последовавших примеру Гузенко почти десять лет спустя, независимо от того, покинули ли их мужья намеренно, вынужденно или с сожалением. В деле с Владимиром и Евдокией Петровыми мы имеем дело не просто с мужем и женой, а с коллегами. Во время побега он был подполковником МВД, где тогда гнездилась советская разведка, а она - капитаном той же службы. Тот же факт, что они не смогли совершить побег вместе, а лишь с промежутком в полмесяца, когда истеричную жену заставили присоединиться к мужу её советские телохранители, придает дополнительный драматический эффект этому событию. Дело Петровых уникально и в другом смысле: этому делу в самый его разгар была придана небывалая - ни до ни после - гласность в прессе.

И до того как они поженились, их жизнь шла, можно сказать, параллельными курсами. Он родился 15 февраля 1907 года в деревне Лариха в Центральной Сибири, в крестьянской семье Шороховых. Она родилась за семь лет до него* в заброшенной деревеньке Липки Рязанской губернии, а в возрасте 10 лет переехала вместе с родителями в Москву.

* Год её рождения не согласуется с утверждением в тексте (оно опущено) о том, что 12-летней девочкой она увидела на Лубянке пионеров (в 1912 году?) и другими фактами биографии. Возможно, она родилась семью годами позже. - Примеч. перев.

Оба были пионерами и комсомольцами, и Владимир стал таким неистовым коммунистом, что в 1929 году сменил фамилию и стал Пролетарским. Он отслужил три с половиной года на Балтике шифровальщиком и в 1933 году попал в таком же качестве на службу в штаб-квартиру разведки. Еще моряком он во время одного из последних увольнений на берег он зарегистрировал брак с молоденькой девушкой, но этот брак распался через пять лет.

Она после школы и двухгодичных курсов иностранного языка тоже попала на шифровальную работу в то же учреждение. Оба были свидетелями и раскулачивания, и репрессий 30-х годов. Два начальника Евдокии - некто Гусев и Глеб Бокий, старый большевик, знавший Ленина, - были расстреляны в 1937 году. Еще больший удар постиг непосредственно её в её доме. Она влюбилась в своего коллегу по службе Романа Кривоша, серба по происхождению, фигуру противоречивую, с потенциально опасными для него происхождением и вкусами - не менее чем борьбу с империалистическим проникновением он любил писать - прозу и стихи. Этой своей необычностью он и очаровал Евдокию. В общем, он в 1936 развелся с женой - эстрадной артисткой, и Дуся переехала к нему. В 1937 году родилась дочь, и семейное счастье казалось полным (тогда семейные союзы часто обходились без регистрации брака), но в середине её 45-дневного отпуска, положенного тогда советским матерям после рождения ребенка, это счастье оборвалось: в два часа ночью пришли два офицера в форме, перерыли всю квартиру и увели Романа (Роман остался жив, через десять лет Евдокия случайно увидела его в Москве - плохо одетого, с несколькими выбитыми передними зубами). Рассвет застал её сидящей одну, с крошечной дочкой на руках. Партийная инквизиция объявила ей "строгий с предупреждением" по комсомольской линии - за то, что не разглядела врага, - но на работе оставили. Но даже сумасбродный вердикт не поколебал тогда её веры в систему.

Потом она встретила Володю Пролетарского, который в 1938 году вернулся из китайской провинции Синьцзянь, где был в составе группы шифровальщиков, и начал осаждать её. Ее выбор был сделан, когда в апреле 1940 года умерла от менингита её дочка, которая успела полюбить "дядю Володю", звала его перед смертью, и он провел рядом с нею и убитой горем матерью последние часы её жизни...

Фамилию она оставила свою: фамилия "Пролетарская" казалась ей вычурной и искусственной. Но проблема счастливо разрешилась, когда супругов и коллег в 1942 году направили на работу в Стокгольм. Начальство решило, что "Пролетарский" звучало бы слишком воинственно для пребывания в нейтральной Швеции. И они стали Петровыми.

Путешествие вылилось в настоящий кошмар. Вначале десять недель жили в Архангельске в надежде сесть на конвой в Лондон. Но потом отправились через Тегеран, Каир и морем в Дурбан (и "по дороге" были торпедированы в Красном море), затем морем до Британии, а затем уже ночным рейсом из Абердина добрались до Стокгольма. В семимесячном путешествии Евдокия увидела много необычного и неожиданного: обилие продуктов на каирских рынках, доброе отношение на борту британского эсминца, подобравшего их в Красном море, и гостеприимство к "торпедированным русским" повсюду в Южной Африке. За четыре года пребывания в Швеции они увидели много примеров западной свободы и западного изобилия. Но ничто не поколебало их коммунистической лояльности.

Официально Владимир был дипломатом, но у него были две секретные функции - шифровальщика и офицера безопасности по работе в советской колонии. Последняя функция не долставляла ему неудобств, хотя под его надзором была и сама мадам Коллонтай, посол, уважаемая героиня революции и человек с мировой репутацией. Видно, в Москве кое-кто боялся, что эта пожилая хрупкая легенда коммунизма, теперь прикованная к инвалидному креслу, представляет какую-то угрозу.

Евдокия также была довольна своей работой секретаря в резидентуре посольства. Ей поручили даже разработку кандидата на вербовку - женщины, работавшей в шведском МИДе. В конечном итоге на вербовку та не пошла, но Евдокия была удовлетворена, что ей дали такое задание - это свидетельствовало о высоком доверии.

Но не так служебные успехи вызывали удовлетворение Петровых (он стал подполковником, она - капитаном), как счастливая атмосфера в стокгольмском посольстве благодаря тактичной и внимательной мадам Коллонтай, которая с человеческой теплотой проявляла интерес к каждому работавшему в посольстве. Петровы чувствовали себя гармоничной частью советского анклава, занимаясь нужным делом в приятной обстановке.

Позже Петров писал, что увидел в Швеции процветание и демократическую атмосферу, стократно понял фальшь советской пропаганды и бесчеловечность советской системы. Но эта же система открывала ему карьеру, давала привилегии, облекала доверием. У него не было личных причин для недовольства. Они появились позже, при других обстоятельствах, в Канберре.

Так оно и было. Прибыли они туда 5 февраля 1951 года. А до этого они вернулись - в октябре 1947 года - из Стокгольма, и три года Владимир занимался тем, что проверял лояльность моряков советских судов, ходивших в загранплавание, и членов советских делегаций, отъезжавших на Запад. В Канберре он снова был поставлен на надзор за совколонией, а также за деятельностью эмигрантов - выходцев из Прибалтики и осевших в Австралии советских граждан. Были у него и более приятные обязанности. Его сделали официальным представителем ВОКСа в Австралии (Всесоюзного общества культурных связей с заграницей. предшественника ССОДа - примеч. перев.). Благодаря этому он получал завидную привилегию ездить, более или менее по своему выбору, по штатам Австралии, распространяя пропагандистские фильмы и литературу в обществах дружбы. Самой сложной из задач была организации "нелегальной" шпионской сети - из разведчиков-"нелегалов". К тому времени, когда Петров получил это задание, он уже был назначен и.о. резидента советской разведки. Хотя это назначение, произведенное в феврале 1952 года, было временным, Петров оставался им в течение целых трех лет до момента бегства.

Жена работала бухгалтером посольства и секретарем посла, а также выполняла некоторые разведывательные задачи, как в Швеции. В основном из-за работы Владимира им не обязательно было жить в посольском доме, и они снимали маленький современный дом в фешенебельном пригороде Канберры. Поскольку это была единственная супружеская чета, хорошо говорившая по-английски, их часто приглашали в гости. Неудивительно, что им начали завидовать их коллеги. Да к тому же и деньги: оба находились на хороших постах, детей у них не было, так что это была самая процветающая пара в посольстве.

Зависть положила начало ненависти и вражде, и это явилось главным фактором, толкнувшим Петровых на разрыв. Будь у руля такая же спокойная, рассудительная и добрая личность, как мадам Коллонтай, по всей вероятности ничего и не случилось бы. А так тучи начали сгущаться через несколько месяцев после их приезда. когда Петров сбежал, с собой он принес телеграмму, датированную 6 июня 1952 года, в которой говорилось "об отсутствии такта в отношениях с сотрудниками посольства, включая самого посла," со стороны Евдокии Петровой, "что наносит ущерб её работе". это было предупреждением для обоих.