Франк Коллар - История отравлений власть и яды от античности до наших дней Страница 28

Глава IV

В конце IX — начале XI в. политическая система Западной Европы претерпевала серьезные изменения. Могущество королевской власти постепенно уменьшалось, перераспределяясь в пользу крупных сеньоров феодалов. Их замки превращались в новые центры власти, связь которой с подданными становилась более тесной. Складывалась система вассалитетных или феодальных отношений, в которой главенствовали присвоившие себе права сюзеренов герцоги и графы. Уровень насилия в это время был чрезвычайно высок, что историки обычно объясняют отсутствием гарантий мира насамом верху общества. Как быто ни было, борьба за власть продолжалась, приобретала кровавый характер и выливалась в прямые вооруженные столкновения. Соперники бросали друг другу вызов, а исход сражений воспринимался как решение Божьего суда. Появилось обыкновение благословлять мечи, а сословие воинов (mzlztza) наделялось особыми чертами; возникала специфическая рыцарская этика, регулировавшая применение силы. Вассалитетные отношения пришли на смену исчезнувшей системе связей, они структурировали и сплачивали верхушку общества. Верность вассала сюзерену обеспечивалась клятвой и обменом дарами; рыцарь получал фьеф (землю в условную собственность) за службу. Пронешедшие изменения отражала и идеализировала рыцарская литература, которая появилась в XI в. («Песнь о Роланде»). Герои из истории кельтов или франков без колебаний убивали противника в открытом бою, который велся по строгим правилам, во имя чести рода, дамы или Господа. Поэзия трубадуров воспевала войну, изображала ее свежей и радостной, сравнивала ее с приходом весны.

Каково же могло быть место яда в этой системе рыцарской добродетели, которая с презрением относилась, например, к арбалету, «оружию дьявола», отдававшему лучшего рыцаря во власть любого мужика, умевшего стрелять? Не должно ли было применение коварного оружия восприниматься как из ряда вон выходящее преступление? Политические столкновения происходили все чаще, однако их участники не могли применять средства, не соответствовавшие этике воинов. Ничто не было так чуждо идеологии меча, как происки и козни с целью отравления. И тем не менее в XI — начале XIII в. яд не исчез из взаимоотношений внутри властных элит. Более того, XII в. английский историк Дж. Рассел даже назвал в 1978 г. «веком ядов». Отравление оставалось излюбленным способом действия тех, кто не мог носить оружие, т. е. клириков и женщин. Не исключалось оно и из практики феодальных элит. Яд фигурировал даже в литературных вымыслах. И этот парадокс требует объяснения.

В 1114 г. архиепископ Оша проводил расследование об отравлении епископа Олорона епископом Дакса. Не шла ли в данном случае речь об использовании служителями Церкви яда за неимением возможности прибегнуть к оружию воинов? Франкское общество еще со времен Каролингов делилось на категории. Одним из критериев их классификации являлось право носить оружие, которое распространялось на m/l/tes. Другие группы населения — /nermes — оружием не обладали. Прежде всего к ним относились простолюдины, не имевшие никакого доступа к власти. Кроме них, были и знатные «безоружные», принадлежавшие, наоборот, к миру сильных и обладавшие всеми материальными знаками могущества: королевы и владелицы замков. Они не носили оружия, поскольку являлись женщинами. Не носили оружия также и прелаты: Папа, кардиналы, епископы и аббаты. Духовным лицам это запрещалось каноническим правом.

Приэтом случалось, что, невзирая на свое положение, дамы и прелаты все же применяли силу. И тогда все настоятельнее утверждавшиеся социальные нормы могли их подтолкнуть к соответствующим способам действия. Таким образом, сложившиеся представления о «безоружности» этих групп влекло за собой применение специфических мер по отношению к тем, кто им угрожал. Они предусматривали уничтожение врагов без пролития крови.

«Это их ремесло — 1 Лгать, предавать и отравлять людей» (Сео est lur mest/er / Ment/r, trah/r et gent empo/sonner), — восклицал автор «Поругания женщин» (XIII в.). Приведеиная цитата выдает, конечно, женоненавистническую сатиру, однако в эпоху расцвета Средневековья насилие и в самом деле часто принимало разные формы в зависимости от пола того, кто его применял. В книге «Дамы XII в.» Жорж Дюби блестяще показал, как безоружная женщина выковывала свое собственное оружие. А во времена «возрождения XII века», когда вновь оживало наследие древней культуры, авторы-клирики и, как правило, мужчины с легкостью приписывали женщинам склонность к отравлению. Античность была так богата прекрасными римлянками-отравительницами, о которых писал, например, около 1200 г. английский клирик Готье Мап в «Сказках для придворных»: «Ливия убила своего мужа, потому что она его слишком ненавидела, Люцилия — своего, потому что она его слишком любила. Первая намеренно дала мужу выпить настойки волчьего корня; вторая же ошиблась: напиток, который она подала своему мужу, вызывал не любовь, а безумие». Сама Библия связывала Еву с несчастьем (Eva/vae); первородный грех осмысливалея как отравление Адама его подругой. В сочинениях немецкой аббатисы XII в. Хильдегарды Бингенской Ева даже оказывалась у истоков появления ядов на земле. А франко-норманнский историк XII в. Ордерик Виталий, со своей стороны, проводил параллель между судьбой Адама и предполагаемым отравлением в 1085 г. норманнского герцога Калабрии и Апулии Роберта Гвискара собственной женой. Герцог будто бы был изгнан из земной жизни, как Адам — изгнан из рая. И в том и в другом случае смерть становилась следствием «предательства со стороны женщины». Оно противопоставлялось рыцарской добродетели, по определению являвшейся мужским качеством. Можно сказать, что данные отравления носили скорее семейный, а не политический характер. Однако не стоит забывать, что в сознании толкователей Библии XII в. власть возникла в садах Эдема, а первая в истории человечества пара представляла собой также и первое политическое сообщество. Речь шла о государе и о его взбунтовавшейся подданной. Понятно, что в «Книге о манерах» Этьена де Фужера, капеллана Генриха 11, а затем епископа Реннского, плохая женщина изображалась отравительницей своего господина. Фужер клеймил графинь и королев еще сильнее, чем прочих женщин, ибо знатные дамы «сеют ненависть, /Подстрекают к ссорам и похищениям».

Согласно определенной культурной традиции, историки и составители хроник, принадлежавшие по преимуществу к духовенству, стремились связывать отравления с многочисленными dom/nae (госпожами), жаждавшими власти. И эта жажда сама по себе уже являлась духовной узурпацией, поскольку Бог поставил женщину в подчиненное положение. Благодаря стереотипному мышлению количество высокопоставленных отравительниц, несомненно, преувеличивалось. Впрочем, яд вообще обладал свойством чаще появляться в речах, нежели в реальной жизни, и соотношение того и другого часто невозможно бывает проверить.

XI и XII вв. являют нам целую галерею отравительниц. Ордерик Виталий, находил их повсюду: от герцогства Нормандского до самых отдаленных земель на юге, до которых добрались норманны. Согласно Виталию, считалось, что искусством яда, полученным от врачей Салерно, владела вторая супруга Роберта Гвискара Сигельгаита, которая происходила с юга Италии. Она становилась воплощением женщины-отравительницы, жаждавшей власти для себя и для своего потомства. Сигельгаита решила избавиться от сына Роберта от первого, норманнского, брака, поскольку боялась, как бы он не погубил ее собственного сына Рожера. Она приказала врачам приготовить сильный яд, но затем по приказу мужа сама же изготовила противоядие, дабы спасти жертву. Молодой человек избежал смерти, но на всю жизнь остался бледен. Спустя двадцать семь лет он умер от яда неизвестного происхождения. Хотя пасынок Сигельгаиты выздоровел, онаопасаласьнаказания со стороны супруга, продемонстрировав опасную способность убивать и даровать жизнь. На следующий год она с большим успехом применила ее в отношении самого Роберта, поскольку рассчитывала выйти замуж за византийского императора Алексея Комнина, с которым герцог Калабрии воевал. Василеве был доволен устранением опасного врага, но тоже беспокоился по поводу умений Сигельгаиты и якобы приказал предать ее смерти. Заслуживающие доверия источники не подтверждают эту историю, которая, по всей видимости, отражает стереотипные представления.

У Ордерика Виталия часто встречалась фигура мачехи-отравительницы, особенно на земле всяческих опасностей — в Сицилии. Аделаида, жена графа Сицилии Рожера 1 Сицилийского, брата Роберта Гвискара, и мать маленького Рожера II, в 1130 г. ставшего первым королем Сицилийским, овдовела в 1101 г. Пока ее сын был мал, делами управлял зять, доблестный рыцарь. Потом Аделаида сочла, что его миссия представляет собой опасность для Рожера, и отравила регента. В то же время графиня лелеяла мечты о новом выгодном браке. Обуреваемая жаждой почестей и роскоши, она попыталась вступить в союз с Балдуином Иерусалимским, однако была отвергнута как подлая преступница.