Анатолий Нутрихин - Жаворонок над полем Страница 28

- Пошли вниз? - предложил Деденко.

На первом этаже, в столовой, превращенной в буфет, продавали бутерброды, лимонад, сельтерскую, пирожные и конфеты. Приятели выгребли из карманов мелочь, купили минеральной с сиропом и по бутерброду с сыром.

За соседним столиком расположились старшеклассники Северьян Бутаков и Венька Шишкин со знакомыми барышнями. Компания вела себя шумно, кавалеры отчаянно любезничали. Митя невольно проворчал:

- Цацкаются с девчонками, дылды...

- Смотреть противно, - поморщился Деденко. - Уйдем отсюда.

Митя и Максим поднялись на второй этаж, откуда уже доносилась музыка. Посередине зала вальсировали две пары. Вскоре к ним присоединились явившиеся из буфета Бутаков и Шишкин с подругами.

Оркестранты старательно дули в трубы, маленький кантонист ритмично ударял в литавры. Танцоры старательно демонстрировали хореографические таланты, с торжеством посматривая на подпиравших стены товарищей. Среди последних был и Менделеев. "Почему я не столь же развязен, как этот верзила Шишкин? - мысленно сетовал он. - По сути, Венька - трус. Месяц назад мы с Чугуном обратили его в бегство. Конечно, он испугался прежде всего Андрея, но все-таки удрал. А сейчас прямо - орел! Глядит на окружающих свысока... Если бы мне пригласить на танец вон ту белокурую девочку в голубом платье. Как она мила!" Лицо девочки показалось Мите знакомым, видимо, он встречал ее на улицах: Тобольск не велик...

Время летит быстро. Кончается очередной вальс... Какая жалость!

- Айда за мной, Дед! - Менделеев увлек Максима в пустой, оказавшийся незапертым класс, - повторим некоторые па.

Они затоптались на узком пространстве между классной доской и кафедрой, репетируя вальс и полечку. Минут через десять Максим изрек:

- Можем, идем в зал!

Вернулись. При первых звуках мазурки Митя пересек зал и, приблизившись к избраннице, шаркнул ступней, мол, ангажирую ... Девочка в голубом согласно кивнула и возложила на плечо его изящную ручку. Партнер бережно обнял даму за немыслимо тонкую талию и повел по паркету.

Раз-два-три!.. Вроде получается. Не без опаски всмотревшись в порозовевшее лицо незнакомки, кавалер увидел потупленные глаза, вздернутый носик и пухлые, сердечком, губы. Уловив его взгляд, девочка слегка улыбнулась.

- Если не секрет, как вас зовут? - отважившись, спросил Митя.

- Фелицатой, - сказала девочка. - Не правда ли редкое имя? Правда, дома меня зовут просто Татой.

- Очень музыкальное имя, - не без восхищения отозвался Митя. - Вам известно его значение?

- Да, Фелицата - значит счастливая. Но, право, моя жизнь не столь уж безоблачна. Впрочем, вам это, наверное, безразлично...

- Отчего же? - запротестовал Митя. - Только я полагаю, что беззаботной жизни вообще не существует. Надо уметь преодолевать трудности.

Он тут же подумал, что давать банальные советы проще всего и замолк. Все же до конца танца Митя и Фелицата обменялись еще двумя-тремя фразами, которые хотя и не имели особого значения, но свидетельствовали, что между ними установились почти приятельские отношения. Поэтому Менделеев уже уверенно пригласил свою даму на следующий танец. Теперь он чувствовал себя почти триумфатором: "Смотрите все! Я танцую с самой красивой девочкой!"

Скорее всего, Тата не была лучшей в зале, но ему в этот миг представлялось именно так. Он снисходительно взирал на толпу нетанцующих, приметил в ней Пашу и обрадовался: теперь-то брат непременно поведает дома об его, Митином, успехе.

Между тем близился конец бала. Мать Таты, строгая представительная дама, увезла дочь домой. После их исчезновения Митя с полчаса подпирал спиной стенку зала, потом отыскал в гардеробе свою шинель и отправился домой.

Сыпал редкий снег. В просветах темного неба мерцали звезды. На душе у Мити было празднично, хотя он и не понимал причины приподнятого настроения. Неужели все дело в девчонке? Но разве он не встречал подобных ей раньше, не дергал их за косы и не швырял в них снежки? Отчего же сегодня хорошо и приятно?

Ненароком, поправляя шапку, он поднес руку к лицу. От нее шел чуть уловимый запах духов. Митя замурлыкал вальс, который играли кантонисты... Дома оказалось, что Паша еще не вернулся, и пришлось самому рассказать Лизе о своем успехе. Сестра вышивала в гостиной салфетку и похвалила брата. Но похвалила, как ему показалось, из вежливости. И Мите больше не захотелось распространяться на эту тему. Он пошел к себе в мезонин и пока поднимался по лестнице, у неговозникла утешающая мысль: сочинить стихотворение. Мальчик уединился в своей комнате и сел за стол...

Горели свечи, белел лист бумаги. Перо то двигалось, то замирало, рождая неровные строки. Наконец, сочинитель скомкал бумагу и хотел было бросить ее в стоявшую подле стола корзинку, но передумал: пошел в коридор и сунул неудавшееся творение в печку. Сочиненные стихи явно ему не понравились: они не передавали его мыслей и чувств.

Он извлек из ящика стола тетрадь и в синей клетчатой обложке, в которую записывал понравившиеся стихи, афоризмы, пословицы. Вот стихотворение, которое ему дал переписать Ершов:

Слышу ли голос твой

Звонкий и ласковый,

Как птичка в клетке

Сердце запрыгает;

Встречу глаза твои

Лазурно-глубокие,

Душа им навстречу

Из груди просится.

И как-то весело,

И хочется плакать...

"Какие простые и волнующие слова! - подумал Митя. - В них бездна чувств. Их сочинил гений! А ведь это стихотворение, по словам Петра Павловича, Лермонтов написал в юности!"

Восковые сосульки на канделябре образовали причудливую бахрому. После полночи обгоревшие свечи были погашены, но мальчик лег спать не сразу. Он стоял у окна и всматривался во тьму ночи, с грустью размышляя о собственной бездарности:

"Наверно, Лермонтов тоже встретил на балу девушку, такую же прелестную, как Фелицата, и так же думал о ней и мечтал увидеть снова. Он, скорее всего, при следующей встрече преподнес барышне свои стихи, аккуратно переписанными - и она посмотрела на него уже с гораздо большим интересом, чем тогда, на балу. А он, Митя, сочинять не может. И белокурая девочка в голубом платье, необыкновенная Тата, увидев его в толпе гимназистов, не отличит от прочих мальчишек.

С подобными мыслями Митя и уснул.

26. У Семи Отроков

Миновало Крещение. Ярче светило солнце, и в полдень начиналась дружная капель. Однажды, воскресным днем, Марья Дмитриевна объявила о намерении ехать с детьми в церковь Семи Отроков к обеденному богослужению. В назначенный час у крыльца стояла кибитка. Возле нее топтался Ларион.

Марья Дмитриевна, Поля, Лиза и мальчики забрались в кибитку. Кучер тронул лошадей, когда появилась Прасковья. Запыхавшаяся кухарка возгласами остановила отъезжающих. Оказалось, она вернулась из верхнего города, куда ходила навестить куму, и теперь решительно заявила, что ехать туда просто опасно.

- Ахти, милая! - возразила Марья Дмитриевна. - Но мы давно собирались побывать на Завальном кладбище...

- Вольному воля. Только потом на меня не пеняйте, дескать, не предупредила, - не сдавалась кухарка, - езжайте! Однако сегодня там стреляли, а может и сейчас палят...

На лицах мальчиков отразилось крайнее любопытство. А стряпуха продолжала:

- В верхнем посаде многие в погребах спрятались. А как не испугаешься, коли на улице - бах-бабах! Кума Фестинья с Аннушкой в подполье забились. У бабки Анфисы собака со страху с цепи сорвалась и убегла невесть куда: еще покусает кого.

- Полно тебе, Параша, языком молоть. Кто в кого стрелял? - спросила хозяйка.

- Бой был у кладбища и на нем самом, - охотливо отвечала кухарка. Знакомый городовой сказал куме, будто разбойники из леса нагрянули. Там арестантики дорожки от снега очищали. А лесные злодеи, видать, замыслили отбить их у стражи. Ох, родимые, кажись, опять выстрелы слышу!

Прасковья юркнула в калитку. Все прислушались: ничего тревожного не доносилось. Мальчики улыбнулись, мол, кухарка просто трусиха. Однако Марья Дмитриевна сказала:

- Береженого бог бережет. Поедем к обедне, но не к Семи Отрокам, а в наш, Михайло-Архангельский собор.

Решение маменьки удивило Пашу и Митю. Но потом они поняли, что она не зря отменила поездку в верхний город. От соседей и прохожих братья узнали: возле кладбища произошло что-то серьезное...

Обыватели, между тем, встревожились. Поползли невероятные слухи...

Вечером, после ужина, под окнами дома Менделеевых раздался короткий свист. Так сигналил братьям только Фешка. Они, немедля, выскочили на улицу. Кто-кто, а сын кузнеца должен был знать все верховские новости. Фешка повел приятелей на ближайший пустырь и там рассказал необыкновенную историю. Еще он предложил разжечь костерок и испечь картошку, которую принес с собой.

Развести костер зимой оказалось не просто. Собранные щепки не разгорались, пришлось сломать валявшийся поблизости ящик, сухие доски которого быстро занялись желтым пламенем. Когда накопилась горячая зола, в нее закопали десяток картофелин. В ожидании, пока те испекутся, братья и выслушали Фешкин рассказ. По словам приятеля, нынче утром Северьян попросил его отнести вдове стряпчего Собакина две заказанные ею дверные скобы. Фешка завернул их в холстину, положил в сумку и пошел.