Брайан Фаган - Археология. В начале Страница 28

Некоторые исследователи обращались к марксизму для обрамления своих дискуссий и выработки концепций. Многие теории были выдвинуты учеными-марксистами, такими как Антонио Грамши, Анри Лефевр и Клод Мелассо (МакГуайр — McGuire, 1992). Диалектический марксизм, к примеру, подчеркивает понимание взаимосвязанных отношений явлений внутри общества. Следовательно, существование, пол, класс и раса рассматриваются как неотъемлемые части всей социальной системы, а не как независимые конструкции. Марксистские теории и аналитические концепции были очень важны для археологов-историков, исследующих археологию капитализма и экспансию Европы в незападный мир (М. Джонсон — M. Johnson, 1993; Орсер — Orser, 1966). Другая часть марксистской археологии фокусируется на современных контекстах, в которых действуют археологи, и является частью критической археологии.

Критическая археология считает, что поскольку археологи являются актерами в современной культуре, то они должны активно влиять на общество (Шэнкс и Тили — Shanks and Tilley, 1987a, 1987b). Одним из экстремумов является марксистский взгляд на археологию, согласно которому все знание является классовым и поэтому археология формирует историю с классовыми целями (МакГуайр — McGuire,1992). Таким образом, реконструкции прошлого имеют социальную функцию, и, следовательно, археология не может быть нейтральной, объективной наукой. Обращаясь к критическому анализу, археология может исследовать отношения между реконструкцией прошлого и идеологией, которая помогла создать эту реконструкцию.

Критическая археология является процессом, при котором археологи становятся более критичными в отношении собственного места в развивающейся западной научной школе (Триггер — Trigger, 1984, 1989). Большая часть критической археологии сосредоточена на понимании. Другими словами, нас должны беспокоить культурные корни нашей работы.

Культурный материализм вырос из марксистских воззрений, но здесь подчеркивается роль существования и технологии существования как основного источника социокультурных явлений. В основе всех социокультурных явлений лежит инфраструктура, в которую входят средства существования и основные нужды, такие как пища, одежда и кров. Эти явления оказывают выборочное давление на остальные элементы общества, включая структуру семьи, разделение труда, классы, религию, науку, обычаи и идеологии (М. Хэррис — M. Harris, 1968, 1979, 1999). Хотя и другие культурные явления могут влиять на культурную эволюцию, факторы инфраструктуры рассматриваются здесь как намного более важные.

Культурный материализм особенно привлекателен для археологов, потому что в нем подчеркивается важность технологий и окружающей среды, как раз тех аспектов сообществ прошлого, которые хорошо сохраняются в археологическом материале и подвергаются оценке.

Теория мировых систем, разработанная социологом Эммануилом Валлерштайном (1974, 1979, 1980), утверждает, что социоэкономические различия между сообществами являются продуктом взаимозависимой всемирной экономики. Все сообщества размещаются по трем общим категориям: сердцевинные (core) сообщества — это мощные промышленные нации, доминирующие над другими регионами и нациями; полупериферические сообщества также индустриализованы, но у них нет мощи первых; периферические общества находятся вне сердцевины и никак не могут контролировать экономическую экспансию сердцевины. Взаимоотношения развитых и развивающихся стран в современном мире рассматриваются здесь в свете сердцевинно-периферических отношений.

Не удивительно, что теория мировых систем дала археологам-историкам, исследующим пересечение Европы с остальным миром, важную модель (ДеКорс — DeCorse, 2001a, 2001b). Хотя и археологи, изучающие докапиталистические общества, нашли много полезных для себя концепций, рассматривая отношения в старших и меньших «мировых системах», например социополитические усложнения в Месопотамии и Центральной Америке (Chase-Dunn and Hall, 1991).

С археологической точки зрения термин когнитивная археология охватывает широкий спектр поведенческих моделей человека, особенно религию и верования, а также развитие и выражение сознания человека. Иногда ее называют археологией разума.

Некоторые археологи исповедуют когнитивно-процессуальный подход с принципиально новой основой, чтобы сблизить старые и новые модели и методы. В этом подходе подчеркивается тщательная оценка данных, что характерно для процессуальной археологии. «Когнитивные процессуалисты» никогда не станут утверждать, что они знают, о чем думали люди прошлого, но они могут проникнуть в то, как они думали (Ренфрю — Renfrew, 1993a, 1993b; Скибо и другие — Scibo and others, 1995).

Структурные подходы рассматривают человеческие культуры как структуры символов, являющиеся кумулятивными порождениями человеческого разума. Другими словами, люди думают и упорядочивают свои миры посредством «основных, мощных и гибких символов» (Леон и другие — Leone and others, 1987). Целью структурного анализа является обнаружение этих универсальных принципов человеческого разума. Подобный подход ассоциируется, в частности, с французским антропологом Клодом Леви-Стросом. Это попытки добраться до сознательного и подсознательного мышления человека. Леви-Строс утверждал, что мышление основано на бинарных противоположностях (1966), то есть мы все делим на противоположные типы — горячее и холодное, сырое и приготовленное, природа и культура. Такие бинарные противоположности обнаруживаются в любом обществе, и их можно идентифицировать посредством анализа.

Когнитивно-нематериалистическая природа структурализма затрудняет его применение при рассмотрении материального, и, следовательно, структурализм применим ограниченно. Однако некоторые постпроцессуалисты в меньшей степени озабочены культурными универсалиями и больше внимания уделяют когнитивным структурам в отдельных обществах (Кирш и Залинс — Kirch and Sahlins, 1992). Археолог Иан Ходдер изучал нубийских земледельцев Судана и показал, что все аспекты их материальной культуры, включая похоронные обычаи, структуру поселений и стили артефактов, можно понять в контексте набора правил, которые увековечили их веру в «чистоту, ограниченность, деление на категории». Таким образом, нубийское общество является результатом структурированного символизированного поведения и обладает фундаментальной практичностью. Но еще у него есть своя логика, которая и генерировала материальную культуру, которую и изучают археологи.

Что впереди?

Археология является любопытной общественной наукой, поскольку археологи «не в состоянии ни наблюдать поведение человека, ни узнать его мыслей непосредственно из первичных данных», писал Брюс Триггер (1991). В этом лежит корень современных теоретических споров. Триггер и другие считают, что процессуальный подход будет способствовать лучшему осмыслению того, что археологи уже знают, но без лучшего понимания того, что в человеке заставило его произвести что-то из найденного археологического материала, это бесполезно (Уили — Wylie, 1988).

Процессуальная и постпроцессуальная археология успешно существуют бок о бок. Процессуальная археология более эффективна при изучении долговременных факторов, влияющих на изменения в культуре и крупных социальных структур. Такие темы, а также изучение поселений охотников-собирателей и земледельцев хорошо подходят для широкого, часто беспристрастного анализа, основанного на статистических данных. Сторонники постпроцессуальной археологии тяготеют к тому, чтобы сосредоточить свое внимание на отдельных личностях или небольших группах, на «интерпретации, многозвучности, значении, деятельности, истории» (Ходдер — Hodder, 1999). Такие темы лучше всего изучать в сложных исторических сообществах, там, где имеется много письменной и археологической информации, или когда исследуется культурное наследство в общественных целях.

Что же будет в будущем? Единственный ответ — археологи не уверены. Сегодня многие археологи считают, что в человеческом поведении есть большая степень вариативности, чем это допускали процессуальные археологи. Другими словами, человеческое поведение менее упорядочено, чем считали эволюционисты культуры, хотя и не такое уж произвольное, как полагают некоторые ученые-постпроцессуалисты. В различных регионах имеется достаточно закономерностей в изменениях культур, например возникновение земледелия и деревенской жизни в Юго-Западной Азии и Центральной Америке, что позволяет предположить, что повторяющиеся действия причины и следствия часто дают в результате эволюцию схожих форм поведения в удаленных друг от друга районах.

Значительное разнообразие человеческого общества имеет место в результате взаимодействия между универсальными свойствами, психологическими свойствами человечества и различными обстоятельствами, заставляющими каждого индивида адаптироваться к различным социальным, экологическим и историческим ситуациям. Отсюда объяснение лежит в меняющихся уровнях анализа между полюсами культурных универсалий и индивидуальной адаптацией. По отдельности нельзя объяснить большие отличия и схожести древнего и современных сообществ. Таким образом, самая полезная эволюционная точка зрения в археологии в плане изменений во времени эта та, которая фокусируется на отдельных личностях, которые постоянно приспосабливают свое поведение как к социальным изменениям, так и к меняющейся окружающей среде.