Егор Классен - Древнейшая история Славян и Славяно-Руссов Страница 29

Что пастухи назывались древле аланами, то явствует из употребляемого до сих пор в Тверской, Новгородской, Смоленской и некоторых других губерниях слова алань, означающего у туместных жителей пастбище. И действительно, мы встречаем это слово как нарицательное и слитое с собственным, означающим племя в Алано- Уннах (Alanounni, Alauni) и Алано-Руссах (Alanorsi, Alano-Rsi), а также в Руссах-аланах (Roxolani, Roxi-Alani).

Вот сколько мнимо разнородных племен оказываются по критическом рассмотрении из названий, Славянами, принадлежащими только к двум сильнейшим племенам их: Руссам и Уннам. Но, может быть, по дальнейшим исследованиям и окажется, что Руссы и Унны составляют одно и то же племя и что название Унны есть также нарицательное, как и название Славяне.

Кроме того, надлежит заметить, что Греки и Римляне имели обыкновение переводить на свой язык славянские знаменательные прозвища, и потому вместо Загорцев являются у них Tranomontani; вместо Кривичей, которых они принимали за однооких, Arimaspi; вместо кожевенников – Scythae, производя это слово от [71]; так вместо Украинцев явились у них Gypedi.

Приведем теперь одни названия Руссов, встречаемые нами у Греческих и Римских писателей, они называют их: Rossi, Rozzi, Ruzzi, Aorsi, Attorozi, Chazirozzi, Sebbirozi, Vuillerozzi, Ruthi, Rutheni, Alanorsi, Roxolani, Aorsi, Arsietae, Gethae Russi, Arimaspi, Thervingi, Iviones, Kujavi, Gelones, Valioini, Viilini, YUni, Agathyrsi, Ostrogothi (Острогожцы), как их и доселе называют германские географы), Wisigothi[72] (Весьегонцы), Thyragethae, Thanaiti, Volski, Wolsi, Etruski, Gardariki, Nemogarda, Suselzi, Galli (Галичане или Галичи), Nischani (Низовцы), Okobi (Оковцы), Mursiani (Моршанцы), Buzani (Бужане), Diviones (Двинцы), Linnones (Глиняне, на реке Глинной), Gypedi, Krani, Ukrani, Karni (украинцы) и пр.; а также Lantani, Carpiani, Kissini, Zipani, Malachita, Melanchlani, Carpi, Neuri, Stumi, Strusi, Carpagi, Cepini, Sabira, Scythae, Sauromathae и пр. – Столько же различных названий встречаем мы, относящихся и к другим Славянским племенам.

Этим множеством имен приводится каждый следователь в такое стеснительное положение, что невольно оставляет труд свой как безуспешный в этом неисходном лабиринте. Но по приведении всех этих названий к одному знаменателю, т.е. к одному роду Руссов, внезапно проливается ясный свет на всю древнюю историю, и уже ненужно предполагать, что Скифы извели Сарматов, что Сарматы перерезали Скифов; не нужно мгновенно передвигать народы, и сами собой уничтожаются все мнимые переселения их; одним словом вся путаница разрешается объяснением, что для одного и того же племени употреблялись разные названия, которые при всем том еще так изуродованы, что не только трудно признать в них славянские корни, но что они утратили даже всякое созвучие и сходство со славянскими именами.

Но когда мы признаем всех этих мнимых иностранцев, зашедших, по мнению позднейших толкователей, из Азии, но не оставивших нигде следа о своем переходе, за Руссов, то все написанное о них делается уже собственностью Русской истории. – А это будет немалый запас!

Итак, чтобы найти несомненные следы Славянства во всеобщей истории, надлежит выкинуть из нее все изуродованные прозвища народов, употребив, вместо них одно, всем им общее племенное название. – Сделав это, уже не представится в летописях толкотни народной, не нужно будет выводить племена откуда-либо, и опять туда спроваживать, как сделано с Гуннами; не нужно предавать их, посреди Европы, вечному успению без всякой видимой побудительной причины к тому, как преданы Визиготы и Остроготы, которых мы отнюдь не смешиваем с Вест-Готами и Ост-Готами, идущими своим чередом в истории. Тогда мы получим те же самые народы и их племена, какие и ныне налицо в Европе, исключая только Османнов как позднейших пришельцев. А сообразив местности каких-либо Меланхленов или Карпианов, указанные в истории, с местностями махланников или курпинников в России, определим, может быть, и настоящие жилища этих племен; а на подобном пути разместим и все племена этнографически и географически.

Сделав все это по указанному пути, надлежит совершить другое очищение летописей: это от желчи и клеветы Греков и Римлян. Ибо все те действия Славян, которые в настоящее время по праву народному были бы признаны не только справедливыми, но даже необходимыми, очернены до того нашими учителями, что представляют Славян извергами; тогда как побудительные причины к тому заключались отнюдь не в их виновности, а единственно в эгоизме Греков и Римлян, желавших быть повелителями вселенной и стремившихся достигнуть этой цели путями обмана, коварства и насилия, и употреблявших там низкую клевету, где им встречалось сопротивление, или плата насилием за насилие. – Заметьте при этом, что больше клеветы падало обыкновенно на сильнейшие племена – на Уннов и Руссов, перед которыми трепетали сами клеветники, платившие им постыдную дань. – На этом пути можно верно вывести и силу славянских племен, имевших столкновение с Византией и Римом.

Чтобы представить полное убеждение в клевете Греков на Славян, рассмотрим это обстоятельство поближе: Греки называют Славян варварами за их лютость при нападениях на греческие селения; и мы привыкли верить им на слово, не следя в этом обвинении всех обстоятельств дела. Но рассмотрите беспристрастно, которая из двух сторон ближе к варварству: обвиненные или обвинители? – Греки и Римляне, стараясь беспрестанно расширять свои владения, нападали на мирно живших Славян и порабощали их; но если Славяне сопротивлялись им, защищая свою свободу, то всех взятых в плен с оружием в руках Греки казнили, а из остальных покоренных выбирали силачей для образования гладиаторов или бойцов, обреченных драться между собой на жизнь и смерть. Эти побоища служили для увеселения мнимых добронравственных просветителей, которые радовались и ликовали, смотря на умирающего бойца, избитого своим противником. Вглядитесь в этом действии в политику и характер Греков и Римлян. По политике их им нужно было истреблять отважных и сильных противников; они достигали этого казнью пленных; но чтобы истреблять в покоренном племени и сильных людей, не бравших хотя оружия в руки, но при тогдашних способах войны могших быть для них опасными при первом восстании народа, они последних истребляли под видом единоборства. Это Римско-Греческая просвещенная политика, служившая для уменьшения силы врагов. Взгляните теперь на их характер: Греко-Римляне собирались в амфитеатры смотреть на травлю людей: они ликовали, когда один боец выбивал другому глаз или раздроблял ему череп; их утешали и восхищали предсмертные стоны и судороги умирающего насильственной смертью! – Это характер просвещенных Римлян! Ученых тиранов!

Славяне имели, конечно, сведение о судьбе своих братьев и потому для освобождения себя от гнета римского часто делали восстания и, вторгаясь во владения своих врагов и тиранов, истребляли всех мучителей своих, попадавшихся к ним в руки, не щадя даже малолетних детей их. Но спрашиваем: где более варварства? У Греков ли и Римлян, обрекавших на казнь Славян, защищавших свое отечество, свою свободу, свой культ? У Греков ли и Римлян, с кровожадным восторгом взиравших на мучительную смерть своих противников? У Греков ли и Римлян, назначавших такие истязания для народного увеселения и развлечения? – Или у Славян, совершавших хотя не менее жестокие казни, но делавших это в ожесточении против притеснителей своих? – Мы видим, что у первых истекало варварство из народного характера и сообразной ему обдуманной политики; у последних же оно было только местью за насилие! Первые совершали зло хладнокровно и с обдуманностью, последние же только в минуты остервенения, вызванного к тому продолжительным страданием. Кто же тут истинный варвар: Византиец или Славянин?

Ясно, что Греки и Римляне желали, чтоб Славяне покорялись им безусловно, жертвовали им не только своим достоянием, но и свободою действий, даже самой жизнью, и потому вооружали их против единоземцев-единомышленников своих и сопротивлявшихся этому называли варварами. Это дает повод не верить на слово ни греческим, ни римским историкам, со времени духа преобладания этих двух народов; а потому все сказания, составленные ими о Славянах должно соображать с обстоятельствами притеснителей и притесненных и, согласно разумной критике, очищать их от клеветы, желчи и насмешки.

Исполнив совестливо это дело, мы получим верный взгляд на нравственную сторону Славян, особенно принимая при этом в соображение, что Геродот называет их достойнейшими людьми, что Прокопий приписывает им откровенность и добродушие; что Маврикий и Гельмольд называют их благонамеренными и заботливыми даже о иноплеменных странниках; и соображая наконец, что у Славян был закон, по которому каждый пленник, в чьих бы руках он ни находился, пользовался независимостью, ступив на славянскую землю. Но считая недостаточным одно это сказание, мы можем сделать поверку славянского характера сличением с характерами некоторых царственных лиц у Славян, могших со всею свободою выставлять свою волю на вид людям и тем обнаруживать все малейшие изгибы и оттенки сердца своего.